Оливия Уэдсли - Жажда любви
Он имел огромный успех, больше чем даже мог предполагать, и даже несколько смутился этим.
Над ним стали подсмеиваться и дразнить в клубах, и он невольно чувствовал себя старым и смешным. Тогда он решил покончить с этим, избегать посещений маленького домика в Керцон-стрит, и посылал Саре подарки вместо писем, оптимистически уверяя себя, что она, наверное, поймет.
Но поведение Сары должно было разрушить все его оптимистические надежды. Она упорно цеплялась за прежнее и отказывалась приспособляться к новым условиям. Тогда Шарль просто стал отдаляться от нее и избегал ее так упорно, что в конце концов она сама пошла на поиски за ним.
Его в самом деле не было дома, когда она однажды пришла к нему. Она осталась ждать его, и когда он пришел с несколькими друзьями, то застал ее у себя. Он открыл дверь своим ключом, и слуга не слыхал его.
Сара увидала только Шарля; света не было в комнате, и она была освещена огнем камина. Она встала, когда Шарль вошел, и сказала ему:
— Я не могла больше оставаться в разлуке с вами. Я так жаждала видеть вас.
Разумеется, дело это замяли, никто не знал этого и тем не менее все говорили об этом, и большинство заявляло, что ничего другого нельзя было ожидать от девушки, в жилах которой текла кровь Лэнсдаля; «какова мать, такова и дочь!» — прибавляли все.
Леди Диана пришла в ярость; она возмущалась лично, а также и с финансовой, общественной и нравственной точки зрения, находя, что Сара разрушила все свои шансы в будущем, обесценила себя и навлекла неприятную и совершенно ненужную критику и осуждение на красивую голову своей матери. Жизнь Сары превратилась после этого в сплошное мучение. Леди Диана не щадила ее, осыпала упреками и с пренебрежением относилась к ней, продолжая идти своей дорогой.
Коти появился спустя год, или около того, после этого эпизода. Он пришел как гость к леди Диане, которая любила его отца и ненавидела его мать и всегда прекрасно была осведомлена о размерах его состояния. Но ей и в голову не приходило, что он может думать о женитьбе на Саре. Она рассказала ему всю историю с Картоном, в то время как Коти сидел в ее будуаре, где для нее служили фоном цветы и мягкое освещение, а для него было приготовлено виски с содой.
Коти увидел Сару за обедом и приглядывался к ней с большим вниманием.
Ему понравилась ее стройная, высокая фигура и смелый взгляд, который заставлял ее, как он думал, так резко относиться к нему. Она напоминала ему, некоторым образом, породистую лошадь с превосходными задатками, но испорченную дурным обращением в конюшне. Коти рассматривал людей и события с точки зрения любителя лошадей и поэтому редко судил о них невеликодушно.
Он не имел намерения жениться с тех пор, как женщина, которую он обожал, бросила его, но ему неприятно было видеть, что такое породистое существо погибает от дурного обращения, и поэтому он сделал предложение Саре. Он жалел ее, и она нравилась ему. В нем было много доброты и много человеческих чувств. Кэртона он встречал часто, но относился к нему безразлично, вернее — просто презирал его.
Кэртон, со своей стороны, не обладал достаточным великодушием и поэтому не мог оценить доброты Коти. Он бы хотел его унизить, но этого он не мог сделать в данном случае и поэтому молчал, когда при нем упоминалось имя Коти. Он постоянно испытывал какое-то грызущее чувство раздражения, потому что Коти собирался взять то, что Кэртон мог бы иметь, и хотя он никогда не стремился владеть этим, но все же не желал, чтобы это сделалось достоянием другого.
Если бы Сара выходила замуж за бедного человека, то Кэртон постарался бы даже помочь такому браку в некотором отношении и написал бы Саре очень милое письмо, которое ему доставило бы удовольствие, а ей было бы приятно прочесть. Но при данных обстоятельствах подарки Коти затмили бы все, что он мог бы поднести ей ко дню свадьбы, а она сама, в качестве жены Коти, могла уже покупать себе все, что ей захочется. Таким образом Сара, как жена Коти, приобретала особенную цену в глазах других мужчин, и это в особенности было неприятно Кэртону.
Сара бесспорно была красива, а после своего брака заняла соответствующее положение в обществе.
Кэртон не очень огорчился, когда узнал о болезни Коти, и теперь, войдя в его дом и увидев красивую, необыкновенно изящную обстановку комнаты, куда его проводил слуга, он снова испытал прежнее чувство досады против Коти.
