Антон Чехов - Пьесы. 1878-1888

Входит Венгерович 2.

Платонов и Венгерович 2.

Венгерович 2. Послушайте, господин учитель, я советовал бы вам не трогать моего отца.

Платонов. Merci за совет.

Венгерович 2. Я не шучу. Мой отец знаком с очень многими и поэтому легко может лишить вас места. Я вас предостерегаю.

Платонов. Великодушный юноша! Как вас зовут?

Венгерович 2. Исаак.

Платонов. Авраам, значит, роди Исака. Благодарю вас, великодушный юноша! В свою очередь потрудитесь передать вашему папаше, что я желаю ему и его многим провалиться сквозь землю! Идите кушать, а то там всё поедят без вас, юноша!

Венгерович 2 (пожимает плечами и идет к двери). Странно, если не глупо… (Останавливается.) Не думаете ли вы, что я сержусь на вас за то, что вы не даете покоя моему отцу? Ничуть. Я поучаюсь, а не сержусь… Я изучаю на вас современных Чацких и… я понимаю вас! Если бы вам было весело, если бы не было так бездельнически скучно, то, поверьте, вы не трогали бы моего отца. Вы, господин Чацкий, не правды ищете, а увеселяетесь, забавляетесь… Дворни у вас теперь нет, надо же кого-нибудь распекать! Ну и распекаете всех и вся…

Платонов (смеется). Ей-богу, славно! А у вас, знаете ли, есть этакое маленькое соображение…

Венгерович 2. Замечательно то отвратительное обстоятельство, что вы никогда не ссоритесь с моим отцом с глазу на глаз, tête-à-tête; вы выбираете для своих увеселений гостиную, где бы вы были видны глупцам во всем своем величии! О, театрал!

Платонов. Желал бы я поговорить с вами лет через десять, даже пять… Как-то вы сохранитесь? Останется ли нетронутым этот тон, этот блеск очей? А ведь попортитесь, юноша! По наукам у вас хорошо идут дела?.. По лицу вижу, что плохо… Попортитесь! Впрочем, идите есть! Я не буду больше беседовать с вами. Мне не нравится ваша злая физиономия…

Венгерович 2 (смеется). Эстетик. (Идет к двери.) Лучше злая физиономия, чем физиономия, напрашивающаяся на пощечину.

Платонов. Да, лучше… Но… ступайте есть!

Венгерович 2. Мы не знакомы… Не забудьте, пожалуйста… (Уходит.)

Платонов (один). Мало знающий, много думающий и из-за угла много говорящий юноша. (Смотрит в дверь столовой.) А вон и Софья. По сторонам смотрит… Меня ищет своими бархатными глазами. Какая она еще хорошенькая! Сколько в ее лице красивого! Волосы всё те же! Тот же цвет, та же прическа… Сколько раз приходилось мне целовать эти волосы! Славные воспоминания навевает на меня эта головка…

Пауза.

Неужели и для меня уже настала пора довольствоваться одними только воспоминаниями?

Пауза.

Воспоминания вещь хорошая, но… неужели мне-то… уж конец? Ох, не дай бог, не дай бог! Лучше смерть… Надо жить… Жить еще… Молод я еще!

Входит Войницев.

Платонов и Войницев и потом Трилецкий.

Войницев (входит и вытирает губы салфеткой). Идемте за здоровье Софи пить, нечего прятаться!.. Ну что?

Платонов. Смотрю и любуюсь на вашу супругу… Чудо барыня!

Войницев смеется.

Платонов. Большой вы счастливчик!

Войницев. Да… Я сознаю… Я счастлив. Не то чтобы счастлив, а с точки зрения… нельзя сказать, чтобы совершенно… Но вообще очень счастлив!

Платонов (смотрит в дверь столовой). Я давно уже знаю ее, Сергей Павлович! Я ее знаю, как свои пять пальцев. Как она хороша, но как она была хороша! Жаль, что вы ее не знали тогда! Как она хороша!

Войницев. Да.

Платонов. Глаза-то?!

Войницев. А волосы?!

Платонов. Она была чудной девушкой! (Смеется.) А моя-то Саша, моя Авдотья, Матрена, Пелагея… Вон она сидит! Чуть видна из-за графина с водкой! Раздражена, взволнована, возмущена моим поведением! Терзается, бедная, мыслью, что все теперь осуждают и ненавидят меня за то, что я поругался с Венгеровичем!

Войницев. Извини за нескромность вопроса… Ты счастлив с ней?

Платонов. Семья, брат… Отними ты у меня ее, и я, кажется, окончательно пропал… Гнездо! Поживешь, узнаешь. Жаль только, что ты мало собачился, цены семье не знаешь. Я свою Сашку и за миллион не продам. Мы с ней сошлись как нельзя лучше… Она глупа, а я никуда не годен…

Трилецкий входит.

