Шарлотта Бронте - Шерли
Однажды вечером гувернер беспокойно метался на своем жестком ложе. За ним заботливо ухаживал Генри, не отходивший от учителя. Вдруг в комнату постучались, так тихо и осторожно, что это не могла быть ни служанка, ни миссис Джилл. Генри подошел к дверям.
— Как себя чувствует мистер Мур? — спросил тихий голос из темного коридора.
— Войди и посмотри сама.
— Он спит?
— Если бы он мог уснуть! Войди, поговори с ним, Шерли.
— Боюсь, что ему это не понравится.
Тем не менее посетительница переступила порог. Видя, что она колеблется, Генри взял ее за руку и подвел к постели больного.
В полумраке трудно было ее разглядеть; слабый свет падал только на изящное платье. Внизу собрались гости, в числе которых был и сэр Филипп Наннли; дамы сидели в гостиной, и все же хозяйка ускользнула от них, чтобы навестить воспитателя своего кузена. Ее белое платье, прекрасные обнаженные руки и шея, золотая цепочка, вздрагивающая на груди, — все это странно мерцало в полутемной комнате больного. Шерли была робка и задумчива.
— Как ваше здоровье, мистер Мур? — с участием спросила она.
— Болезнь не опасная, и сегодня мне лучше.
— Я слышала, вас мучит жажда. Я принесла вам винограду. Хотите?
— Нет. Но спасибо, что вспомнили обо мне.
— Хоть одну ягодку!
Шерли вынула из корзинки, которую принесла с собой, тяжелую гроздь, оторвала одну ягоду и поднесла ее к губам больного. Он покачал головой, вспыхнул и отвернулся.
— Что же вам принести? Говорите, фруктов вам не хочется, а у самого губы запеклись. Может быть, какого-нибудь питья?
— Миссис Джилл поит меня хлебной водой: по мне это лучше всего.
На несколько минут воцарилось молчание.
— Вы страдаете? Вам больно?
— Совсем немного.
— Что с вами? Из-за чего вы заболели?
Луи Мур промолчал.
— Как вы думаете, откуда у вас лихорадка?
— Должно быть, болотные испарения, малярия. Сейчас осень, самая пора для лихорадки.
— Я слышала, вы с мистером Холлом часто навещаете больных в Брайерфилде и даже в Наннли. Вам надо беречься. В таких вещах геройствовать без нужды неблагоразумно.
— Хорошо, что вы мне напомнили. С вашей стороны тоже неблагоразумно входить в комнату больного и приближаться к его постели. Не думаю, чтобы моя болезнь была заразной, во всяком случае для вас, — прибавил он с легкой усмешкой. — Но к чему вам подвергаться даже малейшему риску? Оставьте меня!
— Потерпите, я скоро уйду. Но мне бы хотелось что-нибудь сделать для вас перед уходом, чем-нибудь услужить вам…
— Вас хватятся внизу.
— Нет, мужчины еще сидят за столом.
— Долго они не просидят. Сэр Филипп Наннли не большой охотник до вина. Вот, я слышу, он уже идет из столовой в гостиную.
— Это слуга.
— Это сэр Филипп, я узнаю его походку.
— У вас тонкий слух.
— Да, слух меня никогда не подводил, а сейчас он стал еще острее. Сэр Филипп приезжал вчера вечером к чаю. Я слышал, как вы пели ему какой-то романс, который он вам привез. Я слышал, как он уехал около одиннадцати, а перед отъездом звал вас во двор полюбоваться вечерней звездой.
— У вас, должно быть, нервы слишком чувствительны.
— Я слышал, как он поцеловал вам руку.
— Не может быть!
— Отчего же? Моя комната как раз над залой, окно — над парадным входом, его приоткрыли, потому что мне было жарко. Вы простояли с ним на ступеньках минут десять, я слышал весь ваш разговор от первого до последнего слова и слышал, как вы прощались, Генри, подай мне воды!
— Позвольте, я вам подам!
Однако больной отклонил ее услугу и сам приподнялся в постели, чтобы взять стакан из рук юного Симпсона.
— Значит, я ничего не могу для вас сделать?
— Ничего. Вы не можете дать мне спокойного сна, а это единственное, чего я сейчас хочу.
— Вы плохо спите?
— Сон бежит от меня.
— Почему же вы говорите, что болезнь не серьезна?
— У меня бывает бессонница, когда я совершенно здоров.
— Если бы я могла, я бы погрузила вас в самый мирный, глубокий и сладкий сон без единого сновидения!
— Полное небытие? Этого я не прошу.
— Ну, пусть вам приснится все, о чем вы мечтаете.
— Ужасное пожелание! Такой сон будет горячечным бредом, а пробуждение смертью.
— Неужели у вас такие фантастические мечты? Вы ведь не фантазер?
