Виктор Гюго - Ган Исландец

— А Шумахеръ, знаетъ онъ, что утѣшитель его сынъ одного изъ заклятыхъ его враговъ?

— Онъ знаетъ, что это его искренній другъ, и этого для него достаточно, какъ и для насъ.

— А вы, генералъ, — спросила графиня, бросая на губернатора испытующій взглядъ: — покровительствуя и укрѣпляя это знакомство, знали вы, что у Шумахера есть дочь?

— Я это зналъ, графиня.

— И это обстоятельство казалось вамъ малозначущимъ въ отношеніи вашего воспитанника?

— Воспитанникъ Левина Кнуда, сынъ Фредерика Гульденлью человѣкъ честный. Орденеру извѣстна преграда, отдѣляющая его отъ дочери Шумахера. Онъ не способенъ увлечь, безъ серьезнаго намѣренія, дѣвушку и притомъ дочь несчастнаго человѣка.

Графиня Алефельдь вспыхнула и поблѣднела. Она отвернулась, какъ-бы желая избѣгнуть спокойнаго взора стараго генерала, какъ-бы чуя въ немъ обвинителя.

— Все таки, генералъ, — проговорила она: — это знакомство кажется мнѣ, извините за выраженіе, страннымъ и неблагоразумнымъ. Носится слухъ о мятежѣ рудокоповъ и сѣверныхъ поселенцевъ. Имя Шумахера замѣшено въ этомъ дѣлѣ.

— Графиня, вы удивляете меня! — вскричалъ губернаторъ: — Шумахеръ до сихъ поръ спокойно переносилъ свое несчастіе. Этотъ слухъ, безъ сомнѣнія, неоснователенъ.

Въ эту минуту дверь отворилась и слуга доложилъ, что посланный отъ его сіятельства великаго канцлера проситъ дозволенія говорить съ графиней.

Графиня поспѣшно поднялась, простилась съ губернаторомъ, который снова занялся разсмотрѣніемъ прошеній, и торопливо удалилась въ аппартаменты, занимаемые ею въ одномъ изъ флигелей губернаторскаго дома, приказавъ прислать туда посланца.

Уже нѣсколько минутъ сидѣла она на роскошной софѣ, среди приближенныхъ къ ней дамъ, когда вошелъ посланецъ. Графиня при видѣ его не могла сдержать жеста отвращенія, который тотчасъ же скрыла подъ благосклонной улыбкой. Внѣшность посланца, однако, на первый взглядъ не представляла ничего отталкивающаго: это былъ скорѣе низенькій чѣмъ высокій человѣкъ, дородство котораго мало гармонировало съ его должностью. Но при болѣе внимательномъ осмотрѣ на открытомъ лицѣ его можно было примѣтить выраженіе наглости, а въ веселыхъ взорахъ что-то дьявольское, коварное.

Отдавъ графинѣ глубокій поклонъ, онъ вручилъ ей пакетъ съ печатью и шелковымъ шнуркомъ.

— Ваше сіятельство, — сказалъ онъ: — дозвольте мнѣ осмѣлиться положить къ вашимъ стопамъ драгоцѣнное посланіе вашего именитаго супруга, моего высокочтимаго господина.

— Развѣ онъ не прибудетъ сюда самъ? И зачѣмъ послалъ онъ съ письмомъ васъ? — спросила графиня.

— Важныя дѣла, о которыхъ сообщитъ вамъ письмо, воспрепятствовали прибытію его сіятельства. Что же касается меня, графиня, то по приказанію моего благороднаго господина я удостоенъ величайшей чести имѣть съ вами конфиденціальный разговоръ. Графиня поблѣднѣла и вскричала дрожащимъ голосомъ:

— Со мной! Конфиденціальный разговоръ съ вами, Мусдемонъ?

— Если это хоть на мигъ огорчаетъ васъ, высокородная графиня, вашъ недостойный слуга прійдетъ въ отчаяніе.

— Огорчаетъ меня! Вовсе нѣтъ, — возразила графиня, пытаясь улыбнуться: — но развѣ этотъ разговоръ такъ необходимъ?

Посланецъ поклонился до земли.

— Рѣшительно необходимъ! Письмо, которое сіятельная графиня удостоила принять изъ моихъ рукъ, должно содержать точныя указанія на этотъ счетъ.

Странно было видѣть какъ дрожала и блѣднѣла гордая графиня Алефельдъ передъ служителемъ, который такъ раболѣпствовалъ передъ ней. Она медленно распечатала конвертъ и прочла письмо.

— Оставьте насъ однихъ, — сказала она слабымъ голосомъ, обрашаясь къ окружающимъ ее дамамъ.

— Да соблаговолитъ сіятельная графиня, — сказалъ посланецъ, преклоняя колѣно: — извинить мою смѣлость за неудовольствіе, которое я, кажется, причинилъ ей.

— Напротивъ, будьте увѣрены, что ваше присутствіе доставляетъ мнѣ величайшее удовольствіе, — возразила графиня съ принужденной улыбкой.

Дамы удалились изъ комнаты.

— Эльфегія, ты забыла то время, когда наши свиданія не внушали тебѣ отврашенія.

Съ этими словами обратился посланецъ къ благородной графинѣ, сопровождая ихъ смѣхомъ подобнымъ тому, какимъ смѣется дьяволъ, завладѣвая душой, продавшейся ему по договору.

Знатная женщина униженно поникла головой.

— О, зачѣмъ я дѣйствительно не забыла его! — пробормотала она.

— Глупая! Къ чему краснѣть изъ-за того, чего не видитъ ни одинъ человѣческій глазъ?

— Чего не видятъ люди, то видитъ Богъ.

— Богъ, слабая женшина! Ты не достойна была чести обманывать своего мужа, такъ какъ онъ менѣе легковѣренъ, чѣмъ ты.

