Пэлем Вудхауз - Том 6. Лорд Эмсворт и другие

Утро было самое что ни на есть раннее, а в библиотеке лежал один из тех перочинных ножей, которыми закалывают баронетов в соответствующих романах. Нож был острый, граф им порезался два дня назад. Словом, все складывалось прекрасно — если бы не мысли о Констанс.

«Если она узнает…» — подумал он и содрогнулся. Тут подоспел голос, зашептавший на ухо: «Не узнает», и бедный лорд, напротив, встрепенулся. Пыл, вдохновлявший его крестоносных предков при Акре или Дамиетте,[119] поднял его с постели и побудил одеться, если слово это применимо к такому свитеру и таким брюкам. У дверей библиотеки лорд Эмсворт ничем не отличался от тех, кто сокрушал нечестивых.

Когда он уже размахивал ножом, как Артур — Эскалибуром, странная пустота в желудке подсказала ему, что он не завтракал. Несмотря на рассеянность, он догадался, что тут поможет кухня. Теперь он редко там бывал, но в детстве вечно бегал туда, за пирогом, и оттуда, от кухарки. Легко отыскав дорогу, он открыл знакомую дверь, зная, что при всех своих особенностях воду вскипятить сумеет, — и неприятно удивился, ибо в кухне был Джордж.

— Дед! — сказал Джордж не совсем отчетливо, так как жевал.

— Джордж! — сказал лорд Эмсворт, тоже не слишком отчетливо, но по другим причинам. — Как ты рано встал!

Джордж сообщил, что любит вставать рано, можно два раза позавтракать, и спросил, почему встал в этот час его дедушка.

— Я… э… а… — ответил тот. — Бессонница.

— Яичницу зажарить?

— Спасибо, нет. Пойду, пройдусь. Воздух очень хороший. До свиданья, Джордж.

— Пока, дед.

— Пройдусь, — повторил лорд Эмсворт и ушел в большой растерянности.

Сага о подрезанных веревках достигла замка незадолго до завтрака, когда юный христианин, изможденный дурной ночью, пришел к заднему крыльцу и спросил Биджа. Ему он все и поведал. Бидж велел одному из своих подчиненных отыскать для страдальцев новые веревки и сообщил все леди Констанс, та — герцогу, тот — племяннику, а уж тот — лорду Икенхему, который сказал: «Ай-яй-яй, подумать только!»

— Международная банда, не иначе, — прибавил он, на что Арчи ответил, что злоумышленник, несомненно, не любит юных христиан, и лорд Икенхем с этим согласился.

Вообще-то в такой час он должен был идти к гамаку, но пошел к Эмсворту, чтобы его поздравить. Он знал, что победитель сидит в библиотеке, читая трактаты о свиньях, как всегда после завтрака.

В библиотеке лорд Эмсворт сидел, но не читал, а глядел куда-то. Нельзя сказать, что его терзали угрызения; он чувствовал примерно то, что чувствует чикагский бизнесмен старой школы, удачно взорвавший соперника. Вроде бы все в порядке, а все-таки страшновато.

— А, Икенхем… — сказал он. — Доброе утро.

— Для вас, дорогой мой Эмсворт, прекрасное. Только что слышал новости.

— Да?..

— Замок звенит вашей славой.

— Да?..

— Ну, ну, — укоризненно сказал лорд Икенхем, — со мной не стесняйтесь. Вы обрушили меч Гидеона[120] на этих подлецов. Как тут не гордиться!

Лорд Эмсворт не столько гордился, сколько трепетал, глядя сквозь пенсне на стену, словно хотел разглядеть, где же у нее уши.

— Пожалуйста, Икенхем, не говорите так громко!

— Хорошо, буду шептать.

— Да, прошу вас.

Лорд Икенхем сел и понизил голос.

— Ну, рассказывайте.

— А… э…

— Понимаю. Вы — человек действия. Молчаливый. Как Билл Бейли.

— Билл Бейли?

— Один мой знакомый.

— Была такая песенка, правда? «Вернись домой, Билл Бейли». Я ее когда-то пел.

— Жаль, что не слышал вас. Но теперь расскажите лучше о своем подвиге.

— Я очень боялся.

— Чепуха. Вы себя не знаете.

— Боялся, Икенхем. Я думал, что скажет Констанс.

— Она не узнает.

— Вы уверены?

— Как ей узнать?

— Она все узнаёт.

— Но не это. Мы с вами породили одну из великих тайн истории, вроде Железной Маски[121] или «Марии-Целесты».[122]

— Вы ее видели?

— Кого?

— Констанс.

— Мельком.

— Она… э… расстроена?

— Скажем, в ярости.

— Этого я и боялся.

— Совершенно зря. Ваше имя и не всплывало. Подозрения пали на мальчика, который чистит ножи. Вы с ним знакомы?

— Нет, мы не встречались.

— Зовут его Перси. Видимо, достойная личность. В очень плохих отношениях с этими христианами. Чутко ощущая социальные различия, он смотрел свысока на тех, кто не живет в замке, и это их обижало. Заподозрили его сразу, но он стоял насмерть, пришлось отпустить. Улик совершенно нет.

— Это хорошо.

— Да, конечно.

— Но вот Констанс…

— Не боитесь же вы ее!

— Боюсь. Вы не представляете, какая она въедливая. Помню, я проглотил запонку и прикрепил манишку такой медной штукой для бумаг. Что было!..

— Понимаю. Но сейчас вам бояться нечего. Как ей вас заподозрить?

— Она знает, что я не люблю этих мальчиков. Они сбили с меня цилиндр, а главное — дразнили Императрицу. Догадается…

— Исключено, — заверил его лорд Икенхем. — Вы — вне опасности. А если что, берите пример с Перси, стойте насмерть. Доказательств нет. Ну, мне пора. Меня ждет гамак.

Оставшись один, лорд Эмсворт, утешенный этими словами, все же не мог приняться за книгу о свинье и глядел куда-то, когда раздался стук в дверь, и он задрожал.

— Войдите, — пролепетал он, хотя разум подсказывал, что это не Констанс, та не стучится.

Это была Лаванда, заметно приосанившаяся, ибо вечером герцог вручил ей чек и она собиралась в Лондон, развлечься. Нельзя сказать, что она скакала, как холмы, но была к этому ближе, чем обычно. Подходя к библиотеке, она напевала какую-то авангардистскую музыку, размышляя при этом о машинописном бюро.

Все шло у нее прекрасно. Она могла назвать с ходу десяток поэтов и эссеистов, которые вечно что-то пишут. Назначить поначалу не очень высокую цену, и все эти Обри, Лайонелы и Люцианы ринутся к ней, а там разнесется слава, и пойдут клиенты попроще. Она знала, что каждый приличный мужчина, не говоря уж о женщине, пишет роман, а значит — ему нужны как минимум три экземпляра.

По этим причинам она почти весело обратилась к хозяину.

— Простите, лорд Эмсворт, — сказала она, — леди Констанс отпустила меня до завтра в Лондон. Вам ничего не привезти?

Узнав, что привезти ничего не нужно, она ушла, а он остался наедине со своими мыслями. Им он и предавался, когда снова услышал стук в дверь. На сей раз это был новый гость, друг Икенхема из Бразилии.

— Можно с вами поговорить? — спросил он.

Допросив и отпустив Лаванду, леди Констанс ушла к себе, просмотреть утреннюю почту. Одно письмо было из Нью-Йорка, от Джеймса Скунмейкера, и она читала его с обычным удовольствием, когда дверь распахнулась. Не успела она проговорить: «Кларенс!», ставя его на место, как увидела его лицо, и уже говорить не могла.

Он был сиреневый, а глаза, в обычных случаях — кроткие, дико сверкали сквозь пенсне. Такие приступы случались раза по два в год и усмиряли даже ее, ибо безответный брат, которому достаточно сказать: «Кларенс!», превращался в ураган канзасского типа. Ярость угнетенных страшна; вспомним Французскую революцию.

— Где эта гадина? — крикнул он, словно никогда не сворачивался в шарик под взглядом секретарши. — Ты ее видела? Ищу, ищу!..

— Я отпустила ее в Лондон, — едва ли не кротко ответила леди Констанс.

— А, да! — воскликнул лорд Эмсворт, который это забыл.

— Да. да, да, она говорила.

— Зачем она тебе?

Подутихший было граф разъярился снова. Пенсне плясало на кончике шнурка, как всегда в такие минуты.

— Я ее выгоню!

— Что?

— Да, да, да, да. Этого Бурбона я выгнал.

Нельзя сказать, что леди Констанс заблеяла, но примерно такой звук издает воспитанная овца, если ее напугать во время еды. Она не так уж любила Джорджа Сирила — зато знала, как его ценит Кларенс, и поверить не могла, что тот добровольно расстался с ним, как не могла бы поверить, что она сама добровольно расстанется с Биджем. Слова герцога всплыли в ее памяти; да, он сошел с ума.

— Что ты говоришь! — вскричала она, а лорд Эмсворт, изловивший пенсне, помахал им перед ней, как ретиарий — сетью.

— То, — отвечал он, надевая пенсне и сверкая сквозь него глазами. — Я его уволил и пригрозил застрелить, если он не уйдет.

— Что ты говоришь!

— Опять?!

— Нет, нет, прости. Я просто удивилась.

— Ничего удивительного. Они с этой Лавандой хотели украсть Императрицу.

— Что…

— Ты глухая? Хотели украсть Императрицу.

— Что…

— Если ты еще раз скажешь: «Что ты говоришь», — сурово заметил лорд Эмсворт, — пеняй на себя. По-видимому, ты мне не веришь.

— Как же мне поверить? У мисс Бриггз самые лучшие рекомендации. Она окончила Лондонский экономический колледж.