Улитка на склоне Фудзи - Исса Кобаяси
14-й день
Утром я заметил, что у отца сильно отекло лицо, и очень встревожился, ведь вчера этого отека не было. Подозревая, что это результат вчерашнего возлияния, я внимательно осмотрел его тело и обнаружил, что все члены его отекли более обыкновенного. Хорошо бы достать лекарство, устраняющее вред, нанесенный вином, но разве найдешь что-нибудь подобное в нашей глуши? Остается только терзаться.
Отец стал недоверчив, ему кажется, что от него все прячут, он постоянно требует запретного и, что хуже всего, снова просит вина. Рискуя навлечь на себя его гнев, я отказал ему, пытался спорить с ним, и, в конце концов, он рассердился и стал кричать: «Ты ведь не врач, что ты можешь знать? Вчера я пил, и ничего со мной не случилось, почему же надо мучить меня сегодня? Не тяни же, давай скорее!»
Не умея прекословить отцу, я сдался, взяв с него обещание, что он выпьет только одну чарку. Прищелкивая языком, он пил, и по его лицу я видел, что он попросит еще. Так оно и случилось, но я больше не дал ему, сказав: «Довольно и этого».
Окружающие говорят, что я заставляю отца томиться от жажды, но ведь вино для больного – то же, что искра для хвороста.
15-й день
Меня чрезвычайно беспокоит состояние от- ца, поэтому сегодня я просидел возле него всю ночь до самого рассвета, утром же, осмотрев его, увидел, что у крыльев носа появилась неприятная чернота. Мне хотелось как можно быстрее показать больного врачевателю, но до него пять ри пути, да и жена отца против, поэтому я только промучился весь день от собственного бессилия, – спорить с ней все равно, что размахивать бумажным мечом.
С самого начала, с того дня, как слег, отец ни на миг не забывал о сутрах, читал их и днем и ночью, но теперь он не может вставать и ложиться, когда его душе угодно, а потому ограничивается тем, что, лежа при слабом свете фонаря, возносит хвалу Будде. Его голос очень изменился, и у меня больно сжимается сердце всякий раз, как я его слышу.
Я мечтаю лишь о том, чтобы он поскорее поднялся, ночи и дни кажутся мне бесконечными. Вот и сегодня я с нетерпением ждал рассвета и, когда наконец к радости больного закричали петухи, тоже вздохнул с облегчением.
16-й день
Ясно. Более всего беспокоит меня отек на лице больного. Однако некоторые говорят, что, если больной пережил двадцатый день своей болезни, самое страшное позади, с каждым днем жизни его угрожает все меньшая опасность. Одни говорят: «Получше ходите за больным», – другие напоминают: «Не забывайте и о том, сколь важно готовить больного к новому перерождению», – требуют, чтобы отец почаще обращался к будде Амиде, причем сами тут же начинают громко возносить молитвы. Людям, которые упорно твердят, что отец наверняка выздоровеет, я очень благодарен, пусть даже это всего лишь пустые слова. А вот те, кто предлагает подумать о новом перерождении, скорее раздражают меня, хотя, возможно, они-то и правы. Впрочем, чего ждать от жителей глухой деревеньки, куда не доходят учения святых отшельников! Жена отца и все ее родственники, начиная с моего младшего брата, украдкой судачат о том, что вряд ли когда-нибудь у отца будет более благоприятный миг для перехода в мир иной. Никто из них не желает отцу выздоровления. Они говорят с такой жестокой уверенностью, что невольно вспоминаешь о старом обычае отвозить стариков в горы и оставлять их там на верную смерть.
17-й день
С каждым днем отек на лице у отца увеличивается, а кроме того, в его горле постоянно клокочет мокрота, что меня тоже очень беспокоит. Что-то вроде мокрого кашля было у него с самого начала, но при недугах подобного рода всегда бывают мокрота и отек, к тому же мокроту удавалось уменьшить с помощью сахара, и до сего дня она не вызывала особенного беспокойства, но вчера я понял, что самому мне с ней не справиться, и срочно отправил письмо Дзинсэки в Нодзири, после чего стал с нетерпением ждать его приезда, но, очевидно, что-то помешало ему выехать сразу же, во всяком случае, наступил вечер, а он так и не появился. К счастью, стоит Пятая луна, поэтому ночи коротки. И тем не менее каждую ночь я неизменно тороплю рассвет, сегодня же, после того как целый день напрасно прождал врача, ночь показалась мне особенно долгой. Только к завтраку мне удалось немного успокоиться.
18-й день
На рассвете отцу стало вроде бы немного лучше. Он даже пожелал сесть. Возрадовавшись, я, как обычно, укутал его, и некоторое время он сидел, прислонившись к изголовью, но потом стал задыхаться и сказал, что хочет снова лечь. Тут как раз явился Дзинсэки. Немедля осмотрев отца, он сказал, что пульс у него хороший, опасения вызывают только отек и мокрота. Посоветовав давать отцу лекарство, уничтожающее мокроту, немедля занялся его приготовлением, приготовив же, подогрел и дал отцу. Очевидно, под воздействием этого лекарства, отец стал часто мочиться. Он явно почувствовал себя лучше и вскоре спокойно уснул. Я, как обычно, принялся растирать ему ноги, и вдруг отец открыл глаза.
– Ты ухаживаешь за мной так долго, – растроганно сказал он, – не отлучаешься от меня ни днем ни ночью. Право же, я этого не заслуживаю. Наверное, родители и дети действительно связаны крепкими узами, потому-то ты и вернулся ко мне теперь и заботишься обо мне.
– Возможно, я и дожил до сего дня лишь затем, чтобы исполнить свой сыновний долг, – ответил я. – Ведь вы мой отец, и, даже если вы будете болеть десять или двадцать лет, разве позволю я себе возроптать? Поправляйтесь же, и пусть ничто вас не тревожит.
На это отец сказал:
– Я и сам надеюсь выздороветь, но мне никогда еще
