Кэтрин Скоулс - Королева дождя
Возле Анны появилась какая-то фигура и протянула ей жестяную кружку с водой. Анна попыталась сделать глоток, но ее губы дрожали, и вода стекала по подбородку.
Кровь высыхала медленно, стягивая ее кожу.
Посмотрев на входную дверь, она представила себе Майкла: он растянулся на земле, светлые волосы испачканы красным. Затем она повернулась к укрытому телу Сары. Неподвижная фигура казалась такой маленькой — и свободной от боли и ужаса. Необыкновенно спокойной.
Анна опустила взгляд на пол: на досках виднелись следы слез. Розовых слез. Она пыталась думать о женщинах Коун-Хилла, спасшихся вместе со своими детьми благодаря жертве Сары. Но единственный образ, который ей удалось вызвать в памяти, обладал веснушчатой белой кожей и улыбчивыми глазами…
Тишину разорвал бой барабанов. Ужасная новость уже, должно быть, достигла деревни, и тамтамы передавали ее все дальше и дальше.
Внезапно на веранде послышались торопливые шаги. Африканцы повернулись к двери, и Анна подняла опухшее от слез лицо.
Стенли. Его лицо было серым от шока. Споткнувшись при виде ужасной картины, он пересек комнату и упал на колени рядом с Анной.
В ней что-то открылось. Сначала она испытала облегчение, оттого, что с ним ничего не случилось. Затем — запоздалый ужас, пробивающийся через многочисленные слои неверия. Анна схватила Стенли за плечи, словно утопающий или впавший в отчаяние человек. Она закрыла глаза и закружилась в темноте, сквозь которую проступали дьявольски-красные пятна. Над ней могучей волной поднималась паника, угрожая смести ее.
Она уже чувствовала неизбежную гибель, когда две сильные руки выхватили ее из этого кошмара и притянули к себе, скорчившуюся, словно плод в материнской утробе. Оттащили от края разверзшейся пропасти.
В субботу утром, накануне Пасхи, никто не пел гимнов, приветствуя восход солнца. В церкви Лангали было тихо и пусто. Дом миссии обнесли ограждением, а в саду выставили полицейский пост. Деревенским жителям приказали держаться подальше от огороженной территории, пока два чернокожих полицейских из Мурчанзы не составят протоколы.
И начали они с единственного выжившего свидетеля, Анны Мейсон — той самой женщины, которая когда-то незаконно заняла дом недалеко от Джермантауна. Они подвели ее к столу, где были аккуратно разложены официальные бумаги и несколько резиновых штемпелей.
Анна села туда, где ей было указано, и отвечала, когда требовалось. Ее тело и разум покорно подчинялись, а эмоции спрятались глубоко внутри. Она рассказала о нападении в лесу и о том, что бандиты почему-то решили, что она занимается колдовством. Объяснила, почему они со Стенли поспешили прямо в Лангали, и детально описала день, проведенный в миссии. Наконец она подошла к тому моменту, когда увидела бандитов у входной двери в дом миссии. Чтобы хоть как-то отстраниться от того ужаса, о котором ей приходилось рассказывать, Анна предпочла просто перечислить голые факты — четкие, не замутненные чувствами. Она объяснила, что может лишь предположить, что это Майкл перепрятал ружье, и что амулет показался ей в тот момент единственным средством защиты. И наконец она сообщила о запачканном кровью яйце, которое обнаружила во рту Сары.
Она рассказала полиции все, что знала, что видела и делала.
Вот только она ни словом не обмолвилась о женщинах из Коун-Хилла.
Однако допрос продолжался. Полиция предполагала, что бандиты могли проследить за Анной до самого Лангали. Возможно, они напали на дом именно потому, что, по их мнению, там находилась ведьма? В этих местах люди нередко погибают из-за того, что покрывали ведьму.
Вопросы не заканчивались. Полицейские постепенно отбросили всякие сантименты и вели допрос достаточно агрессивно, словно сначала видели в Анне просто свидетельницу, белую женщину, а потом — преступницу, которую не защищало ее положение.
Так как Анна увиливала от вопросов, на которые не хотела отвечать, она чувствовала: полицейские приходят к заключению, что она безнадежно запуталась. Возможно, даже сошла с ума.
Анна стояла в тени эвкалипта сестры Барбары. Пальцами она оторвала кусок отставшей от ствола коры и разорвала его на тонкие вьющиеся полосочки. Они падали, укрывая землю у ее ног. Между ней и миром опустился туман, притупляя мысли и чувства.
Огражденная территория была пустынной, не считая двух полицейских, которые поглядывали на Анну, однако не подходили к ней. Утренний допрос закончился, но ей дали четко понять, что уезжать ей не следует.
