Уильям Моэм - Лиза из Ламбета
— Ой, давайте, давайте попробуем! — взвизгнула Лиза, и бедолагам пришлось доставать кошельки.
Лиза с Салли сделали по несколько крайне неудачных ударов.
— С виду легче легкого, — протянула Лиза, поправляя прическу. — Только в эту штуковину никак не попасть. Попробуй ты, Том.
Том и Гарри оба промахнулись, зато Джим сбил три кокоса, и владельцы балагана стали смотреть на него с некоторым беспокойством.
— Да вы просто дока! — восхитилась Лиза.
Хотели было заставить миссис Блейкстон тоже попытать счастья, но она отказалась наотрез.
— Чтоб я на такую ерунду деньги транжирила! — пояснила миссис Блейкстон.
— Ладно тебе кукситься, мать, — примирительно заметил Блейкстон. — Давай лучше есть кокосы.
Таким образом, каждой паре досталось по кокосу. Дамы выпили кокосовое молоко, после чего орехи раскололи, и каждый придавил обед и чай еще и изрядной порцией кокосовой мякоти. А там и время ужина приспело. Снова они набросились на сосиски в тесте, крутые яйца, охотничьи колбаски и неизменное пиво.
— Я уже со счету сбилась, сколько бутылок выпила, — сказала Лиза.
Все засмеялись.
До отправления платформы обратно на Вир-стрит был еще почти целый час; тут-то и пригодились гармоники. Наши герои сели на траву. Гарри зажигательным соло открыл концерт. Слушатели потребовали песню, вышел Джим и исполнил старинную «Эх, солдатики, солдатики идут». Кроме Тома, стеснительных в компании не нашлось; вскоре Лиза тоже спела популярную смешную песенку. Снова играли на гармониках. Снова захотели песню. Лиза обернулась к Тому, притихшему подле нее.
— Чего притаился, как мышь? Давай пой.
— Да я не умею, — покраснел Том. — Мне медведь на ухо наступил, ты ж знаешь.
Тут опять поднялся Блейкстон с новой песней.
«Ну и зануда же этот Том, — сделала вывод Лиза. — То ли дело Блейкстон».
Потом заглянули в паб, выпить пива на дорожку. Трубач весьма неуверенно, будто пробираясь на ощупь, подал сигнал к отправлению, и они пошли занимать места на платформе.
Лиза с трудом поднялась по лесенке и пробормотала:
— Ох и пьяная же я.
Кучер пребывал в меланхолии; он понурился на козлах, не выпуская поводьев, повесил голову и с тоскою думал о безвозвратно ушедшей молодости, а также о грехах, за которые ему уже довольно скоро воздастся.
Лиза не проявила ни малейшего уважения к сим благочестивым мыслям — она стукнула кулачком по гербу на шляпе кучера, сползшей от удара ему на глаза.
— Эй ты, чего раскис, как студень на плите?
В ответ кучер тоже стукнул Лизу.
— Сама ты студень!
— Мордоворот!
— Злюка!
— Пьяница!
Лиза разошлась не на шутку, хохотала и пела, ни на секунду не умолкала. Из озорства поменялась шляпами с Томом и, увидев его в перьях, смеялась до визга. На обратном пути пели «Ведь он же славный парень», и вечерний воздух отзывался многоголосым эхом.
Лиза с Томом и Блейкстоны заняли теперь одно сиденье. Лиза оказалась между Томом и Джимом. Том был совершенно счастлив, он мог бы так всю жизнь ехать, подле Лизы. Постепенно, по мере того как они удалялись от Чингфорда, пение стихало, болтовня становилась менее оживленной, голоса — более тихими. Кое-кто задремал; Салли с Гарри похрапывали в обнимку. Вечер выдался прекрасный, небо приобрело уже ультрамариновый оттенок, звездам не было числа. Лиза время от времени поднимала глаза к небу — и ее охватывало желание оказаться в чьих-нибудь объятиях или испытать, каковы ласки сильного мужчины; также в сердце ее появлялось странное ощущение — будто оно, сердце, увеличивается. Лиза притихла; Том и Блейкстоны тоже молчали. Затем, очень медленно, очень осторожно, с пониманием, что этак не годится, рука Тома обвилась вокруг ее талии. На сей раз Лиза ничего не имела против. Однако с другого боку тоже началось копошение, и другая рука стала гладить Лизу по бедру, и другая ладонь опустилась на ее пальцы. Рука эта принадлежала Джиму Блейкстону. Лиза чуть вздрогнула и уже не могла унять дрожь. Том это заметил.
— Лиза, ты озябла, да? — прошептал он.
— Нет, Том, мне тепло, просто потряхивает маленько.
Том крепче обнял ее за талию, и в это же время большая жесткая ладонь стиснула ее ладошку. Так Лиза и сидела, меж двух мужчин, пока платформа не достигла «Красного льва», что на Вестминстер-Бридж-роуд, и Том не сказал себе: «А все-таки я ей нравлюсь!»
Они спустились с платформы, пожелали друг другу доброй ночи. Салли и Лиза, со своими верными рыцарями и четой Блейкстонов, пошли домой. На углу Вир-стрит Гарри предложил Тому и Джиму:
— А что, парни, не пропустить ли нам по стаканчику, пока паб не закрылся?
