Кан Кикути - Портрет дамы с жемчугами
– Ну вот, вы уже добрались до собственного отца.
– Ваш отец в этом отношении безупречен, – сказал юноша. – Он может служить примером для остальных – честен и не стыдится бедности.
– У него это превратилось просто в болезнь, – с легкой грустью отвечала девушка, потупившись. – Лет ему много, но он ни разу не изменил своим привычкам.
– Разве это привычки, – как бы утешая девушку, сказал юноша, – целых тридцать лет отстаивать свои убеждения в Верхней палате и защищать страну от крайностей узкопартийных правительств?
Сейчас в голосе юноши уже не было той горячности, с которой он говорил о нуворишах. Разговор незаметно перешел на философские темы, а потом оба они умолкли. Юноша пододвинул тумбочку и сел рядом с девушкой.
Налетел теплый ветерок, и с махровых вишен дождем посыпались нежно-розовые лепестки.
Сёхэй хотел незаметно уйти, но счел это для себя унизительным и, подавляя негодование, слушал резкие слова юноши. Еще несколько минут назад он думал, что все гости преклоняются перед его богатством, может быть, завидуют и, уж во всяком случае, трепещут перед могуществом его золота. Ведь все эти сановники и аристократы, во главе с маркизом М., адмиралы, генералы, сам премьер-министр и банкиры, представители различных фирм, ученые, священники, боксеры, артисты – все они явились сюда только потому, что признают силу его денег. А эти зеленые юнцы, до которых ему нет, в сущности, никакого дела, пусть даже они отпрыски высокопоставленных родителей, не зная его лично, в его же саду осмеливаются не только критиковать его жизнь, но еще и презирать его деньги, которые он, не видя перед собой иной цели, с таким трудом скопил. Но им, видно, мало осуждать его образ жизни, они еще посягают и на его достоинство.
В этот момент Сёхэй походил на раненого зверя. С перекошенным от злобы лицом он смотрел на молодых людей, потом процедил сквозь зубы:
– Еще одно слово, и я вам покажу.
Но юноша и девушка перешли на шепот, опасаясь, как бы кто-нибудь их не услышал.
Тут Сёхэй, который совсем уже было собрался подойти к ним, несколько поостыл, но уйти ему по-прежнему мешала гордость, и он стоял, не двигаясь с места и гневно наблюдая за ними.
Прислушиваясь к разговору молодых людей, Сёхэй не разглядел как следует их лиц и сейчас стал внимательно к ним присматриваться. И чем больше он смотрел, тем сильнее поражался. В лице юноши сквозили энергия и ум; девушка была сама женственность и благородство. Такой целомудренной красоты Сёхэй даже во сне не видел.
Ни одна из гейш, чью любовь он покупал за деньги, не шла с этой девушкой ни в какое сравнение, как искусственный цветок с живым, как поддельный жемчуг с настоящим. Но все искусственное способно прельстить только раз, а потом приедается. Эта же девушка была свежа и чиста, словно полевой цветок, сверкающий серебристой росой, словно редкостная жемчужина, созданная самой природой и добытая из морских глубин, от которой невозможно оторвать глаз.
И возможно, именно поэтому ее слова показались Сёхэю особенно обидными, тем более что улыбки и взгляды, которыми обменивались молодые люди, полны были неизбывной нежности и любви.
И теперь к гневу Сёхэя прибавилось чувство острой ревности.
Его уверенность в могуществе денег поколебалась.
Разве мог он с их помощью обрести счастье, выпавшее на долю этим двоим? Купить улыбку, нежную и чистую, вот как у этой девушки, а не кокетливую и фальшивую.
Не удивительно, что юноша так поносил Сёхэя и его богатство. Ведь он счастливее Сёхэя, и свое счастье он обрел, а не приобрел за деньги. Да, в словах юноши Сёхэю открылась горькая правда, и от этого он разъярился еще сильнее, словно доведенный до исступления бык на арене. Забыв о своем высоком положении, он потерял над собой контроль и, сжимая огромные кулаки, готов был
броситься на юношу.
– Возьмите что-нибудь в киоске! Вы ведь в гостях!
– Принимая угощение от людей подобного сорта, можно запятнать свою совесть.
Это была шутка, но для разъяренного Сёхэя она явилась искрой, попавшей в бочку с порохом, и он в бешенстве поднялся со своего места.
Как раз в этот момент молодые люди собирались спуститься с холма, когда вдруг услыхали, что кто-то их окликнул:
– Погодите! – Голос у Сёхэя дрожал.
Юноша оглянулся и, увидев незнакомого ему человека, равнодушно спросил:
– Что вам угодно?
Девушка тоже оглянулась и слегка нахмурила тонкие брови, как бы упрекая Сёхэя за то, что он нарушил их уединение.
– Простите, – прерывающимся от возбуждения голосом ответил Сохэй, переводя дух, – я нросто хотел поздороваться с вами.
Молодые люди смотрели на него с нескрываемым удивлением.
– Я уже всех поприветствовал, а вас не успел, вы, очевидно, пожаловали позже. Благодарю вас за честь, которую вы оказали мне своим посещением. Разрешите представиться: я хозяин этого дома Сёда Сёхэй. – И, сказав это, Сёхэй вежливо поклонился, хоть руки у него сильно дрожали.
Юноша и девушка побледнели, но нисколько не растерялись.
– Ах, вот оно что! – сказал юноша. – Я должен поблагодарить вас за любезное приглашение и тоже представиться. Я сын хорошо вам известного Сугино Тадаси, а эта девушка – дочь барона Карасавы.
Юноша хоть и был бледен, но говорил очень спокойно, с холодной вежливостью. Девушка тоже без тени смущения, скромно поклонилась Сёхэго.
– Мне посчастливилось случайно услышать ваш разговор, – сказал Сёхэй. – О, нам, людям состоятельным, он мог бы пойти на пользу. – Сёхэй хотел расхохотаться, чтобы показать свое превосходство, но из горла у него вылетели какие-то хриплые звуки.
Узнав, что Сёхэй все слышал, юноша сильно смутился, но тут же взял себя в руки и спокойно ответил:
– Простите мне мою невольную невежливость. Я имел неосторожность высказать здесь свои взгляды, о чем весьма сожалею и приношу вам свои извинения, хотя убеждений своих менять не собираюсь.
Юноша холодно усмехнулся.
Сёхэй полагал, что, увидев его, юноша растеряется и станет каяться, но ошибся в своих предположениях. Напротив, он сам спасовал, почувствовал в юноше превосходство и от этого пришел в еще большую ярость.
– В молодости, – сказал Сёхэй, – я тоже презирал деньги, как и многие. Только потом вы поймете, какую огромную роль играют они в нашей жизни.
Слова эти Сёхэй произнес нарочито высокомерным тоном, однако на юношу они не произвели ни малейшего впечатления.
– Я думаю совсем иначе, – сказал он. – Не потому ли стремятся люди к наживе, что неспособны к интеллектуальному труду? Увлеченного своей деятельностью человека еще можно понять, но какой смысл копить деньги ради самих денег и после кичиться ими?
И юноша, и Сёда Сёхэй, позабыв о правилах хорошего тона, вступили в настоящий словесный поединок и оба побледнели от волнения.
– Вы можете думать, как вам угодно, – говорил Сёхэй, – но теории обычно далеки от жизни и от тех представлений, которые создали себе о ней многие молодые люди. Наступит время, и вы поймете, как грозна сила денег, непременно поймете!
Сёхэй умолк, плотно сжав свои толстые губы, зло блестя глазами. Но когда он перевел взгляд на девушку, неподвижно стоявшую рядом с юношей, сердце у него неприятно заныло, такое он прочел на ее прекрасном лице отвращение.
Не дав своему спутнику продолжать разговор, девушка сказала:
– Хватит спорить. Мы напрасно пришли сюда. У нас свои взгляды, у этого господина – свои. Каждый судит о жизни на основании собственного опыта. Поэтому нам лучше уйти, хотя, может быть, это и не очень вежливо.
Решительный тон, которым все это было сказано, еще сильнее оскорбил Сёхэя. Видимо, девушка вообще не считала нужным объясняться с людьми подобного рода.
Юноша же, устыдившись, что ведет себя, как ребенок, обратился к Сёхэю:
– Прошу извинения за излишнюю резкость! – и, даже не простившись, стал вместе с девушкой торопливо спускаться с холма.
Оставшись неотомщенным, Сёхэй испытывал сильную досаду и, глядя вслед молодым людям, думал о том, с какой легкостью юноша одержал над ним победу. Да, Сёхэйбыл очень недоволен собой, ибо потерпел полное поражение и чувствовал себя опозоренным.
И тут все показалось ему нелепостью: и нынешнее торжество, на которое ушло свыше пятидесяти тысяч иен, и восторг, вызванный обилием высокопоставленных гостей. Какие-то желторотые птенцы вконец испортили ему настроение! В сердце Сёхэя кипела бессильная злоба и росло стремление отомстить за поруганную честь.
«Я проучу этого наглеца, пусть на собственной шкуре испытает силу презираемых им денег. Да и девчонка, дер-знувшая вступиться за него, будет меня помнить».
Приняв такое решение, Сёхэй ощутил прилив сил. Отец юноши, виконт Сугино Тадаси, и отец девушки, барон Карасава, принадлежали к обедневшим аристократическим фамилиям и не могли бы тягаться с ним, Сёдой Сёхэем, поэтому унизить их не представляло никакого груда. Но как отомстить этим юнцам, в сущности, еще школьникам? В этот момент он живо представил себе нежно беседовавших влюбленных, робко улыбавшихся друг другу, и в голове его молнией мелькнула дьявольская мысль, постепенно овладевшая всем его существом.