— Вы низко издѣваетесь надъ угрызеніями моей совѣсти, Мусдемонъ.

— Прекрасно! Но, Эльфегія, если ты чувствуешь угрызенія совѣсти, зачѣмъ же ты сама издѣваешься надъ ними ежедневно, совершая новыя преступленія?

Графиня Алефедьдъ закрыла лицо руками.

— Эльфегія, — продолжалъ Мусдемонъ: — надо выбрать что нибудь одно: или угрызенія, отказавшись отъ преступленій, или преступленія, отказавшись отъ угрызеній. Бери примѣръ съ меня и выбери послѣднее; такъ будетъ лучше, по крайней мѣрѣ веселѣе.

— Дай Богъ, — прошептала графиня, — чтобы эти слова не припомнились вамъ на томъ свѣтѣ.

— Ну, милая моя, теперь шутки въ сторону, — сказалъ Мусдемонъ, садясь возлѣ графини и обвивая руками ея шею.

— Эльфегія, — продолжалъ онъ: — постарайся по крайней мѣрѣ духовно остаться такою, какой была двадцать лѣтъ тому назадъ.

Несчастная графиня, раба своего сообщника, пыталась отвѣтить на его отвратительныя ласки. Въ позорныхъ объятіяхъ этихъ двухъ существъ, которыя взаимно презирали и проклинали другъ друга, было нѣчто черезчуръ возмутительное даже для ихъ развращенныхъ душъ. Преступныя ласки, въ былое время составлявшія для нихъ наслажденіе, и которыя неизвѣстно какое ужасающее приличiе заставляло ихъ расточать и теперь, превратились въ ихъ пытку. Странное и справедливое превращеніе преступныхъ страстей! Ихъ преступленіе стало для нихъ наказаніемъ.

Чтобы положить конецъ этой мучительной пыткѣ, графиня, вырвавшись изъ объятій своего ненавистнаго любовника, спросила его, съ какимъ словеснымъ порученіемъ прислалъ его ея мужъ.

— Алефельдъ, — отвѣчалъ Мусдемонъ: — предвидя, какъ усилится его могущество черезъ бракъ Орденера Гульденлью съ нашей дочерью…

— Нашей дочерью! — высокомѣрно вскричала графиня, бросая на Мусдемона взоръ, полный гордости и презрѣнія.

— Да, — холодно продолжалъ Мусдемонъ: — мнѣ кажется, Ульрика съ полнымъ правомъ можетъ считаться и моей дочерью. Я хотѣлъ сказать, что этотъ бракъ не вполнѣ удовлетворитъ твоего мужа, если въ то же время не будетъ окончательно уничтоженъ Шумахеръ. Этотъ старый временщикъ въ глубинѣ своей тюрьмы почти столь же опасенъ, какъ и въ своемъ дворцѣ. Онъ имѣетъ при дворѣ друзей не знатныхъ, но могущественныхъ, быть можетъ, именно потому, что они незнатны. Мѣсяцъ тому назадъ, узнавъ, что переговоры великаго канцлера съ герцогомъ Голштейнъ-Плёнскимъ не двигаются впередъ, король нетерпѣливо вскричалъ: Гриффенфельдъ одинъ зналъ больше, чѣмъ всѣ они вмѣстѣ взятые. Какой-то проныра Диспольсенъ пріѣзжалъ изъ Мункгольма въ Копенгагенъ, съумѣлъ добиться нѣсколькихъ секретныхъ аудіенцій, послѣ чего король потребовалъ хранившіеся у канцлера документы и дипломы Шумахера. Неизвѣстно, чего добивается Шумахеръ; по всей вѣроятности — свободы, что для государственнаго преступника равнозначуще съ стремленіемъ къ могуществу. Необходимо, чтобы онъ умеръ, умеръ, такъ сказать, судебнымъ порядкомъ, и мы стараемся теперь взвалить на него какое-нибудь преступленіе.

«Твой мужъ, Эльфегія, подъ предлогомъ обревизовать инкогнито сѣверные округа, отправится лично убѣдиться въ результатахъ, которыми увѣнчались наши происки среди рудокоповъ. Мы хотимъ именемъ Шумахера поднять мятежъ въ ихъ средѣ, мятежъ, который потомъ не трудно будетъ подавить. Въ настоящее время насъ озабочиваетъ только пропажа нѣсколькихъ весьма важныхъ бумагъ, относящихся къ этому дѣлу, тѣмъ болѣе, что есть полное основаніе подозрѣвать, что онѣ попали въ руки Диспольсена. Зная, что онъ уѣхалъ изъ Копенгагена въ Мункгольмъ, везя Шумахеру его бумаги, дипломы и, быть можетъ, тѣ документы, которые могутъ погубить или, по меньшей мѣрѣ, скомпрометировать насъ, мы размѣстили въ Кольскихъ ушельяхъ нѣсколько надежныхъ клевретовъ, поручивъ имъ убить Диспольсена и захватить его бумаги. Однако, если Диспольсенъ, какъ увѣряютъ, возвратился изъ Бергена моремъ, всѣ наши старанія пойдутъ прахомъ… Теперь одна надежда, что оправдается слухъ, ходящій по городу, объ убійствѣ какого-то капитана по имени Диспольсена… Увидимъ, что-то будетъ… а пока надо розыскать знаменитаго разбойника Гана Исландца, котораго намъ бы хотѣлось поставить во главѣ взбунтовавшихся рудокоповъ. А ты, моя милая, какія добрыя вѣсти можешь ты сообщить мнѣ? Поймана ли въ клѣткѣ красивая мункгольмская птичка? Попала ли, наконецъ, дочь стараго министра въ лапки нашего сына Фредерика?..