— Я не прочь, — отвечал Том. — Только сначала проводим девушек.
— Тогда нам до закрытия не успеть, — возразил Гарри. — Считанные минуты остались.
— Нельзя же девушек бросить посреди улицы.
— Валяйте, бросайте, — вмешалась Салли. — Мы за себя постоим, если что.
Том не хотел расставаться с Лизой, но она поддержала Салли:
— Иди уже, Том. Никто нас с Салли не съест. А ты можешь опоздать.
— Доброй ночи, Гарри, — сказала Салли, как бы ставя точку в разговоре.
— Доброй ночи, старушка, — отвечал Гарри. — Давай, чмокни меня на сон грядущий.
И Салли, отнюдь не против своего желания, прижалась к Гарри, а он звонко расцеловал ее в обе щеки.
— Доброй ночи, Том, — сказала и Лиза, протягивая руку.
— Доброй ночи, Лиза, — отвечал Том, с тоскою во взгляде беря ее ладошку.
Лиза поняла, мило улыбнулась, подставила личико. Том наклонился к ней, обнял и страстно поцеловал.
— Какая ты сладкая! — воскликнул он, чем вызвал смех Салли, Гарри и Блейкстонов.
— Спасибо, что вытащил поразвлечься, — сказала Лиза.
— Всегда рад, — ответил Том и добавил вполголоса: — Благослови тебя Господь.
— Блейкстон, ты с нами? — спросил Гарри, видя, что Джим с женой уходят.
— Не, мы домой. Завтра подъем в пять утра.
— Эк он здоровье бережет, — презрительно прокомментировал Гарри, шагая с Томом к пабу. Блейкстоны, Лиза и Салли пошли в противоположную сторону.
Первым по пути был дом Салли. Через несколько ярдов они оказались возле дома Блейкстонов. С минуту поболтали у дверей, и Лиза пожелала супругам доброй ночи. Дальше ей предстояло идти одной. На улице было очень тихо, редкие фонари струили тусклый свет, который только заставлял Лизу острее чувствовать одиночество. Какой контраст с полдневной улицей, когда люди так и снуют, а иной раз собираются группками! Теперь Вир-стрит будто вымерла. Лизе сделалось не по себе. Два ряда совершенно одинаковых домов, два ровных тротуара и прямая цементная дорога показались ей проклятым местом, словно здесь недавно свирепствовала чума, или пожар не оставил в живых ни единой души. Вдруг сзади раздались шаги. Лиза вздрогнула и оглянулась. Ее нагонял мужчина; в следующую секунду она узнала Джима. Джим махал ей, потом глухо позвал по имени.
Лиза остановилась и ждала, пока он подойдет.
— Вы чего?
— Пришел пожелать тебе доброй ночи, Лиза.
— Вы ж только что пожелали.
— Не, я хочу по-настоящему пожелать.
— Где ваша жена?
— Дома. Я сказал, что передумал и иду промочить горло с ребятами.
— Так она ж узнает, что вас не было в пабе.
— Не узнает. Она сразу наверх пошла, поглядеть, как там наш меньшой. А я хотел с тобой одной говорить, Лиза.
— Почему?
Джим не ответил, зато попытался взять Лизу за руку. Лиза не позволила. Они пошли дальше молча и вскоре достигли ее дома.
— Доброй ночи, — сказала Лиза.
— Может, еще прогуляемся, а, Лиза?
— Тише вы — услышат, — прошептала она, сама не зная, зачем шепчет.
— Так прогуляемся?
— Нет. Вам вставать в пять часов, забыли?
— Это я для отмазки сказал, чтоб с ребятами не ходить.
— И чтоб пойти за мной? — уточнила Лиза.
— Ну да!
— Не пойду я с вами гулять. Доброй ночи.
— Нет, пожелай мне доброй ночи как следует.
— А как следует?
— Том сказал, ты сладкая.
Лиза смотрела на него молча, и Джим вдруг схватил ее, почти поднял над землей и стал целовать. Лиза отворачивалась.
— Губы, Лиза! Дай мне свои губы! — шептал Джим. — Дай мне свои губы!
Он взял ее лицо в ладони (Лиза больше не сопротивлялась) и поцеловал в губы.
В конце концов Лиза высвободилась, распахнула дверь и скрылась в доме.
6
На следующее утро, по дороге на фабрику, Лиза столкнулась с Салли. Обе после вчерашнего были помятые и совершенно разбитые. Челки висели грязными сосульками и лезли в глаза, остальная масса волос, кое-как прихваченных в неопрятный узел, лезла за воротник и грозила вовсе развалиться. Лиза не успела надеть шляпу и несла ее в руке. Салли свою шляпу приколола по бокам, но неудачно — приходилось то и дело давить на булавки, чтобы шляпа не свалилась. Сама Золушка после двенадцатого удара часов не преобразилась до такой степени, как наши героини; впрочем, бедная сиротка и в латаных-перелатаных обносках являла образчик опрятности, меж тем как на платье Салли, бесформенном и неряшливом, красовалась огромная дыра, а Лизины сползшие чулки закрывали шнуровку башмаков чуть ли не до половины.
