Арчибальд Кронин - Древо Иуды

— Успокойся, дядюшка. Ты нас не интересуешь. Пойдем, дорогуша. — Харрис потянул Мэри к себе. — С нами не соскучишься.

— Прошу вас, уйдите, — тихо произнесла она страдальческим голосом.

Что-то в ее тоне возымело действие. Харрис потоптался еще немного, затем, поморщившись, отпустил руку девушки.

— Дело вкуса, — пожал плечами он. — Что ж… если ты мне не досталась, то я возьму ма-а-аленький сувенирчик.

Он подхватил со стола цветы Мэри и, по-театральному прижав их к губам, вернулся вразвалочку на свое место.

Наступила тягостная тишина. Все смотрели на Уолтера. Особенно мужчина в видавшем виде килте, при этом он скривил губы в жестокой насмешке. А взволнованный Уолтер являл собой жалкое зрелище. Позабыв о своем намерении проверить счет, он дрожащими пальцами полез в кошелек, торопливо швырнул на скатерть несколько банкнот и поднялся из-за стола, как встрепанная курица.

— Мы уходим, Мэри.

Мори тоже встал. В его характере не было ничего героического, да и соображения морали никогда особенно его не занимали, но тут он разозлился… в большей степени оттого, наверное, что попусту потратил весь день. Поддавшись внезапному нервному импульсу, почти предопределенному, он шагнул к соседнему столу и взглянул на Харриса, который, как видно, не очень обрадовался его появлению.

— Разве вам не было сказано есть суп? Теперь немного поздно, но, позвольте, я вам помогу.

Положив руку ему на затылок, Мори с силой надавил и трижды макнул лицо обидчика в тарелку. Это был густой суп, тот самый potage à la Reine Alexandra, который успел хорошенько застыть, поэтому Харрис, когда вынырнул, был весь в желтоватом клейстере. В мертвой тишине он кое-как нащупал салфетку. Мори тем временем взял букетик колокольчиков, вернул его Мэри, подождал минуту с бьющимся сердцем, а затем, так как ничего не произошло, если не считать того, что мужчина в килте теперь улыбался, вышел вслед за остальными из ресторана. На крыльце его поджидал Уилли. Мальчик восторженно вцепился ему в руку и еще долго тряс ее.

— Молодец, Дэйви. Это было здорово.

— Совсем необязательно было вмешиваться, — изрек Уолтер, когда они начали спуск через лес. — Все права и так были на нашей стороне. Как будто приличные люди не могут спокойно пообедать. Знаю я этого Линдзи… Мелкая сошка… Во всех его владениях не сыщется ни одной птицы или рыбы, он готов взять к себе в арендаторы любую шушеру из Лондона, но я… я сообщу куда следует… доведу до сведения властей. Я это дело так не оставлю, это же настоящий скандал.

Пока они шли к пристани, он продолжал в том же духе, делая упор на права личности и человеческом достоинстве, а закончил мстительным выплеском:

— Я, безусловно, расскажу обо всем моему отцу.

— И что он сделает? — спросил Уилли. — Отключит газ?

Возвращение домой было грустным и молчаливым. Начал накрапывать дождик, пришлось уйти в кают-компанию. Уолтер зализывал раны, поэтому наконец прекратил свой монолог, а Мэри устремила неподвижный взгляд куда-то вдаль и за все время пути едва произнесла слово. Уилли увел Мори, чтобы показать ему машинное отделение.

В Ардфиллане Уолтер великодушно предложил Мэри локоть. Они добрались до пекарни, вошли во двор, и Мори завел мотоцикл.

— Что ж… — Уолтер мрачно протянул руку. — Думаю, мы больше не встретимся…

— Приезжайте скорее снова, — быстро вмешался Уилли. — Не сомневайтесь, приезжайте.

— До свидания, Мэри, — сказал Мори.

Впервые с тех пор, как они вышли из отеля, она, прерывисто дыша, взглянула на него влажными глазами и ничего не сказала, ни слова. Но взгляд ее говорил о многом. А еще Мори заметил, что она больше не держит в руке букетик колокольчиков — она приколола его к блузе, прямо над сердцем.

Глава IV

В конце следующей недели Мори по-настоящему повезло. Секретарь колледжа из особого к нему расположения перевел его из амбулатории лечебницы и назначил на месяц помощником в стационарное отделение профессора Драммонда, а это означало, разумеется, что он мог оставить свое убогое жилище и поселиться при больнице до выпускного экзамена. Именно профессор Драммонд, выслушав однажды, как Мори расспрашивает пациента, заметил, хоть и несколько сухо:

— А вы далеко пойдете, мой мальчик. Такого врачебного такта, как у вас, я еще не встречал ни у одного своего студента.

Кроме того, Драммонд был одним из экзаменаторов по клинической медицине — немаловажный факт, не упущенный из виду Дэвидом, который в ближайшие четыре недели собирался продемонстрировать все свои лучшие стороны. Он будет внимательным и усердным, доступным в любой час, дьявольски трудолюбивым, он станет неотъемлемой частью отделения. Такая перспектива не сулила молодому упорному человеку, рвущемуся в бой, особых трудностей. И только в одном она вызывала у Мори необъяснимую досаду: он не сможет теперь ездить в Ардфиллан — не будет времени.

С момента расставания, после возвращения из Гэрсея, странные силы завладели его увлеченной и амбициозной натурой. Прощальный взгляд Мэри, такой грустный и проникновенный, ранил его, как стрела. Ее напряженное личико так и стояло перед его мысленным взором, и он не хотел прогонять это видение, что было весьма зловещим знаком. Что бы он ни делал, в любое время дня, в палате или лаборатории, он вдруг ловил себя на том, что рассеянно смотрит в пространство. И всегда он видел ее, такую милую и простую, отчего его охватывало жгучее желание оказаться рядом, вызвать у нее улыбку, быть ей другом — он не позволял себе думать о чем-то большем.

Он все надеялся получить от нее или ее отца весточку — хорошо бы еще одно приглашение, которое дало бы ему возможность связаться с семьей, хотя, конечно, поехать к ним он все равно не смог бы. Почему они не давали о себе знать? Раньше все первые шаги предпринимались с их стороны, поэтому он не желал быть назойливым, не получив какого-то намека, что ему там будут рады. Хотя, конечно, он должен что-то сделать… прояснить ситуацию… избавиться от этой неопределенности. Наконец, спустя десять дней, когда он довел себя до состояния взвинченности, в больницу пришла почтовая открытка на его имя с видом Ардфиллана. Послание было коротким.

Дорогой Дэвид!

Надеюсь, у Вас все в порядке. В последнее время я еще больше узнал об Африке. Там произошли какие-то беспорядки. Когда приедете навестить нас? Я соскучился.

Искренне Ваш,

В тот же день, сразу после вечернею обхода, он ушел в ординаторскую и позвонил в Ардфиллан. Пришлось подождать, пока его соединят с лавкой Дугласа. Сквозь помехи прорвался голос тетушки Минни.

— Это Дэвид Мори, — сказал он. — Я получил такую милую открытку от Уилли и решил позвонить. Хочу узнать, как вы там все поживаете.

Последовала короткая, но тем не менее заметная пауза.

— У нас все хорошо, спасибо.

Холодность тона совершенно его обескуражила. Поколебавшись, он произнес:

— У меня теперь новая работа, которая совсем не оставляет свободного времени… иначе я напомнил бы о себе гораздо раньше.

Она ничего не ответила. Он не отступал.

— Уилли дома? Я хотел бы поблагодарить его за открытку.

— Уилли занимается. Боюсь, его нельзя отвлекать.

— Тогда Мэри? — осмелился он почти с отчаянием. — Я хотел бы сказать ей пару слов.

— Мэри сейчас нет. Она со своим молодым человеком. Недавно она слегка приболела, но теперь вполне оправилась. Думаю, сегодня она вернется поздно.

Теперь замолчал он. Спустя несколько секунд произнес очень неловко:

— Ладно… передайте ей, пожалуйста, что я звонил… и мои наилучшие пожелания.

Он услышал, как она резко выдохнула. Слова полились скороговоркой, словно ее кто-то принуждал высказаться, хотя ей было нелегко.

— Ничего передавать я не буду и надеюсь, что вы не станете больше звонить. И еще одно, мистер Мори, я, конечно, не желаю ранить ваши чувства, но будет лучше для всех, включая вас самого, если в дальнейшем вы воздержитесь от того, чтобы нам навязываться.

На том конце провода дали отбой. Он медленно положил трубку и отвернулся от аппарата, мигая, словно получил удар по лицу. Что произошло? Разве он навязывался! Что он сделал, чем заслужил такой неожиданный и обидный отпор? Вернувшись к себе в кабинет в конце коридора, он присел за стол и попытался найти ответ.

Тетушка никогда не питала к нему особой благосклонности, а из-за частых головных болей, вызванных, как он подозревал, хроническим нефритом, она нередко проявляла вспыльчивость, что вполне понятно. Хотя, безусловно, причина таилась гораздо глубже — вероятно, в ее преданности Уолтеру вкупе с внезапной неприязнью, возникшей, видимо, у Стоддарта по отношению к нему. С грустью рассуждая подобным образом, Мори все же никак не мог поверить, что Мэри была в курсе этой резкой отповеди, и, поддавшись порыву, вынул из ящика рецептурный бланк и написал коротенькое письмо с просьбой увидеться при малейшей возможности. В тот вечер он дежурил на приеме больных, доставленных по «скорой помощи», поэтому не мог отлучиться из больницы даже на минуту, но ему удалось уговорить одного из стажеров выйти и опустить письмо в ящик.