Синклер Льюис - Том 4. Элмер Гентри
Не успел Элмер сообразить, радоваться ему или негодовать, и не успел измученный гриппом Джим собраться с силами, чтобы решить этот вопрос за него, как кто-то оглушительно и властно забарабанил в дверь, на пороге возник Джадсон Робертс, огромный, как медведь, веселый, как щенок, сияющий, как десять солнц, и с ходу, не теряя времени, принялся за Элмера. До шести часов ему предстояло обработать еще человек шесть скептиков и тайных любителей табака.
Джадсон Робертс был красивый молодой гигант, с волнистой шевелюрой, обворожительной улыбкой и голосом, зычным, как иерихонская труба, когда по стратегическим соображениям требовалось изобразить грубую мужскую силу, и ласковым, как лепет лесных фиалок под ароматным ветерком, когда нужно было увещевать заблудших сестер во Христе, за исключением разве что слишком уж заблудших.
— Здорово, Сорви-Голова! — загудел он. — Руку!
Элмер обычно из озорства пожимал руку так, что у человека трещали кости. Теперь же, впервые в жизни, его собственная лапа заныла от боли и бессильно повисла. С глуповатым видом он потер ее.
— Много слышал о тебе, Сорви-Голова! И о тебе тоже, Джим. Прихворнул, Джим, что ли? Хочешь, сбегаю за врачом? — Старина Джад непринужденно присел на край кровати Джима.
— Да нет, спасибо, — скривил губы Джим. Впрочем, в лучах ослепительной улыбки гостя даже Джиму Леффертсу с трудом удавалось сохранять кислую мину.
Робертс опять повернулся к Элмеру:
— Да, сынок, наслушался я о тебе! Какая классная игра была, наверное, в матче с Торвилсен-колледжем! Говорят, ты врезался в линию защиты, точно пушечное ядро! А когда перехватил мяч у того верзилы шведа, он рухнул, как подкошенный.
— Да… это самое… игра была ничего…
— Репортаж-то я, конечно, и сам читал…
— Ну да? Правда?
— …и, естественно, захотелось услышать подробности и с тобой познакомиться, Сорви-Голова. Стал расспрашивать о тебе здешних ребят, и, надо сказать, наговорили же они мне про тебя чудес! Эх, не было тебя со мной в университетской команде в Чикаго! Нам бы тогда такого нападающего!
Элмер сиял.
— Вот так, парень: ребята в один голос твердят, что ты малый что надо. Первоклассный спортсмен, настоящий товарищ. Если бы только, говорят, не один недостаток…
— Ну?
— Говорят, ты трус, братец.
— Что-о? Это кто ж такой говорит, что я трус?
Джадсон Робертс не спеша встал с кровати и положил Элмеру руку на плечо.
— Все говорят, Сорви-Голова! Понимаешь, чтобы дать Иисусу возможность сразиться за твою душу и признаться, что ты побежден в поединке с богом, требуется огромное мужество. Нужно обладать недюжинной смелостью, чтобы опуститься на колени и признать свое ничтожество, когда весь мир глумится над тобою. Вот этой-то смелости в тебе и нет, Элмер! Ты воображаешь, что если ты такой здоровенный детина…
Старина Джад с силой повернул его лицом к себе; стальная рука Старины Джада впилась ему в плечо.
— Ты считаешь, что ты слишком силен, слишком хорош, чего тебе водить компанию с какими-то сопливыми, жалкими церковными крысами, так ведь? Ты у любого из них одним щелчком вышибешь дух, правда? Ну, так вот, я тоже из этой братии. Хочешь меня одолеть? Попробуй!
Робертс быстрым движением сбросил пиджак и остался в полосатой шелковой рубашке, плотно облегавшей его могучий торс.
— А ну, давай, Сорви-Голова! Я не прочь сразиться с тобой во славу божию! Ты нужен богу! Нести радость бедным, слабым, больным, обездоленным, посвятить этому жизнь! Подумай сам — что может быть прекраснее для такого великана, как ты? Ты понимаешь, как они все пойдут за тобой, эти тщедушные бедняги, эти детишки, как будут превозносить тебя, преклоняться перед тобою? А, парень? Так, стало быть, я худосочный святоша? А ну, попробуй-ка, вздуй меня! Попробуй, дай мне!
— Да нет, что вы, мистер Робертс…
— Джадсон, старая ты калоша! Старина Джад!
— Нет, Джадсон, вы же сами меня разделаете под орех. У меня тоже кулаки ничего, но с вами мне тягаться не стоит.
— То-то, приятель. Ну так как же: все верующие — нытики?
— Нет…
— Слюнтяи? Тряпки?
— Нет.
— И лжецы?
— Да нет же!
— Вот и хорошо, старина. Могу я считать себя твоим другом при условии, что не стану совать нос в твои дела?
— Еще бы!
