Маркиз Сад - Аделаида Брауншвейгская, принцесса Саксонская
С помощью Батильды Аделаида привела себя в порядок, и они отправились в сад, оказавшийся размером немногим больше той комнаты, что служила им темницей; высокие стены, окружавшие сад, убивали всякую надежду перебраться через них.
— Ах, сударыня, — воскликнула Батильда, глядя на заступы, — если вы не возражаете, мы к ним даже не притронемся: мне не хочется ни умирать, ни ложиться в собственноручно выкопанную могилу. Идемте, сударыня, не будем печалиться и позавтракаем под кипарисом, которому предстоит окутать тенью наше последнее пристанище; давайте лучше есть вареную морковь, составляющую весь наш завтрак. Вода здесь, как видите, вполне чистая, что, принимая во внимание, из какого грязного пруда она берется, весьма удивительно: поверхность пруда плотно заросла ряской.
Ободренная поистине философским оптимизмом своей спутницы, принцесса последовала ее примеру и съела свою половину скудного завтрака.
— К счастью, — проговорила она, — наши драгоценности и деньги остались при нас.
— О сударыня, эти люди не воры, они действительно мстители.
— Но почему месть их направлена на меня? Разве я виновна в смерти Кауница? Разве он был моим возлюбленным?.. Неужели никто не усмотрел в этой истории никаких противоречий?
— Кауниц, — ответила Батильда, — мог наделать глупостей, а глупости могли ввести в заблуждение принца. Люди же, похитившие нас, мстят за брата, а так как знают они об этой печальной истории только по слухам, они уверены, что именно вы повинны в его смерти.
— Получается, нам придется умереть, так и не узнав истинной причины несчастий наших!
— Нет, сударыня, мы непременно все узнаем… прежде, чем похитители наши покусятся на нашу жизнь, мы сбежим отсюда.
После завтрака несчастные узницы принялись за работу.
Так как внимание читателя принадлежит сразу нескольким персонажам, мы просим у него дозволения рассказывать то об одних, то о других, до тех пор, пока все они наконец не соединятся.
В Дрездене все шло как нельзя лучше; маркиз Тюрингский мудро и великодушно правил доверенными ему землями, в них воцарилось изобилие, войны на границах прекратились, и все в Германии стали говорить, что, попав в руки правителя столь рассудительного, Саксония отныне обретет счастье. Но хотя маркизу удавалось сохранять спокойствие и благоразумие, он отнюдь не был счастлив. Зная о побеге возлюбленной своей из Торгау и опасаясь, как бы Фридрих, отправившийся странствовать с единственной целью отыскать супругу свою, уже не нашел ее и она не стала жертвой его мести, он терялся в догадках, где сейчас обретается предмет его страсти нежной… подобные мысли терзали его денно и нощно, и надобно было обладать счастливым характером, чтобы, будучи несчастным, усердно радеть о счастье других.
Фридрих же, по-прежнему в сопровождении графа, пробыв некоторое время в Гамбурге, решил отправиться в Голландию. Там, в окружении людей различных званий, он научился распознавать характеры и ценить доброе отношение, чему вряд ли обучишься на троне, ибо окружающие тебя придворные обычно являются либо низкими льстецами, либо надменными завистниками.
Однажды в Амстердаме ему довелось обедать за одним столом с известнейшим в Европе купцом; не зная, кто сидит напротив него, негоциант завязал с Фридрихом разговор.
— Сударь, — начал он, — поверьте, мои занятия и мои связи гораздо более важны и обширны, нежели труды и союзы монархов; а так как это утверждение пока никто не оспорил, следовательно, я могу утверждать, что моя персона полезнее короля.
— Сударь, — ответил Фридрих, — я с вами не согласен. Вы работаете только для себя, заботитесь только о своем благе. Монарх же заботится о благосостоянии всех своих подданных, ему чужд эгоизм, в то время как у вас он является единственной побудительной причиной всех ваших поступков. Достойный государь олицетворяет собой Бога на земле, вы же являетесь олицетворением гнусной алчности.
— Однако среди негодяев кого только не встретишь! Но мы сейчас выносим суждения наши относительно сословий, а не отдельных личностей. Так что, сударь, я продолжаю утверждать, что весы стоят больше скипетра, а ремесло, позволяющее людям зарабатывать на пропитание, является самым почтенным.
— Но вы забыли о правах, дарованных нам рождением!
— Это не права, а всего лишь случай! Предположим, вы дворянин. Но что вы сделали для того, чтобы родиться дворянином? Ваши добродетели, сударь, могут придать вам благородства, но ваши предки не сделают этого никогда.
— Так, значит, вы полагаете, что наши добродетели полностью зависят от нас самих?
— Нисколько, равно как и рождение наше. Склонности даруются нам природой, а мы властны придать им то или иное направление. Благодаря своим привычкам человек становится тем, кем он хочет стать. Если с самого детства он воспитывается в добронравии и соблюдает достойные обычаи, то дорога сия непременно приведет его к добродетели. Если бы все знали, насколько важны примеры, увиденные нами в юности, и какое большое влияние оказывают они на нашу последующую жизнь! Но позаботиться о себе ребенок сам не в состоянии, и, если наставник не поможет ему выбрать правильные примеры для подражания и выработать достойные привычки, вряд ли он преуспеет на пути добродетели. О, с каким тщанием следует родителям выбирать чаду своему наставника!
— Не вижу в этом никакой необходимости, — вступил в разговор незаметно подошедший к столу незнакомец. — Считаю, что лучше предоставить природе полную свободу действий, нежели отягощать ее советами, которые все равно забудутся, как только пробудятся страсти. Бунт против преград, коими пытаются окружить человека, заложен в природе самого человека, поэтому все усилия ваши напрасны. Пусть опыт заставит его поступать так, как вы хотите внушить ему своими наставлениями.
— Но если проступок уже совершен, не значит ли это, что время упущено? — спросил Фридрих.
— А разве не нужно иногда совершать ошибки? — спросил новый собеседник. — Ведь это средство предотвратить другие ошибки; поэтому более всего на свете я боюсь общества людей неискушенных и никогда не поступавших опрометчиво. Уверенность, что все мы когда-нибудь непременно преступим черту, побуждает меня опасаться, что именно я стану объектом их первого преступления… Впрочем, это умозаключение не всегда оправданно, — продолжал новый знакомец. — Если бы принц Саксонский не был столь снисходителен к ошибкам супруги своей, ему не пришлось бы убивать ее любовника, коего она предпочла супругу.
— Сударь, — вступил в разговор Мерсбург, — похоже, вы хотите оскорбить саксонского государя.
— Как я могу это сделать, если я его не знаю? Нет, сударь, я никогда никого не оскорбляю, а всего лишь поучаю людей, когда они того хотят. А потому, господа, — продолжил он, обращаясь к Фридриху и Мерсбургу, — приглашаю вас обоих к себе на чашку кофе. Я расскажу вам о том, что, без сомнения, не только заинтересует вас, но и удивит.
Фридрих и Мерсбург последовали за этим странным человеком; он привел их в узкую темную улочку, подвел к весьма жалкому с виду дому и повел на самый верхний этаж.
Там он впустил их в кабинет, посреди которого стояло наклонное зеркало, а рядом с ним столик, где лежало несколько старинных фолиантов.
— Господа, — произнес хозяин жилища, повернувшись к своим гостям, — вы пришли в дом к самому знаменитому некроманту Европы, и если сей чужестранец, — и он указал пальцем на Фридриха, — желает узнать свое будущее, то в этом зеркале я покажу ему события, кои случатся с ним на протяжении оставшейся ему жизни.
— Мы попали в дом к сумасшедшему, — шепнул Мерсбург на ухо принцу.
— Нет, — ответил Фридрих, — я верю в тайные науки и хочу узнать, что ждет меня впереди.
— Если вы согласны, — начал некромант, услышав последние слова гостя, — тогда внимательно смотрите на картины, что будут возникать перед вами в зеркале. Смотрите, думайте, размышляйте, но ни о чем не спрашивайте: пока вы смотрите в зеркало, я стану читать книги и не смогу ответить на ваши вопросы.
Фридрих и Мерсбург устремили взоры на зеркало, и вот что они увидели.
Сначала перед ними предстала башня, на вершине которой было написано: ОНА ЗДЕСЬ.
— Кто она? — взволнованно спросил принц.
Ответа не последовало.
Из башни вышли две фигуры и тотчас исчезли вместе с самой башней. Затем в зеркале отразился лес и двое мчащихся по тропам вооруженных рыцарей; похоже, рыцари разыскивали беглецов из башни. Но тут облака заслонили изображение, а когда они рассеялись, в зеркале отразился замок, окруженный лесом; на поляну перед замком выехали два всадника, бросились друг на друга и один убил другого. Спешившись, победитель подал руку высокой красивой женщине. Тут картина исчезла, а некромант, захлопнув книгу, обратился к Фридриху:
