Альфонс Доде - Фромон младший и Рислер старший
С тех пор как приехала Сидони, Жорж Фромон, приезжавший в Савиньи только по воскресеньям, стал почти ежедневно являться туда к обеду.
Это был высокий хрупкий юноша с бледным лицом и изящной фигурой. Круглый сирота, он был воспитан в доме своего дяди Фромона, и ему предстояло унаследовать его предприятие и, по всей вероятности, стать мужем Клер. Эта заранее уготованная будущность оставляла Жоржа довольно равнодушным. Коммерция совершенно не интересовала его. А кузина?.. Между ними существовала известная близость, порожденная совместным воспитанием, доверие, основанное на привычке, — и ничего больше, по крайней мере с его стороны.
Зато в обществе Сидони он сразу почувствовал себя иначе: он смущался, робел, но вместе с тем ему хотелось произвести на нее впечатление. Ее не совсем естественная, несколько вульгарная грация не могла не нравиться его фатоватой натуре, и Сидони скоро заметила, что он увлечен ею.
Когда подруги гуляли по парку, Сидони обычно первая вспоминала о часе прибытия парижского поезда., Девушки вместе подходили к решетке ограды и поджидали приезжающих. Первый взгляд Жоржа всегда был устремлен на мадемуазель Шеб, стоявшую, правда, позади Клер, но в такой позе и с таким видом, что на нее нельзя было не обратить внимание. Эта игра началась довольно давно. Они еще не говорили о любви, но все их слова, улыбки, которыми они обменивались, были полны признаний и недомолвок.
Однажды в облачный душный вечер, когда подруги, выйдя после обеда в парк, прогуливались по буковой аллее, к ним присоединился Жорж. Медленно ступая по хрустевшим под ногами камешкам, они мирно беседовали, как вдруг со стороны замка послышался голос г-жи Фромон: она звала Клер. Жорж и Сидони остались вдвоем. Они продолжали идти по смутно белевшему песку аллеи молча, не приближаясь друг к другу.
Теплый ветерок шевелил листья буков. Легкие волны на пруду тихо бились об устои мостика; облетевшие цветы лип и акаций вихрем кружились в душном воздухе и наполняли его благоуханием… Молодые люди дышали предгрозовой атмосферой, напряженной и волнующей. В глубине их смущенных глаз вспыхивали жаркие, горячие молнии, подобные тем, что сверкали на горизонте…
— Ах, какие прелестные светляки!.. — воскликнула Сидони, как бы желая прервать тяготившее ее молчание, нарушаемое только таинственными шорохами природы.
На краю лужайки мерцали в траве зеленые огоньки. Сидони наклонилась, чтобы поймать светлячка. Жорж опустился на колени рядом с нею; нагнувшись к траве так, что щеки касались одна другой, они с минуту смотрели друг на друга. Какой необыкновенной, какой прелестной показалась она ему при этом зеленом свете, поднимавшемся к ее склоненному лицу и дрожавшем в тонкой сетке ее вьющихся волос!.. Он обвил рукой ее талию, и вдруг, почувствовав, что она не сопротивляется, сжал ее а долгом, страстном объятии.
— Что вы там ищете? — раздался за ними в темноте голос Клер.
У Жоржа от волнения сдавило горло; он так дрожал, что не мог ответить ни слова. Сидони, напротив, совершенно спокойно поднялась и сказала, оправляя юбку:
— Светляков… Посмотри, сколько их сегодня! И как они блестят!
Ее глаза тоже блестели каким-то особенным блеском.
— Как будто собирается гроза… — пробормотал Жорж, все еще не придя в себя.
И в самом деле, гроза приближалась. Ветер гнал по аллее облака пыли и листьев. Молодые люди походили еще немного, затем вернулись в гостиную. Девушки принялись за рукоделие, /Корж делал вид, что читает газету; г-жа Фромон, по обыкновению, начищала свои кольца, а г-н Гардинуа с зятем в соседней комнате играли на биллиарде.
Каким бесконечно долгим показался Сидони этот вечер! Ей так хотелось поскорее уединиться, побыть одной со своими МЫСЛЯМИ!
И, когда, оставшись одна в тиши своей маленькой комнатки, она погасила наконец свет, который, освещая слишком ярко действительность, гонит прочь мечты, как радовалась она, какие строила планы! Ее любит Жорж! Жорж Фромон, наследник фабрики… Они поженятся, она будет богата…
В ее мелкой, расчетливой душе первый поцелуй любви пробудил лишь тщеславие и мысли о роскоши.
Чтобы увериться в искренности своего возлюбленного, она старалась восстановить в памяти малейшие подробности сцены под буками, вспоминала выражение его глаз, пыл его объятий, клятвы, произнесенные устами почти вплотную к устам, и призрачное мерцание светляков, навсегда запечатлевшееся в ее сердце в ту торжественную минуту.
