Андрей Седых - Сумасшедший шарманщик
Пароход должен был уйти вечером. Оставалось очень мало времени. Сол сунул в руку Дины бумажку с нью-йоркским адресом и на прощанье сказал:
— Напиши письмо моей маме… Она хорошая еврейская мама и она пришлет тебе что-нибудь, — может быть, платье, или сладкого. Обязательно напиши и скажи, что ты меня видела.
* * *Миссис Фрида Чикмэн живет в Нью-Йорке на Ист Сайде, на улице, населенной еврейской беднотой. Ряды скучных коричневых домов с лесенками, на которых в летние вечера сидят люди без пиджаков и женщины в застиранных ситцевых платьях. Посреди улицы детвора играет в бейсболл, из окон завывают радио-аппараты. На этой улице живут бедные, но хорошие и приличные люди. Мистер Чикмэн имеет небольшой магазин, — он торгует старой мебелью. На дела пожаловаться нельзя, Рокфеллером он не станет, но на жизнь зарабатывает. Дочь Ренэ — самая красивая девушка на всей улице. На нее уже начинают заглядываться будущие бейсболлисты, и она ходит в школу, а летом, во время каникул, чтобы заработать несколько долларов, служит машинисткой в конторе. Сол плавает где-то в Европе, — он моряк торгового флота. Когда мама думает о Соле, ей всегда хочется плакать: такой хороший мальчик и должен плавать на пароходах! Чикмэны всегда мечтали вывести своих детей в люди. Слава Богу, дети хорошие, — краснеть за них не приходится.
Когда почтальон подал миссис Чикмэн письмо с польскими марками, она обрадовалась: наверно, письмо от Сола. Потом радость сменилась тревогой,'— письмо было написано по-польски, незнакомой рукой. Не случилось ли, не дай Бог, чего-нибудь с ее мальчиком? К счастью, соседка знает польский язык, — она приехала в Америку из Лодзи. Соседка перевела: какая-то еврейская сиротка видела Сола, и он дал ей нью-йоркский адрес. Девочка писала, что у нее в мире никого нет, — может быть, она может писать миссис Чикмэн и называть ее мамой?
Миссис Чикмэн заплакала, потом заплакала женщина, переводившая ей письмо.
Конечно, Дина может называть ее мамой… Но как помочь бедной девочке?
* * *В. С. Вайнберг узнал об этой истории случайно — миссис Чикмэн зашла к нему поговорить о какой-то своей одесской родственнице. И, заодно, рассказала ему о девочке, которая пишет нежные письма, называет ее мамой, и которой она посылает пакеты.
— Доктор, — нерешительно спросила миссис Чикмэн, — может быть, эту девочку можно сюда выписать?
Доктор показал на груды писем, которые Одесское Землячество получает из Европы с просьбами о помощи. Каждый из этих людей мечтает приехать в Америку и просит прислать ему аффидэйвит. Откуда добыть все эти аффидэйвиты? И потом, — так трудно получить визу, в особенности для сиротки, не имеющей в Америке родственников!
Вечером В. С. Вайнберг рассказал жене о визите миссис Чикмэн, и о страшной судьбе Дины. Жена посмотрела на мужа и сказала:
— Почему же мы не можем ее выписать?
Это было так логично и так просто, что доктор сразу согласился. Но осуществить решение оказалось делом нелегким. Пришлось начать долгие хлопоты, дождаться получения квотной визы. Девочка тем временем была отправлена с группой детей из Польши во Францию, а из Франции организация ортодоксальных евреев собиралась переотправить юных иммигрантов в Палестину.
Конечно, Дина хотела ехать в Америку, где у нее есть добрая мама и появились дядя и тетя Вайнберги. В приюте негодовали:
— Твое место в Палестине!
И другие дети, мечтавшие о подвигах и славе, уже видевшие себя солдатами Хаганы, дразнили Дину:
— Американише лэди!
Пока писали письма, пока бумаги путешествовали из одного департамента в другой, прошло не мало времени. Американише лэди исполнилось пятнадцать лет, когда, наконец, ей сказали, что она может ехать в Америку.
* * *— Неужели я в Нью-Йорке?
Она в Нью-Йорке, в крошечной квартирке на Девятой улице. Три комнаты. В первой, на диване, спит Дина с ее новой сестрой Ренэ. Во второй спят мистер и миссис Чикмэны. В третьей помещается Сол, — он уже не плавает по морям и нашел себе постоянное место в Нью-Йорке. Мистер Чикмэн сказал жене:
— Ну, что же, — немного потеснимся. Она — хорошая девочка!
Дину одели. У нее есть новое платье и модное зеленое манто, — точно такое, как у Ренэ. Ей уже показали Таймс Сквер, она изведала радость «айскрим сода» в угловой аптеке. Начала ходить в школу.
Дина очень счастлива.
Постепенно она превращается в стройную красивую девушку. Иногда по ночам ей снится чудесный сон, — она едет в Америку, к новой маме, миссис Фриде Чикмэн. И Дина просыпается в слезах радости.
Исчезновение капитана Кларка
Капитан Кларк жил в одном с нами доме и, помнится, с первого знакомства меня разочаровал: по всем литературным традициям морской волк должен быть коренастым, широкоплечим человеком с обветренным лицом, ходить в развалку и отпускать крепкие словечки. Ничего этого у капитана не было, — он производил впечатление среднего американца, при встрече с которым не сразу можно догадаться об его профессии. С одинаковым успехом он мог быть адвокатом, продавцом автомобилей Форда или изготовлять сандвичи в угловом «дрог-сторе».
Одна черта его характера меня все же поразила. Вместо обычной американской приветливости, разговорчивости и любопытства к новым людям, был он довольно скрытен и молчалив, никем и ничем особенно не интересовался и вообще старался не вмешиваться в чужие дела. И о себе капитан не любил рассказывать. Только после нескольких лет знакомства, да и то совершенно случайно, я узнал, что во время войны он ходил с конвоями в Мурманск и дважды немецкие самолеты топили его судно. Это рассказала мне его жена Маргерет, милейшая женщина и кроткое существо, ходившая по воскресеньям в пресвитерианскую церковь и певшая там в хоре.
Настоящей дружбы между нами не было, — прежде всего из-за неразговорчивости и нелюдимости капитана и, кроме того, приезжал он домой не часто, на короткие сроки, а больше бывал в плаваниях, которые продолжались иногда месяцами. Но Маргерет заходила к нам по вечерам поболтать, и от нее мы знали, что Кларк — она всегда называла его по фамилии — сейчас в Японии или Северной Африке, и что она ждет его через пять-шесть недель. Никогда она не жаловалась на одиночество, но нам казалось, что вся жизнь этой женщины проходит в ожидании. И, наконец, наступал день, когда вдруг раздавался телефонный звонок и происходил очень короткий разговор:
— Как поживаешь, Маргерет?
— Отлично. Как ты, Кларк? Когда пришел пароход?
— Час назад. Мы стоим у пристани на 36-й улице. Я должен еще зайти на таможню с бумагами, потом поеду в Компанию и часов в пять буду дома.
И перед тем, как повесить трубку, он говорил:
— Марджи, приготовь хороший обед.
* * *Именно такой разговор произошел в то утро, когда капитан Кларк вернулся из Дакара. Он был, как всегда, лаконичен, но сказал жене, что плавание вышло тяжелым, он порядком устал и приедет домой сейчас же после того, как отпустит команду и побывает в пароходном обществе.
Полицейское расследование, которое началось только на третий день после исчезновения капитана Кларка, установило, что он действительно побывал в Компании, сдал там довольно крупную сумму денег, получил свое жалованье и долго разбирал какие-то документы, связанные с грузами. Все это заняло не мало времени. Освободился он только в четвертом часу дня и сказал, что едет повидать жену, — один из служащих Компании отпустил по этому поводу принятую у моряков в таких случаях шутку, и капитан, против обыкновения, даже улыбнулся.
Час спустя его видели на углу Бродвея и 70-й улицы, в двух шагах от дома. Вместо того, чтобы идти к себе, капитан зашел в бор Отеля Аламак, где его хорошо знали, выпил стакан пива, купил пачку папирос. В баре он провел всего несколько минут. Бармен позже показал, что у Кларка был озабоченный вид и что выглядел он очень усталым.
Было около четырех часов дня.
Теперь капитану Кларку оставалось только свернуть за угол и сделать сотню шагов, чтобы попасть к себе домой.
* * *Маргерет накрыла на стол, приготовила все для коктейлей и надела свое лучшее воскресное платье. На обед было все, что любил капитан: сельдерей с зелеными оливками, громадный стэйк, запеченные по-бостонски бобы и пышный яблочный пирог, который на этот раз особенно ей удался. Теперь все было готово, оставалось только ждать. Обычно эти последние минуты ожидания были особенно томительными.
Капитан опаздывал. Часов в семь Маргерет подумала, что можно, конечно, позвонить в Компанию и спросить, когда он вернется, но это было неудобно, — жены моряков не должны показывать, что они беспокоятся, как не полагалось, например, приезжать в порт, встречать или провожать мужа. К тому же, теперь слишком поздно: служащие кончили работу, разошлись, и на звонок никто не ответит. Немного погодя, она решила, что капитан встретил в Компании какого-нибудь старого приятеля, и они отправились выпить, — это иногда случалось. Бывало и нечто другое, более серьезное, что Маргерет тщательно скрывала от знакомых: после возвращения из дальнего плавания у капитана иногда начинался запой.
