Цирил Космач - Смерть великана Матица
— Дайте ему еще водки! — посоветовал Робар.
И ему дали водки. Мужчины наперебой предлагали бутылки Хотейцу.
С наступлением ночи Матиц немного успокоился, дыхание стало ровным. Хотеец подошел к мужикам, прошептал:
— Спит…
— Думаешь, он в самом деле уснет? — спросил старый Реец.
Хотеец кивнул.
— Нет чтоб поторопиться! — вздохнул Вогрич.
— Кому? — удивленно спросил Чарго, который никогда ничего не мог понять сразу.
— Кому? — презрительно окинул его взглядом Устинар. — Смерти, конечно.
— Аааа… — протянул Чарго.
— Она уже здесь, — заметил Хотеец. — Только дело у нее нелегкое: Матиц не трава. Матиц — дуб. А чтобы дуб косою скосить…
Мужчины покивали задумчиво и посмотрели на гигантское тело Матица. В горнице воцарилось молчание. Молчание нарушил звон колокольчика. В сенях послышались шаги, звон колокольчика стал отчетливым и повелительным. Над головами женщин показалась длинная рука причетника с колокольчиком, за ней — голова Модрияна и голова священника. Женщины расступились, и на пороге все увидели коренастую фигуру священника в белом облачении.
Хотеец подошел к Матицу, положив левую руку ему на лоб, он с такой силой выбросил правую навстречу священнику, что тот вздрогнул и отшатнулся. Переведя дыхание, он открыл рот, словно желая что-то сказать, но Хотеец не позволил: он гневно и повелительно указал на дверь и сделал это так резко, что кости в локте захрустели. Священник кинул взгляд на Модрияна, повернулся и незаметно исчез в темных сенях.
Это последнее испытание Матица прошло для него незамеченным. Лихорадка не отпускала его всю ночь. К утру Матиц успокоился. Дыхание его ослабевало. Наконец он глубоко вздохнул, могучая грудь его поднялась, расширилась. И выдохнул, усы над почерневшими губами дрогнули — он затих.
Хотеец зажег спичку и трясущейся костлявой рукой поднес огонь к губам Матица. Пламя не погасло, тишина стояла такая, что было слышно, как зашипели опаленные волоски усов.
— Кончился, — громко произнес Хотеец и вздрогнул. Вслед за ним вздрогнули все — как будто смерть, сделавшая свое дело, прошмыгнула мимо них в сени. Какое-то время люди стояли неподвижно, молча, потом зашевелились и начали разговаривать — вначале тихо, затем все громче и громче.