Сара спокойно встретила его и сказала улыбаясь:
— Здравствуйте, Шарль.
В первый момент Шарль не мог выговорить ни слова, в душе проклиная собственное смущение, а потом заговорил о погоде.
Он имел в виду спросить ее о состоянии ее мужа и выразить ей сочувствие, которое, по его мнению, должно было произвести впечатление на ее чувствительную душу. Но лицом к лицу с Сарой, оказавшейся такой спокойной, самоуверенной светской женщиной, он совершенно растерялся и не мог произнести подготовленных им фраз.
Когда Сара нагнула голову над маленьким серебряным чайником, он вперил в нее жадный взор. Черт возьми, она была прелестна! А ведь она любила его когда-то! — думал Шарль.
Вдруг он сказал с оттенком лукавой нежности:
— Вы помните, Сара?
Он имел удовольствие видеть, как краска внезапно залила ее лицо и точно розовый луч заката засиял на ее лице и белой нежной груди. Но какое-то другое непонятное чувство заставило его сердце забиться сильнее.
Однако Сара смело и прямо посмотрела на него.
— О да! — сказала она, поборов свое легкое замешательство. — Я, конечно, помню, Шарль. Но это уже перестало быть таким воспоминанием, которое вызывает душевную боль или… или заключает в себе что-нибудь имеющее значение.
Кэртон отлично понял, что она хочет сказать, и ее прямой, непринужденный взгляд вызвал у него болезненное чувство потери чего-то и сделанной ошибки.
— Я рад, что значил так немного для вас, — заметил он с горечью.
Сара не обратила внимания на это замечание, она заговорила о Париже, о его пребывании здесь, его встрече с ее матерью, и в тот момент, когда она произнесла ее имя, леди Диана вошла.
Кэртон вскочил и с преувеличенной любезностью склонился перед нею, а пока он разговаривал с нею, Сара со вниманием наблюдала его. Но это внимание было совсем другого рода, чем то, с которым он только что сам смотрел на нее.
Она не могла вполне уяснить себе те чувства, которые он возбуждал в ней в эту минуту. Она вспоминала и противопоставляла то, что она чувствовала раньше, с тем, что чувствовала теперь. Она жалела, что могла пережить свою любовь, и эта любовь испарилась окончательно, так что она не испытывала даже никакого трепета, вспоминая свою близость с Шарлем. Ей казалось ужасной такая потеря способности любить. Ведь буря эмоций, испытанных ею когда-то, была так прекрасна, так лучезарна и сильна! Но продолжалась она только три коротких года, и теперь, когда она похоронила свои чувства, она даже не испытывала никакого горя. Все было кончено навсегда, и в ее сердце оставалось лишь такое местечко, в котором уже никогда не будут цвести цветы.
Неужели она когда-нибудь обнимала эту темную голову, глубоко заглядывала в эти обманчивые темные глаза, целовала со страстью, на какую только была способна, эти тонкие губы умного рта?
Неужели в этих объятиях она находила небесное блаженство и этот голос заставлял звучать в ее сердце такие нежные струны и вызывал у нее такой трепет? Она с удивлением говорила себе:
— Ведь это все было, я все это переживала! А теперь ничто уже не имеет значения и не будет иметь значения между ним и мною…
Но она хотела показать, как прочно устроена ее жизнь теперь. Он для нее не имеет значения, но он все же существует.
Несколько позднее Кэртон спросил ее о Коти, но так мило и совсем иначе, чем он хотел это сделать раньше. Потому что во время его короткого визита к Саре прибавилось нечто новое к его старым чувствам к ней; это не было настоящее уважение к ней, но какая-то смесь уважения и зависти, а такое смешанное чувство часто насильственно заставляет смиряться.
Кэртон говорил себе, что Сара действительно была очаровательной женщиной, и притом хотя она и была теперь запретной для него, но ведь некогда она была влюблена в него. И вот, в то время как он смотрел на нее и восхищался ею, его не оставляла мысль, что было бы удивительно интересно расшевелить ее снова и нарушить ее невозмутимое спокойствие.
Он сделался искренне мил с Сарой, принимая насколько возможно вид старинного друга семьи.
Племянник Коти, Роберт, опекуном которого сделалась теперь Сара, влетел, как ураган, в комнату. Леди Диана тотчас же бросила на него кокетливый взгляд и на устах ее появилась улыбка, которую ее приятели называли «улыбкой охотника за дичью». Эта улыбка имела градации; она подавала только надежду, или соблазняла, или даже выражала требование. Роберту достались все три улыбки, и юноша пришел в восторг.
