Александр Грин - Джесси и Моргиана
Проснувшись окончательно в шесть, Джесси поняла, что заболела, и приказала горничной вызвать к телефону Еву Страттон; взяв поданную ей в постель трубку, Джесси попросила прислугу Евы передать той, что просит ее приехать, как только встанет.
Ева приехала в семь часов. Они посоветовались и решили вызвать доктора Сурдрега, одного из лучших врачей Лисса.
Глава XI
Происшествие со шляпой Джесси заняло гостей Евы, по крайней мере, на полчаса; всех удивляло редкое совпадение. Сам Детрей был приятно озадачен этим веселым случаем; затем ему показалось, что все подшучивают над ним. Его приподнятое настроение исчезло, тем более, что хозяйка улыбалась, но о находке не упоминала. Действительно, Ева Страттон, мечтающая о вечерах страстных, горячих споров, насыщенных сложной работой мысли, – после которых все кажется значительным, как в судебном процессе, – получила вместо того офицера и шляпу. Она строптиво решила приглашать отныне людей только «взыскующих града». При ее возрасте это был, конечно, особый вид ребячества, объясняемый неудачным браком, но Ева серьезно относилась к своим этим стремлениям и уважала себя за них, а Детрея не уважала, что он скоро если не почувствовал, то подумал.
Раздумывая над этим, Детрей приписал все шляпе Джесси, но не мог понять сложного хода женской мысли, а потому нашел, что, по-видимому, пора уходить. Он встал; желая смягчить самоё себя, так как была виновата, Ева прошла с ним к выходу. Оба думали об одном и том же, а потому, желая выцарапать романтический штрих, Ева сказала:
– Вам понравилась моя Джесси?
– Да, – не сразу ответил Детрей, прямо смотря на Еву и неловко, но открыто смеясь, – да, очень понравилась. Удивительно милая и особенная.
– Вы красноречивы, – заметила Ева, качая головой. – Но не рассчитывайте, что я скажу ей об этом.
– Конечно! – воскликнул Детрей с испугом. – Я надеюсь. Тем более, что вы с ней очень подходите друг к другу.
– Тем более?..
– Право, Ева, я разучился за три года в Покете не только говорить, но и думать. Я могу спутать такие слова, как «бак, мак и табак».
– Да, – сказала Ева, серьезно, ничуть не упрекая себя за выдумку, – Джесси Тренган прекрасная девушка. Кое-кто медлит, но я уверена, что осенью она обвенчается.
Детрей со смехом поцеловал Еве руку.
– Всякая история имеет конец, – сказал он, – будем надеяться, что история Джесси окончится благополучно и скоро.
– Если захотите увидеть меня, пользуйтесь телефоном. Уговоримся. Вы не скучали?
– Нет. Я с большим интересом слушал. В Покете мы плохо себя ведем, – жизнь и служба однообразны.
– Но стройны, как ваш мундир? Мое представление о военной службе таково: прямая линия и «ура»!
– До известной степени, – ответил Детрей, морщась. – Прощайте!
Они расстались. Детрей жил в Ламмерике, в деревенской гостинице, заканчивая топографические поручения относительно окрестностей и реки. Солдаты, приехавшие с ним, квартировали в домиках местных жителей. Было поздно возвращаться домой, тем более, что поднялся ветер и звезды исчезли.
Выйдя на улицу, Детрей отвязал лошадь, привязанную возле подъезда, и, утвердясь в седле, поехал шагом, размышляя о Джесси.
«Да, я не встречал таких девушек, – сказал Детрей сам себе. – А теперь я знаю, что они есть. Она может поманить – и пойдешь, пойдешь далеко, – за тысячи миль. Вот на редкость славная девушка!»
Он перебрал все женские знакомства, отпущенные ему судьбой, и только в трех случаях нашел отдаленные черты, чем-то напоминающие Джесси; причем один случай падал, странно сказать, на старушку, второй – на малолетнюю девочку и лишь третий соответствовал возрасту Джесси. Это была жена капитана Гойля, сердечная и нервная женщина, которая иногда бегала по столу. На вопрос, зачем ей это нужно, она отвечала: «Не знаю, но в домашней обстановке это действует освежительно. Вы попробуйте». Старушка, о которой мы упомянули, была некогда его квартирной хозяйкой; она сама приносила обед; ее когда-то красивая, а теперь сухая рука дрожала, ставя тарелку, и она произносила одни и те же неизменные, торжественные слова: «Кушай, голубчик». После такого обращения Детрей съедал все, как бы много она ни ставила. Что касается девочки, то ей едва ли было три года, и он ее никогда ранее не видал. Девочка, опередив няньку, решительно пошла навстречу Детрею и, охватив его ноги, сказала тоненьким, убедительным голосом: «Дядя, пойдем к нам».