— Тогда сделай мне одно одолжение, только одно. Придешь завтра вечером к нам на торжественное собрание? От тебя ничего больше не потребуется. Пусть, по-твоему, мы шарлатаны, думай, что хочешь, твое дело. Все равно приходи и не решай заранее, что мы кругом неправы. Голова у тебя на плечах есть, да еще какая, посмотри, что мы за люди, разберись сам. Так как же, придешь?
— Приду, обязательно, конечно!
— Ну и отлично, сынок! Горжусь, что мне позволили так запросто ворваться сюда, хоть и незваным гостем. Помни: если действительно почувствуешь, что я прибегаю к недостойным способам воздействия на твоих приятелей, можешь не стесняться, выкладывай все напрямик: я буду только рад такому доверию и учту критику. Ну, всего, Элм! Пока, Джим! Да благословит вас бог!
— Счастливо, Джад!
И он умчался, как ураган, увлекая за собою и ничтожную былинку Эдди Фислингера.
И только тогда Джим Леффертс заговорил.
После того как отзвучала последняя реплика Джадсона Робертса «под занавес», Элмер несколько мгновений стоял, онемев от восторга, смакуя все, что услышал. Почувствовав на своей спине взгляд Джима, он с вызывающим видом обернулся к кровати. Друзья обменялись неприязненным взглядом. Элмер взорвался первым:
— Что ж ты не высказался, пока он был здесь?
— Какой смысл толковать с серым волком, когда он почуял запах мяса! А кроме того, он не дурак, этот тип.
— Ох, слушай, как здорово, что ты это сказал!.. Потому что это… Ну, в общем, я хочу тебе объяснить, что я сейчас переживаю…
— Нет уж, давай не надо, мой милый. Ты еще не достиг той стадии, когда начинают творить чудеса. Да, он не дурак. Во всяком случае, при мне никто еще так ловко не обводил вокруг пальца простофилю. Да, еще бы, он просто ждет не дождется, чтобы ты подошел к нему на собрании, дал в ухо и заявил, что не можешь осчастливить его своей санкцией…
— Своей чего?
— …на его театрализованное действо — и рекомендуешь ему бросить это занятие, сменить профессию и пойти в грузчики. Безусловно. И он, конечно, читал репортаж о твоих футбольных подвигах в матче с Торвилсен-колледжем. И еще послал нарочного в Нью-Йорк за «Ревью оф ревьюз»[28], чтобы узнать подробности. А Эдди Фислингер ему об этом и слова не обронил! Он еще, наверное, и в лондонской «Таймс» читал о твоей игре. Будь уверен! Он же сам сказал. Он ведь праведник — он врать не станет. А если б ты не стал его другом, так он бы прямо зачах с горя. А если он и кого другого из нашего брата-студента поймал на эту удочку, так ведь, наверное, никак не больше тысчонки-другой, всего только!.. Честное слово, начинаешь верить в этого старого бородатого еврейского бога! Кто, как не он, мог сотворить в этом мире столько идиотов?!
— Слушай, Джим, ты просто не понимаешь Джада…
— Да. Не понимаю. Человек мог стать приличным боксером, а он изо дня в день цацкается со всякой ползучей дрянью вроде Фислингера!
В подобном духе беседа тянулась до полуночи, несмотря на то, что у Джима был жестокий жар.
И все же на другой день Элмер оказался на собрании, которое проводил Джадсон Робертс, — один, без защиты Джима, который валялся дома в таком скверном настроении, что Элмер, вызвав к нему врача, улизнул из дому подобру-поздорову, не дожидаясь обеда.
IIНесомненно, не кто иной, как Эдди, письмом или телеграммой сообщил миссис Гентри, что ей следовало бы приехать на молитвенное собрание. (От Парижа до Гритцмейкер-Спрингс было всего сорок миль.)
Часов в шесть вечера Элмер тихонько открыл дверь своей комнаты, все еще надеясь, что Джим, может быть, разрешит ему пойти на собрание, все еще готовый уверять друга, что, если он пойдет туда, ему тем более не грозит опасность быть обращенным на стезю добродетели. Не одну милю вышагал он по грязи, терзаясь тревожными думами, и теперь был готов, если Джим заупрямится, отказаться и от собрания и даже от дружбы с Джадсоном…
Он нерешительно переступил порог и увидел, что у кровати Джима стоит не кто иной, как миссис Гентри собственной персоной.
— Ма? Вот это да! Ты что здесь делаешь? Случилось что-нибудь? — всполошился Элмер.
Уж если его матушка решилась пуститься в такой дальний путь, уж, наверное, произошло что-то из ряда вон выходящее: кто-нибудь скоропостижно скончался, не иначе.
Миссис Гентри и бровью не повела.
— А почему бы мне и не проведать моих мальчиков, если мне хочется, а, Элми? Ты, пожалуй, Джима в гроб вогнал бы своим табачищем, если бы не я. Хорошо, я догадалась проветрить как следует эту берлогу. А я-то думала, Элмер Гентри, что в Тервиллингер-колледже курить запрещено. Я думала, мой милый, ты здесь подчиняешься правилам! Ну, да видно, мало ли что я думаю…
