Пелам Вудхаус - Дживс и феодальная верность; Тетки – не джентльмены; Посоветуйтесь с Дживсом!
Признаться, она еще никогда так низко не падала в моих глазах. Я знал, что она, как и все в нашем кругу, придает еде большое значение. Несколько лет назад, когда моя тетушка Далия переманила ее повара-француза Анатоля, она в моем присутствии отпустила по адресу тетушки несколько эпитетов, которые произвели на меня глубокое впечатление. Но сейчас, узнав, что оказалась почти на необитаемом острове без хлеба и воды, она лишь равнодушно проронила: «Неужели?» Только теперь я вполне осознал, до какой степени она подпала под тлетворное влияние своей подруги.
Сама Пайк пала в моих глазах еще ниже – если это возможно, – чем прежде.
– Вот и отлично, – сказала она, как ножом резанув беднягу Бинго. – Обед как таковой следует вообще отменить. В крайнем случае – ограничиться несколькими виноградинами, бананом и тертой морковью. Общеизвестный факт, что…
И пошла писать о желудочном соке, причем с такими подробностями, о которых не следует даже упоминать в присутствии джентльменов.
– Вот видишь, дорогой, – сказала миссис Бинго, – ты почувствуешь себя гораздо лучше, если не съешь плохо перевариваемую пищу. Поэтому радуйся: что ни делается – все к лучшему.
Бинго посмотрел на нее долгим, жалобным взглядом.
– Понятно, – сказал он. – Извините меня, но я лучше отойду куда-нибудь, чтобы прийти в себя, не слушая ваших замечательно интересных откровений.
Дживс многозначительным взглядом отозвал меня в сторонку, и я с надеждой последовал за ним. Ожидания меня не обманули. Дживс прихватил с собой сандвичей на двоих. На самом деле – на троих, и я свистнул Бинго, он незаметно подался к нам. Расстелив салфетку, мы накрыли за кустами импровизированный стол. Потом Бинго направился к букмекерам навести справки о первом заезде. Дживс тихонько кашлянул.
– В дыхательное горло крошка попала? – спросил я.
– Нет, сэр, благодарю вас. Просто я хотел бы выразить надежду, что вы не осудите меня за излишнюю смелость, сэр.
– Какую?
– Это я перед отъездом вынул корзинку с сандвичами из вашего автомобиля, сэр.
Я задрожал как осиновый лист. Я выпучил глаза. Я был поражен ужасом. Потрясен до основания.
– Вы, Дживс? – сказал я, как Цезарь, когда тот обнаружил, что Брут проткнул его чем-то острым. – Вы хотите сказать, что преднамеренно…
– Да, сэр. Мне показалось, что это самый разумный шаг для достижения поставленной цели. Было бы крайне неосмотрительно, на мой взгляд, допустить, чтобы миссис Литтл в ее нынешнем настроении наблюдала, как мистер Литтл поедает пищу в том масштабе, о котором он упомянул сегодня утром.
Точка зрения Дживса была мне ясна.
– Вы правы, Дживс, – задумчиво сказал я. – Понимаю, что вы имели в виду. Водится за Бинго такой грешок – в обществе сандвичей он склонен вести себя несколько грубовато. Мне не раз приходилось бывать с ним на пикниках. Он набрасывается на сандвич с языком или ветчиной, как лев, царь зверей, на антилопу. Сказанное распространяется также на омаров и холодного цыпленка. Согласен, подобное зрелище, наверное, потрясло бы его супругу… И все-таки… тем не менее… однако…
– На этот вопрос можно взглянуть и с другой стороны, сэр.
– С какой?
– День, проведенный без пищи на свежем осеннем воздухе, может заставить миссис Литтл изменить настроение, и она уже не станет столь горячо сочувствовать взглядам мисс Пайк.
– В том смысле, что голод не тетка и миссис Литтл пошлет эту самую Пайк к черту, когда та заведет свою песню о том, как полезно для желудка посидеть денек без еды?
– Совершенно верно, сэр.
Я покачал головой. Терпеть не могу осаживать человека, но приходится.
– И не надейтесь, Дживс, – сказал я. – Боюсь, вы не столь хорошо знаете женщин, как я. Для них не пообедать – пустяк. Дамы вообще относятся к обеду с нескрываемым пренебрежением. Ваша беда, Дживс, в том, что вы перепутали обед с чаем. Черт в преисподней не так страшен, как дама, которая хочет выпить чаю, а ей не дают. Тут уж самая добродушная особа на свете уподобляется бомбе, которая в любую минуту может взорваться. Но обед для нее – ничто. Я был уверен, что вы, с вашим умом, знаете такие азбучные истины.
– Безусловно, вы правы, сэр.