— Вероятно, вы именно так обо мне и думаете, мисс Килдар. Но мой характер — не страница модного романа, где вам все ясно.
— Возможно… Но сон… мне так хочется вернуть его к вашему изголовью, вернуть вам его благосклонность. А что, если я возьму книгу, присяду и почитаю вам? Я могу провести с вами полчаса.
— Благодарю, но не хочу вас задерживать.
— Я буду читать тихо.
— Не стоит. У меня жар, и я сейчас слишком раздражителен, чтобы выносить у себя над ухом тихое воркованье. Лучше оставьте меня.
— Хорошо, я уйду.
— Не пожелав мне доброй ночи?
— Что вы, сэр! Спокойной ночи, мистер Мур.
Шерли вышла.
— Генри, ложись спать, мальчик мой, пора тебе отдохнуть.
— Сэр, я хотел бы провести подле вас всю ночь.
— В этом нет нужды, мне уже лучше. А теперь — ступай!
— Благословите меня, сэр.
— Да благословит тебя Бог, мой лучший ученик.
— Вы никогда не называете меня своим любимым учеником!
— Нет, и никогда не назову.
* * *Мисс Килдар, должно быть, обиделась на то, что ее бывший учитель отверг все ее услуги; во всяком случае она их больше не предлагала. В течение дня ее легкие шаги часто слышались в коридоре, однако она ни разу не остановилась перед дверью Луи Мура и ее «тихое воркованье» ни разу больше не нарушило безмолвия в комнате больного. Впрочем, она недолго оставалась комнатой больного: крепкий организм Луи Мура быстро справился с недугом. Через несколько дней он уже совершенно выздоровел и вернулся к своим обязанностям воспитателя.
«Старое доброе время» по-прежнему сохраняло свою власть и над учителем и над ученицей. Это было видно по тому, с какой легкостью учитель преодолевал разделявшее их расстояние, которое Шерли старалась сохранить, и по тому, как спокойно и твердо он укрощал ее гордую душу.
Однажды после полудня семейство Симпсонов отправилось в коляске на прогулку подышать свежим воздухом. Шерли, никогда не упускавшая случая избавиться от их общества, рада была остаться дома под предлогом каких-то дел. С делами — ей всего-то нужно было написать несколько строк — она справилась, едва коляска скрылась за воротами, а потом мисс Килдар вышла в сад.
Был тихий осенний день. Золото бабьего лета разливалось вдаль и вширь по лугам; порыжелые перестоявшиеся леса еще не сбросили свой наряд; увядший, но еще не поблекший вереск красил пурпуром холмы. Ручей стремился через примолкшие поля к лощине, и ни одно дуновенье ветерка не подгоняло его и не шелестело в листве на его берегах. Печать грустного увядания легла уже на сады Филдхеда. Подметенные с утра дорожки вновь покрылись желтыми листьями. Пора цветов и плодов миновала; лишь последние яблоки кое-где еще держались на ветках и запоздалые бледные цветы выглядывали кое-где из-под опавшей листвы на газонах.
Задумчиво прогуливаясь по саду, Шерли собирала эти последние цветы. Ей удалось составить из них тусклый букетик без всякого запаха, и она как раз прикалывала его к платью, когда из дома, прихрамывая, вышел Генри Симпсон.
— Шерли! — окликнул он ее. — Мистер Мур зовет тебя в классную комнату. Он хочет, чтобы ты ему почитала по-французски, если ты не очень занята.
Мальчик передал эту просьбу самым естественным тоном, словно в ней не было ничего особенного.
— Мистер Мур сам послал тебя?
— Конечно! А что тут такого? Пойдем посидим втроем, как тогда, в Симпсон-Гроуве. Помнишь, как приятно проходили наши уроки?
Может быть, мисс Килдар и подумала про себя, что с тех пор многое изменилось, но вслух этого не сказала. Секунду поколебавшись, она молча последовала за Генри.
В классной комнате Шерли, как в былые времена, скромно потупившись, склонила перед учителем голову, сняла шляпку и повесила ее рядом с фуражкой Генри. Луи Мур сидел у стола, перелистывая книгу и отмечая отдельные места карандашом. В ответ на ее поклон он только кивнул, но с места не встал.
— Несколько дней назад вы хотели мне почитать, — проговорил он. — В тот вечер я не мог вас послушать. Сегодня я к вашим услугам. Небольшая практика во французском языке вам не повредит: я заметил, что ваше произношение начинает портиться.
— Что мне читать?
— Вот посмертное издание Сент-Пьера. Прочтите несколько страниц из «Отрывков об Амазонке».
Шерли опустилась в кресло, заранее поставленное рядом с креслом Луи Мура. Теперь их разделяла только книга на столе, и девушка склонилась над ней так низко, словно хотела закрыть страницы от учителя своими длинными локонами.