Все остальные его встречи были развлечением или обязанностью. Решив провести ночь в городе, Детрей, однако, спать еще не хотел. К его услугам всегда был диван одной из полковых канцелярий; он поехал туда, убедился, что его место не занято никаким странником, и, потолковав с дежурным о новостях завтрашнего приказа, отправился в дивизионный клуб. Недавно все получили жалованье, а потому народу было много в баре и в карточной. Детрею было приятно ходить среди охмелевших групп со своим особенным настроением, о котором никто не знает. Он встретил знакомых, между ними – бывшего сослуживца Тирнаура, и сел с ним за отдельный стол.
– Итак, вы еще не женились, – сказал Тирнаур, плотный человек с веселым, соглашающимися глазами, смотря на руки Детрея.
– Нет, как и вы…
– Я был близок, – ответил Тирнаур, – не знаю, жалею я или нет, что дело расстроилось.
– Самые эти слова ваши подозрительны, – сказал, подходя к нему, худой, белокурый офицер в пенсне. – Я вас встречал, – обратился он к Детрею, – в суде, вы были свидетелем.
– О, да, – сказал Детрей, вспомнив имя офицера. – Садитесь за наш стол, Безант.
– Вчера я дал слово больше никогда не играть, – сообщил Безант, усаживаясь, – но сегодня я как-то забыл об этом. А мои партнеры не знали, и, черт меня побери, если я еще когда-нибудь буду прикупать к пиковому тузу!
– Я слышал, что Джонни Рокерт прикупал не с большим успехом, – сказал Тирнаур.
– Гораздо успешнее. Его выручила жена, сказав по телефону, что в доме пожар.
– Но в следующий раз она должна будет вызвать землетрясение?
– Она сделает больше, чего нельзя сказать об Анне Сульфид, которая проигрывает все жалованье своего мужа.
– Все в своем роде хороши. Но что же мы будем пить?
– Я приказал подать бутылку рома, – сообщил Детрей.
– Вы оптимист, – сказал Тирнаур, – я не так самонадеян и ограничусь шампанским.
– Дайте виски и соды, – обратился к слуге Безант, а затем окликнул молодого артиллериста, который, засунув руки в карманы, проходил мимо с сосредоточенным видом:
– Не хотите ли посидеть с нами, Леклей?
– Хочу, – сказал артиллерист и уселся.
Все эти люди были знакомы друг с другом; Леклей пожал руку Детрея и был отрекомендован ему Безантом как лучший стрелок по голубиным садкам. После того все принялись пить.
– Покончим с этим и составим партию в винт, – предложил Тирнаур.
– Я согласен, – сказал Детрей.
– Не лучше ли поставить в баккара? – спросил Безант. – Слышите, какой шум!
– Там мечет фон Вирт, – сообщил Леклей вскользь и со значением.
– А! – сказал Безант, и все умолкли.
– Детрей, расскажите о Медалуте, – обратился Тирнаур. – Ему предсказывали, по крайней мере, дивизию. О нем не слышно теперь.
– Медалут застрелился, – сказал Детрей.
– Не может быть! – вскричали слушатели. Детрей продолжал:
– Медалут был послан в Гель-Гью ревизовать оружейные мастерские и среди хлама нашел старинный пистолет. Он обратил внимание, что не может разглядеть травку фамилии мастера. Через месяц он был вынужден обратиться к врачам, и ему предсказали, что он может ослепнуть. Некоторое время он курил опиум; потом зарядил пистолет пулей и покончил с собой.
– Однако! – сказал Безант.
Дым четырех сигар застлал лица беседующих.
– Я знал его, – проговорил Тирнаур. – Ему всегда что-то мешало жить, хотя он участвовал в шести экспедициях и не был ни разу ранен. Как твои малютки, Леклей?
– Как всегда; и, как всегда, ждут.
– Вот мысль, – сказал Безант, – дело идет, я вижу, о Розите и Мерседес. Я страшно давно не был в их доме.
– Что скажете вы, Детрей, так проницательно улыбнувшийся? – спросил Тирнаур.
– Лучше я буду с вами, чем мне вступать в тщетную борьбу с пружинами клеенчатого дивана, – сказал Детрей. – Я живу в Ламмерике и пристроился на эту ночь в канцелярии.
– В таком случае устроим сбор, – предложил, воодушевляясь, Безант. – Хотя я и прикупал к пиковому тузу, однако начну первым.
Он положил на тарелку золотую монету; все остальные сделали то же самое. Слуге было наказано уложить в корзину сыр, фрукты, консервы, конфеты и двенадцать бутылок; затем все это слуга снес в автомобиль Безанта, и компания отправилась на шоссе, среди садов которого находился дом с обещанными Леклеем Розитой и Мерседес. Когда Детрей усаживался, ему что-то мешало отдаться беспечной болтовне, как если бы он ехал прямо от Евы Страттон. Но автомобиль выругался, и ощущение помехи исчезло.