Ах, эти светляки!
Всю ночь, точно звезды, мерцали они перед ее закрытыми глазами. Весь парк, до самых темных аллей, был полон ими. — Их бесчисленные огоньки горели вдоль лужаек, на деревьях, в кустах… На мелком песке дорожек, на ряби прудов сверкали зеленые искры, и все эти микроскопические блестки создавали как бы праздничную иллюминацию, которую Савиньи устроило в ее честь, чтобы ознаменовать обручение Жоржа и Сидони…
Когда она встала на следующее утро, план у нее был готов. Жорж любит ее, в этом нет сомнения. Думает ли он жениться на ней?.. Конечно, нет! Тонкая штучка, она отлично понимала, что он и не помышляет об этом. Но это не пугало ее. Она чувствовала себя достаточно сильной, чтобы овладеть его детской душой, слабой и, вместе с тем страстной. Надо было только оказывать ему сопротивление.
В течение нескольких дней она была невнимательна к Жоржу, холодна, умышленно ничего не замечала и не помнила. Ему хотелось поговорить с ней, вновь пережить счастливые минуты, но она избегала его, не оставалась с ним наедине. Тогда он стал писать ей.
Он сам относил свои письма в углубление скалы, находившейся в конце парка; рядом, под соломенным навесом, прятался прозрачный источник, носивший название «Призрак».
Сидони находила, что это очаровательно. Вечером надо было лгать, придумывать предлог, чтобы идти одной к «Призраку». Тени деревьев на дорожках аллей, пугающий мрак ночи, быстрая ходьба и волнение заставляли сладостно биться ее сердце. Она брала письмо, пропитанное росой и ледяным холодом источника; оно так ярко белело при свете луны, что она спешила спрятать его, боясь, как бы кто-нибудь не увидел.
А потом, когда она оставалась одна, с каким трепетом распечатывала она его и разбирала эти волшебные письмена, эти любовные фразы!.. Ей казалось, что слова сверкали, окруженные голубым и желтым сиянием, таким ослепительным, будто она читала письмо при ярком солнце.
«Я вас люблю… Любите меня…» — повторял Жорж на все лады.
Сперва она не отвечала, но, когда почувствовала, что он попался, что он в ее власти и доведен до отчаяния ее холодностью, она прямо заявила:
— Я буду любить только мужа.
О, эта маленькая Шеб была уже настоящей женщиной!.. -
V. ЧЕМ КОНЧИЛАСЬ ИСТОРИЯ МАЛЕНЬКОЙ ШЕБ
Между тем наступил сентябрь.
Охотничий сезон привлек в замок многочисленную компанию, шумную, вульгарную. Начались бесконечные трапезы; гости — богатые буржуа — подолгу засиживались за столом и ели по-крестьянски медленно, с промежутками, с отдыхом.
Навстречу охотникам выезжали в экипаже. В эти осенние сумерки на дорогах было уже холодно. От сжатых полей поднимался туман; вспугнутая дичь с тревожными криками летала низко над бороздами, и казалось, что ночь выползала из всех лесов, темные громады которых росли по мере приближения к ним.
На обратном пути зажигали фонари у коляски и, укутав ноги полностью, быстро возвращались домой, подставляя лицо свежему ветру. Ярко освещенный вал наполнялся шумом, смехом.
Клер Фромон было не по себе в этом обществе грубых людей, и она больше молчала. Зато Сидони блистала во всем своем великолепии. Езда оживляла ее бледное лицо, ее глаза парижанки… Она умела смеяться, понимала, быть может, немного больше, чем следует, и в глазах всех этих мужчин являлась здесь единственной женщиной, заслуживающей внимания. Ее успех окончательно опьянил Жоржа, но чем больше он увлекался ею, тем сдержаннее становилась она. Тогда он решил, что она будет его женой. Он поклялся себе в этом с преувеличенной решимостью слабохарактерных натур, как бы заранее вступающих в борьбу с препятствиями, перед которыми, как они сами знают, им придется в конце концов отступить…
Для маленькой Шеб это была самая счастливая пора жизни. Не говоря уже о всяких честолюбивых планах, ее кокетливая, лживая натура находила особую прелесть в самой любовной интриге, таинственно разыгрывавшейся в обстановке пиров и развлечений.
Вокруг них никто ничего не подозревал. Клер переживала тот здоровый, очаровательный период молодости, когда еще не вполне развившийся ум относится к явлениям и людям, с которыми он приходит в соприкосновение, со слепым доверием, не допуская возможности лжи и предательства. Г-н Фромон был всецело поглощен делами. Его жена по-прежнему неистово начищала свои драгоценности. И только старый Гардинуа с его маленькими, острыми, как буравчики, глазками мог быть им опасен, но Сидони забавляла его, и если б да» же он что-нибудь и заметил, то не такой он был человек, чтобы портить ей будущность.
