Василий Великанов - Повесть об укротителе
— Мишук, что ты делаешь?! Это же нота лорда Керзона!
Медведь схватил бумагу лапами и порвал её в клочки.
В этот момент откуда-то сверху опустился на сцену большой лист картона, на котором зрители увидели толстую морду с широким открытым ртом. На голове — шляпа-цилиндр. Показывая на портрет, Ладильщиков громко, с подъемом продекламировал:
И глотка хороша.
Из этой глотки
это не голос,
а медь,
Но иногда
испускает
фальшивые нотки,
Если на ухо наш наступает медведь[4].
Мишук влез на тумбу, стоявшую в стороне, и, уцепившись зубами за маленькую дощечку, дернул её. Грянул пистолетный выстрел, и портрет буржуя упал на пол, на его месте, где он только что висел, развернулся красный флаг с надписью: «Руки прочь от Советской России!»
Испуганный и обозлённый медведь бросился к поверженному портрету лорда и с громким ворчанием стал его рвать зубами и когтями — как будто мстил ему за произведённый выстрел.
В зале поднялся шквал рукоплесканий. Зрители смеялись и выкрикивали:
— Так его, лорда! Кроши!
— Вот так морда!
— Долой буржуев!
— Давай еще!
На мгновение Ладильщиков замер, растерялся. Мишук повёл себя не по сценарию… Но его поведение играет на номер… Вот и хорошо!
Угостив медведя медовым пряником, Ладильщиков долго кланялся зрителям, и вместе с ним кланялся и Мишук. Публика аплодировала и кричала. Улыбаясь, подняв руки выше головы, хлопала в ладоши и Маша. Ей хотелось, чтобы Николай видел и её восторг. А он и без того не спускал с неё глаз и радовался, что и ей понравилось его выступление.
На сцену вышел директор театра Аменицкий и поднял руку:
— Товарищи, прошу внимания! — крикнул он высоким тенорком. — Жюри конкурса на новые художественные номера вынесло решение наградить Николая Павловича Ладильщикова за отличную выучку медведя почетной грамотой. Как ваше мнение?
— Награди-ить! — крикнул весь. зал, словно одной мощной грудью. — Награди-ить!..
— Мишук, возьми, — сказал Ладильщиков, показывая на цветную толстую бумагу, которую держал в руках Аменицкий.
Медведь осторожно взял лапами грамоту, повертел её, понюхал и подал её своему хозяину. Ладильщиков сунул ему в рот леденец и повёл со сцены.
За кулисами толпились любопытные. Пришли сюда Ананий Матвеевич и Маша. Улыбаясь и гордясь своей близостью к артисту, Петухов похлопал Ладильщикова по плечу и сказал:
— Молодец, земляк. Здорово ты их всех протащил! А Мишук-то, как он этого лорда, а?.. В клочки!
— И мне понравилось, — с улыбкой проговорила Маша.
— А что же Сидор Кузьмич не зашёл посмотреть Мишука? — спросил Ладильщиков, хотя и чувствовал, что Варюгин ему совсем не нужен.
— Осерчал, не по шерсти пришлось, — ответил Ананий Матвеевич. — А зачем ему и заходить-то? Мишук теперь все равно его не признает.
ПОЖАРНАЯ ТРЕВОГА
Ладильщиков познакомил Анания Матвеевича с Машей. С лукавой улыбкой посмотрел старик на девушку и подумал: «Наверно, невеста… Под стать молодцу».
Николай пригласил своих друзей пообедать.
Чайная находилась недалеко от театра. В ней стоял веселый гул мужских голосов и висел дым от курева. Народу — битком набито. Расторопный сухопарый официант, заметив Ладильщикова, откуда-то мигом принес столик, подставил к нему три стула и, поклонившись, любезно сказал:
— Прошу садиться, товарищи артисты. Что прикажете?
— Пару чая, — сказал Ладильщиков..
— А мне что-нибудь покрепче, — усмехнулся Ананий Матвеевич.
— Пожалуйста, папаша. Официант исчез.
— Видите, почет и уважение вам, Николай Павлович, — сказал Петухов,
— Ну что вы, Ананий Матвеевич…
— А что, по заслугам и честь.
Ладильщиков всегда неловко себя чувствовал, когда его хвалили, но Ананий Матвеевич не обращал внимания на его смущение. В присутствии Маши ему особенно хотелось расхваливать своего друга.
— Вот опять же и водку не пьешь, не куришь, — продолжал старик, — это хорошо.
Маша молчала. Ей было как-то неловко сидеть среди мужчин одной. В чайную она пошла ради Николая Павловича. Ведь у него сегодня такой радостный день. Ей хотелось побыть с ним, да и он ради нее даже изменил своей привычке: обычно после представления Николай кормил медведя, как бы награждая его за выполненные номера, а сегодня он не сделал этого. «Пока провозишься с ним, а Маша уйдет…» — подумал Николай. У него было веселое, бодрое настроение.
А голодный медведь, оставленный на привязи в сарае, нервничал. Набегала слюна. Медведь переступал с ноги на ногу, покачивался и дергал цепь. Потом стал скрести землю лапами. Около сарая собрались ребятишки и прильнули к щелям.
— Э-э, гляди, что делает! — крикнул один из них. Ладильщиков не обратил внимания на этот крик. Он знал, что когда Мишук нервничает, то копает землю. «Покопает и перестанет», — подумал Ладильщиков. Но все-таки поторапливался. Обжигая губы, он пил горячий чай и посматривал то в окно, то на Машу.
И вдруг снаружи послышался какой-то сильный топот, звон колокола и крики. Тревога! Кто-то в чайной крикнул: «Пожар!», — и все хлынули наружу, опрокидывая стулья.
— Где горит? Что горит? — спрашивали люди друг друга, глядя по сторонам. Но никто нигде не видел ни огня, ни дыма. Почему же пожарная тревога?
По широкой главной аллее на больших повозках, око-ванных железом, мчались пожарники. В повозки были запряжены попарно могучие рыжие лошади. На повозках стояли красные насосы. Пожарники, одетые в брезентовые куртки, в блестящих медных касках, ехали стоя, строгие и решительные, сильные и смелые. Казалось, что это мчатся колесницы с воинами-богатырями в атаку, на смертный бой с врагом.
Отовсюду из павильонов выбегали люди и тревожно спрашивали:
— Где пожар? Что горит?
Пожарники круто осадили коней около чайной, и кто-то крикнул в толпе:
— Чайная горит! Театр горит!
Ладильщиков побежал к сараю. Он хотел увести Мишука подальше от опасности. Вбежав в сарай, Ладильщиков крикнул:
— Мишук! Что ты наделал?!
Медведь возился в выкопанной яме и, зацепившись когтями за какие-то провода, злобно рычал и конвульсивно весь подергивался. «Наверно, зацепил электрические провода…» — мелькнула у Ладильщикова тревожная мысль. Он схватил стоявшую в углу палку и ею отделил провод от лап медведя. Мишук выскочил из ямы и, пугливо озираясь, рванулся в сторону. Ладильщиков отвязал медведя и, сунув ему в рот медовый пряник, повёл из сарая. В дверях он столкнулся с группой пожарников и директором театра Аменицким.
— Что вы тут делали, товарищ Ладильщиков? — спросил взволнованный Аменицкий.
— Ничего.
— Как ничего? А это кто яму выкопал?
— Мишук.
— Кто это Мишук? Ваш помощник, что ли? — спросил пожарник.
— Да, медведь.
— Вот косолапый черт, — сказал пожарник, — обнажил сигнальный кабель и вызвал пожарную тревогу, Сколько нам беспокойства задал, а!
— Извините, я не знал… — оправдывался Ладильщиков, — недосмотрел… Моя оплошность… Голодным его оставил…
— А вам, товарищ Ладильщиков, сегодня грамоту вручили за отличную дрессировку медведя, — сказал недовольно директор театра. — Вот вам и дрессировка! Придется у вас грамоту отнять и оштрафовать за ложную тревогу.
— Но зато, товарищ Аменицкий, — перебил его высокий пожарник, — эта тревога дала хорошую проверку нашей боевой готовности. Спасибо тебе, Мишук.
Все улыбнулись.
— Я сам все закопаю, — сказал Ладильщиков, — не беспокойтесь.
Когда же все разошлись, Николай поглядел по сторонам и спросил Петухова:
— Ананий Матвеевич, а где Маша?
— Убежала, Пожара испугалась. Да ты не волнуйся, придет.
— А ты почему знаешь?
— Знаю. По глазам вижу. Хорошая женка будет.
— Да это просто вроде как знакомая, — смущенно проговорил Ладильщиков.
— Я чую… Меня, старого воробья, не проведешь,
БЕГЛЕЦ
Прошло два года. За это время Ладильщиков много поездил со своим Мишуком по разным городам страны, а как только наступало лето, он приезжал в Москву и выступал в парках и летних театрах столицы. Но влекло его в Москву не только желание выступать. Он стремился к Маше. Находясь в разлуке, они переписывались, но ему хотелось быть рядом с ней, смотреть ей в глаза, слышать её голос. В Москве они бродили по паркам, купались в реке и ездили на дачи собирать ягоды и грибы. Николай и Маша полюбили друг друга и поженились.
Поселились они на окраине Москвы, недалеко от Тимирязевской сельскохозяйственной академии, рядом с усадьбой профессора Левковича, который заинтересовался работой Ладильщикова, Это он и посоветовал Ладильщикову купить жилье возле своей усадьбы. Домик хоть и небольшой, но удобный: сбоку притулился теплый «приделок», а на дворе были сарай с погребом, теплый хлев и молодой садик.