– Вот если бы вы устроили, чтобы миссис Литтл пропустила чай… Но это несбыточная мечта, Дживс. К пяти часам она уже будет дома, где есть все, что душа пожелает. Дорога займет не больше часа. Последний заезд окончится около четырех. К пяти миссис Литтл уже удобно устроится за столом и будет наслаждаться, намазывая гренки маслом. Мне очень жаль, Дживс, но ваш план обречен. Ни малейшей надежды. Полный крах.
– Я весьма высоко ценю ваши замечания, сэр. Все, что вы сказали, совершенная правда.
– К несчастью. Но что делать? Нам остается только пойти на скачки, постараться обчистить пару букмекеров и на время забыть наши тревоги.
Этот день тянулся как год. Не могу сказать, что я получил большое удовольствие. Я был расстроен. Озабочен. Время от времени небольшими группами выезжали фермеры верхом на хромоногих доморощенных клячах, тяжело трусивших по скаковому кругу, и я изредка кидал на них безразличный взгляд. Чтобы человек надлежащим образом воспринимал подобные сельские затеи, у него в желудке должен лежать хороший, плотный обед. Лиши его обеда – и что получится? Скука смертная. Не раз за эти часы я помянул Дживса недобрым словом. Мне стало казаться, что он потерял свою былую хватку. Даже ребенку ясно, что его дурацкий план обречен на неудачу.
Если вспомнить, что среднестатистическая женщина считает обед, состоящий из двух макаронин, половинки шоколадного эклера и рюмки кислого, как уксус, вина, пределом обжорства, то вы поймете, что она не станет раздражаться, если ее лишат несчастного сандвича. Это и ежу ясно. Просто смешно. Не стоит и говорить. Чего добился Дживс своим умничанием? Только того, что мне казалось, будто лисицы грызут мои внутренности, и я хотел лишь одного – скорее вернуться домой.
Когда начало вечереть и миссис Бинго объявила, что с этими играми пора кончать и она хочет уехать, я почувствовал большое облегчение.
– Вас ведь не очень интересует последний заезд, мистер Вустер? – спросила она.
– Нет, ничуть, – совершенно искренне ответил я. В гробу я видел этот последний заезд. К тому же я выиграл шиллинг и шесть пенсов, а уходить надо тогда, когда ты в выигрыше.
– Мы с Лаурой подумали, что пора домой. Хочу поскорее выпить чаю. Бинго говорит, что остается. Вот я и подумала, что вы могли бы отвезти нас на нашем автомобиле, а Бинго с Дживсом приедут потом на вашем.
– Заметано.
– Вы знаете дорогу?
– Да, знаю. По шоссе до пруда, а там по проселочной дороге.
– Дальше я вам покажу, как ехать.
Я попросил Дживса подогнать автомобиль, и вскоре мы уже мчались с ветерком. Короткие сумерки быстро перешли в холодный, промозглый вечер. В такое время мысли обычно устремляются в направлении стакана согревающего шотландского виски с содовой и долькой лимона. Я жал на газ, и мы быстро отмахали по шоссе пять-шесть миль.
Свернув у пруда к востоку, я вынужден был сбавить скорость, потому что мы вдруг оказались на таком бездорожье, где о хорошей езде пришлось забыть. Не знаю, есть ли еще в Англии место, где вы чувствуете себя таким потерянным, как на проселочных дорогах Норфолка. Если бы изредка нам не попадались две-три коровы, можно было бы подумать, что здесь все вымерли.
Я снова подумал о шотландском виски, и чем больше я о нем думал, тем желаннее оно мне представлялось. Удивительно, до чего по-разному люди подходят к выбору напитков. Вот тут-то и выявляется, как сказал бы Дживс, психология индивидуума. Некоторые на моем месте мечтали бы о кружке пива, а по представлениям этой Пайк, как она сама мне сказала, когда мы ехали в Лейкенхэм, живительный напиток – это чуть теплый отвар каких-то там ягод или на худой конец фруктовая вода. Готовится она так: опускаете изюм в холодную воду и добавляете туда немного лимонного сока. После этого, полагаю, вы можете приглашать к себе старых друзей, устраивать оргию, а наутро хоронить тела.
Лично я сомнениями не мучился. Не колебался ни минуты. Согревающее шотландское виски с содовой – это именно то, что мне надо, причем акцент на виски, надеюсь, вы понимаете, но отнюдь не на H2O. Казалось, вожделенная рюмка подмигивает мне сквозь туман и говорит: «Держись, Бертрам! Теперь уже скоро!» И я с новой силой нажал на педаль, пытаясь подогнать стрелку спидометра к шестидесяти.
Но эта злодейка подползла к тридцати пяти, секунду поколебалась, а потом сдалась по причине полной безнадежности. Внезапно, к моему крайнему изумлению, автомобиль издал слабое бульканье, как чахоточный лось, и стал как вкопанный. Итак, мы затерялись где-то в Норфолке. Темнота вокруг нас сгущалась, холодный ветер, доносивший запахи гуано и вялой кормовой свеклы, пронизывал до костей.
Мои пассажирки на заднем сиденье подали голос:
