Георгий Полонский - Доживем до понедельника
- И стакан, - добавил Мельников.
Паника в глазах Полины Андреевны: стаканами глушить начал!
Мельников налил (она предпочла не смотреть - сколько) и выпил.
Уткнулся в тарелку, медленно стал жевать.
Звучала странноватая механическая музыка.
Боковым зрением старуха пристрастно следила за сыном. Потом озабоченно вспомнила:
- Тут тебе какая-то странная депеша пришла. Из суда.
Мельников взял. Вскрыл. Читает. Чем дальше читает, тем резче обозначаются у него желваки.
- Нет, ты послушай. - И он принялся читать вслух:
Уважаемый Илья Семенович!
Не имею времени зайти в школу и посему вынужден обратиться с письмом. Моя дочь Люба систематически получает тройки по вашему предмету. Это удивляет и настораживает. Ведь история - это не математика, тут не нужно быть семи пядей во лбу, согласитесь…
- Согласись, мама, ну что тебе стоит? - зло перебил сам себя Мельников.
Возможно, дело в том, что Люба скромная, не обучена краснобайству и завитушкам слога. Полагаю, девушке это ни к чему.
Я лично проверил Любу по параграфам с 61-го по 65-й и считаю, что оценку "4" ("хорошо") можно поставить, не кривя душой.
- Они лично, - прокомментировал Мельников, - считают!
Убедительно прошу вторично проверить мою дочь по указанным параграфам и надеюсь на хороший результат.
С приветом, нарсудья Потехин Павел Иванович.
Вот так, мама, ни больше ни меньше. И всё это на бланке суда - на бумагу даже не потратился! - Он скомкал письмо, встал, заходил по комнате. - Зато не пожалел усилий, чтиобы адрес узнать!
Звучала механическая музыка.
- Зачем же так раздражаться? - сказала мать. - Ты же сам говорил: если человек глуп, то это надолго.
- Это Вольтер сказал, а не я, - поправил Мельников автоматически. - Но понимаешь, мама, глупость должна быть частной собственностью дурака! А он хочет на ней государственную печать поставить… Он зря старался, Павел Иваныч… В этой, по крайней мере, четверти Любины "тройки" и "четверки" зависят уже не от меня…
Я перейду в другую школу,
Где только счастье задают…
- Что-что-что? Я не поняла, Илюша… Куда ты перейдешь? - встревожилась мама.
- Да никуда. Это стихи такие.
Потом, стоя у окна, он курил - хотя в этой комнате не имел на то права.
Опять моросит? - поинтересовалась старуха. Он отозвался тусклым, без выражения, голосом:
- Мам, не замечала ты, что в безличных предложениях есть безысходность? "Моросит". "Темнеет". "Ветрено". Знаешь, почему? Не на кого жаловаться потому что. И не с кем бороться!
Явно желая отвлечь сына, Полина Андреевна вдруг всплеснула руками:
- Илюша, посмотри, что я нашла!
Из большой шкатулки, где, очевидно, хранятся реликвии семьи, она извлекла фотографию. Протянула сыну. Он взял без энтузиазма.
Это был выпуск семилетней давности. Рядом с Ильей Семеновичем стояла Наташа. Мельников глянул и помрачнел еще больше. Отошел к окну.
- Сколько я буду просить, чтобы она зашла к нам? - перебирая в шкатулке другие фотографии, сказала Полина Андреевна. - Тебе хорошо, ты ее каждый день видишь…
С таким выражением глаз оглянулся сын, что она предпочла не углублять.
А он ушел в свою комнату. Не находя себе дела, присел к пианино. Взял несколько аккордов.
Полина Андреевна держала в руках фото, которое всегда делают, когда рождается ребенок: на белой простыне лежал на пузе малыш и улыбался беззубым ртом, доверчиво и лучисто.
А Мельников в это время запел… Для себя одного. К вокалу это не имело отношения, само собой. Имело - к дождю, к черной пятнице, к металлическому вкусу во рту после чтения газет и писем от дураков, к непоправимости, в которой складывалась и застывала "объективная реальность, данная нам в ощущениях"; против этого он пел…
В этой роще березовой,
Вдалеке от страданий и бед,
Где колеблется розовый
Немигающий утренний свет,
Где прозрачной лавиною
Льются листья с высоких ветвей, -
Спой мне, иволга, песню пустынную,
Песню жизни моей.
Мать слушала его, перебирая фотографии.
Но ведь в жизни солдаты мы,
И уже на пределах ума
Содрогаются атомы,
Белым вихрем взметая дома.
Как безумные мельницы,
Машут войны крылами вокруг.
Где ж ты, иволга, леса отшельница?
Что ты смолкла, мой друг?
Перед нами беспорядочно проходит его жизнь и жизнь его семьи в фотографиях. Вот он школьник, с отцом и матерью. Вот мать в халате врача среди персонала клиники. Мельников с незнакомой нам девушкой… Мельников в военной форме, с медалью. Вот его класс на выпускном вечере. Мельников - студент, на какой-то вечеринке… И опять фронтовой снимок.
За великими реками
Встанет солнце, и в утренней мгле
С опаленными веками
Припаду я, убитый, к земле,
Крикнув бешеным вороном,
Весь дрожа, замолчит пулемет,
И тогда в моем сердце разорванном
Голос твой запоет… 6)
Зазвонил телефон.
- Меня нет! - донесся голос Мельникова.
- Слушаю, - сказала Полина Андреевна. - А его нет дома. - И когда трубка уже легла на рычаг, старуха вдруг схватила ее снова, сквозь одышку восклицая: - Алло! Алло!
Вошел с вопрошающим лицом Мельников.
- Я могу ошибиться, но, по-моему, это…
Он понял, отобрал у матери гудящую трубку, положил на место… и поцеловал обескураженную, ужасно расстроенную своей оплошностью Полину Андреевну.
Суббота
Первой сегодня в учительской оказалась Наташа. Помаялась, не находя себе места, затем принялась разглядывать себя в зеркале… Вошел учитель физкультуры, Игорь Степанович. Он перебрасывал с руки на руку мяч и следил за Наташей улыбаясь.
- Игорь Степанович! - Наташа увидела за своим плечом его отражение… - Я вас не заметила…
- А я в мягких тапочках, - объяснил он улыбчиво.
- Здравствуйте.
- Здрасте, здрасте… А я к вам с критикой, Наташа.
- Что такое?
- Нехорошо, понимаете. Вы наш молодой перспективный кадр, а общей с нами жизнью не хотите жить! Телефончик я у вас спрашивал - не дали. Ну ладно, мы не гордые, мы и в канцелярии можем выяснить…
Она молчала.
- По агентурным данным, - продолжал он, присаживаясь, - вы каждый день ждете товарища Мельникова… Не отпирайтесь, только честное признание может облегчить вашу участь, - сострил он, видя ее попытку возразить. - А участь ваша - ниже среднего, я извиняюсь. У него же пыль столетий на очках… Из женщин его интересует разве что Жанна д'Арк… или страшенная какая-нибудь Салтычиха!
Он засмеялся заразительно. Поссориться с ним Наташа не успела: в этот момент вошли Светлана Михайловна, химичка Аллочка, математичка Раиса Павловна.
- Здравствуйте, здравствуйте…
Светлана Михайловна водрузила на стол свою сумку - тару удивительной емкости. Любопытно, что сверху там лежал библиотечный том Е.А.Баратынского.
- Товарищи, что ж вчера никто не был в городском Доме учителя? Очень содержательный был вечер…
Никто не ответил на это Светлане Михайловне, и она отошла к расписанию.
- Мы ведь еще продолжим этот разговор? - приблизился опять к Наташе Игорь Степанович, и она вместо ответа сердито вышибла мяч у него из рук.
- Наташа!… - с укоризной и недоумением сказала Светлана Михайловна, не оборачиваясь. (Как это учителя умудряются видеть затылком - тайна сия велика есть!)
- А кстати, Наташа, у тебя ж нет первого урока, - заключила из расписания Светлана Михайловна.
- Ну?… Надо же, еще понежиться в койке могла. Перепутала, - ответила Наташа, ни на кого не глядя. Игорь Степанович бдительно следил за ней и насвистывал песню: "Я ждала и верила, сердцу вопреки…"
- Аллочка! - воскликнула Раиса Павловна. - Только что из дому - и уже звонить.
Химичка Алла Борисовна действительно уже устроилась у телефона. Светлана Михайловна подхватила:
- Вечная история… Формально все здесь, а толку? Если наши мысли еще дома копошатся или…
Вошел Мельников.
- …или вообще неизвестно где! - закончила Светлана Михайловна и косынкой прикрыла Баратынского в сумке.
Вдруг необычайное обнаружилось: цветы в руках у Ильи Семеновича - свежие, еще влажные хризантемы.
Испуганная, неуверенная радость в глазах Наташи. Заинтригованы все. Притихли. А Мельников подходит к Светлане Михайловне:
- Это вам.
- Мне?…
- Двадцать лет в школе - это цифра, Светлана Михайловна. Это не кот начихал, - произнес он с уважением.
- Ой… А ведь верно! - изумилась порозовевшая Светлана Михайловна. - Я и сама-то забыла… А вы откуда знаете?
Мельников загадочно промолчал, подмигнул, отошел в сторону. Все в учительской оживились, даже химичка Аллочка, швырнув на рычаг телефонную трубку, устремилась целовать Светлану Михайловну.
- Не-ет, вы цветочками не отделаетесь, - шумел Игорь Степанович, - такое дело отмечается по всей форме! У нас напротив мировая шашлычная открылась, все в курсе? И я уже с завом на "ты", он нас встретит в лучших традициях Востока! - заверял он, переходя на грузинский акцент.