Внезапно в воздухе послышался отдаленный гул пропеллеров, и уже через несколько мгновений в небе на востоке показался четырехмоторный самолет. Он снизился, дважды сделал круг над станцией и приземлился недалеко от деревенских садов.
Полицейские приняли бравый вид и подошли к Анне. Через некоторое время прибежал ребенок. Он запыхался от переполнявшего его желания быть первым, кто расскажет новости.
— Прибыли два белых из Додомы, — выдохнул он. — Мужчина и женщина. — Он переводил взгляд с Анны на полицейских и снова на нее. — Мужчина — очень важный человек, возможно, даже вождь.
Один из полицейских наклонился, чтобы стереть руками пыль с обуви. Анна просто стояла на месте, не шевелясь.
Прошло около получаса, прежде чем показалась группка деревенских жителей, сопровождавших двух европейцев — молодую блондинку, одетую в серое, и крупного рыжеволосого мужчину с розовой кожей. Еще до того как они приблизились, Анна поняла: ни одного из них она прежде не встречала. Женщина, кивнув Анне, направилась прямо к дому миссии. Ее компаньон продолжал двигаться в прежнем направлении. На нем был помятый костюм-сафари, из-за ворота которого выглядывал стоячий воротничок священника.
Поравнявшись с Анной, он замедлил шаг и окинул ее пронзительным взглядом. Если он и был озадачен, то не показал этого.
— Я — архидиакон Сандерс, — представился он, подойдя к Анне. Его лицо было маской сдерживаемого беспокойства. — Давайте поговорим в церкви.
Он по-отечески положил Анне руку на плечо. Она едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть.
Полицейские кивнули в знак того, что они позволяют архидиакону и Анне отойти. Она поежилась от недоброго предчувствия.
— А где епископ? — спросила она, сожалея, что не он приехал в Лангали, и вспомнила слова Майкла:
«Епископ не забыл тебя…»
— Он сейчас в отпуске, в Найроби. Мы не смогли с ним связаться, — ответил архидиакон. — Конечно, я не знал Керринггонов, но уверяю вас: я понимаю, как это все ужасно, какая это трагедия. Для всех.
Анна безучастно смотрела на алтарь с золотым крестом. Архидиакон, склонив голову, тихо помолился, Закончив, он повернулся к Анне.
— Вы можете говорить со мной открыто. Должны говорить открыто. Это дело вызовет огромный резонанс. Мне необходимо знать все факты. И как можно скорее. — Он нервно потер руки. — Мне сказали, что когда-то вы работали здесь, в Лангали, вместе с Керрингтонами.
Анна кивнула.
— Я руководила родильным отделением.
— Тогда, полагаю, вы навещали Керрингтонов по их приглашению? Как старый друг?
Анна нервно сглотнула. Она поняла, что не может ответить.
Мужчина сочувственно улыбнулся и поспешил задать другие вопросы. Часто ли она наносила такие визиты? Как часто? Одна или с кем-то еще? С кем именно?
Что случилось прошлой ночью?
Как?
Почему…
Анна выдавливала из себя простые ответы, рассказывая то же, что и полиции, и скрывая те же ключевые факты.
Архидиакон ободряюще кивал ей. Но чем больше информации он получал, тем более двойственной казалась ему роль Анны в этой трагедии. В конце концов, похоже, единственным объяснением того, что женщина осталась жива и абсолютно невредима, была ее непонятная связь с колдовством.
— Где этот амулет сейчас? — поинтересовался архидиакон Сандерс.
— Мне сказали, что он остался в доме миссии, — ответила Анна.
Ей рассказали, что полицейские сначала забрали талисман Нааги, но затем решили, что он не должен у них находиться.
Архидиакон подошел к двери церкви и потребовал, чтобы ему принесли «местный амулет».
Через несколько минут в церковь вошел африканец, держа амулет в руке. Даже не видя лица этого человека, Анна узнала его по осанке, одежде, походке. Она испытала неимоверное облегчение, поняв, что Стенли, воспользовавшись случаем, пришел к ней. Она прекрасно понимала: никто и не стал драться за возможность выполнить приказ архидиакона. Большинство африканцев не хотели даже прикасаться к амулету, а не то что нести его в церковь.
Анна встретилась взглядом со Стенли, когда он шел по проходу между скамьями. Короткий взгляд — вот и все, на что она могла рассчитывать.
Архидиакон брезгливо поморщился, забирая у Стенли амулет и держа его на расстоянии вытянутой руки. Но тут у него отвисла челюсть: он молча переводил взгляд с рыжих волос Анны на прядь того же цвета на голове куклы.