(Трилецкому.) Натрескался?

Трилецкий. Страсть. (Бьет себя по животу.) Твердыня! Пойдемте-ка, гуси лапчатые, выпьем… Надо бы, господа, для приезда господ… Эх, братцы… (Обнимает их обоих вместе.) Да и выпьем же! Эх! (Потягивается.) Эх! Жизнь наша человеческая! Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых… (Потягивается.) Гуси вы лапчатые! Жулики…

Платонов. У своих больных ты сегодня был?

Трилецкий. Об этом после… Или вот что, Мишель… Говорю тебе раз навсегда. Меня не трогай! Надоел ты мне пуще горькой редьки своими поучениями! Будь человеколюбив! Убедись наконец, что я стена, а ты горох! Или уж если тебе так приспичило, если чешется твой язык, то изложи мне письменно всё то, что тебе нужно. Наизусть выучу! Или, наконец, даже читай мне поучения в определенный час. Даю тебе час в сутки… От четырех до пяти пополудни, например… Хочешь? Я даже платить тебе буду по рублю за этот час. (Потягивается.) Целый день, целый день…

Платонов (Войницеву). Объясни мне, пожалуйста, что значит объявление в «Ведомостях»? Неужели в самом-таки деле пришла пора?

Войницев. Нет, не беспокойся! (Смеется.) Это маленькая коммерческая комбинация… Будут торги, и имение наше купит Глагольев. Порфирий Семеныч освободит нас от банка, и мы ему, а не банку, будем платить проценты. Это его выдумка.

Платонов. Не понимаю. Какая ему тут выгода? Дарит он, что ли? Не понимаю я этого подарка, да и едва ли он вам… нужен.

Войницев. Нет… Впрочем, я сам не совсем понимаю… Спроси у maman, она растолкует… Знаю только, что имение после продажи останется за нами и что выплачивать за него мы будем Глагольеву. Maman сейчас же выдает ему своих пять тысяч в уплату. Во всяком случае с банком не так удобно вести дела, как с ним. Ох, да и надоел же мне этот банк! Ты не надоел так Трилецкому, как мне надоел этот банк! Бросим коммерцию! (Берет Платонова под руку.) Пойдем, выпьем за наше «ты»! Николай Иваныч! Пойдем, брат! (Берет Трилецкого под руку.) Выпьемте за наши хорошие отношения, друзья! Пусть судьба лишает меня всего! Пусть пропадут к черту все эти коммерческие комбинации! Были бы живы да здоровы люди, которых я люблю, вы, да моя Соня, да моя мачеха! В вас моя жизнь! Пойдем!

Платонов. Иду. Я выпью за всё и выпью, должно быть, всё! Я давно уже не был пьян, и мне хочется напиться.

Анна Петровна (в дверь). О дружба, это ты! Хороша тройка! (Поет.) Запрягу ль я тройку борзых…

Трилецкий. Темно-карих лошадей… С коньяка начинать, ребята!

Анна Петровна (в дверь). Идите, дармоеды, есть! Простыло всё!

Платонов. Ох, о дружба, это ты! Всегда везло мне в любви, но никогда не везло в дружбе. Боюсь, господа, чтоб и вам не пришлось плакать от моей дружбы! Выпьем за благополучный исход всех дружб, в том числе и нашей! Да будет конец ее так же не бурен и постепенен, как и начало! (Уходят в столовую.)

Конец первого действия

Действие второе

Картина первая

Сад. На первом плане цветник с круговой аллейкой. В центре цветника статуя. На голове статуи плошка. Скамьи, стулья, столики. Направо фасад дома. Крыльцо. Окна открыты. Из окон несутся смех, говор, звуки рояля и скрипки (кадриль, вальсы и проч.). В глубине сада китайская беседка, увешанная фонарями. Над входом в беседку вензель с литерами «С. В.». За беседкой игра в кегли; слышны катание шаров и возгласы: «Пять хороших! Четыре нехороших!» и т. п. Сад и дом освещены. По саду снуют гости и прислуга. Василий и Яков (в черных фраках, пьяные) развешивают фонари и зажигают плошки.

Бугров и Трилецкий (в фуражке с кокардой).

Трилецкий (выходит из дома под руку с Бугровым). Дай же, Тимофей Гордеич! Ну что тебе стоит дать? Взаймы ведь прошу!

Бугров. Верьте богу, не могу-с! Не обижайте, Николай Иваныч!

Трилецкий. Можешь, Тимофей Гордеич! Ты всё можешь! Ты можешь всю вселенную купить и выкупить, только не хочешь! Ведь взаймы прошу! Пойми ты, чудак! Честное слово, не отдам!