Ги Мопассан - У постели

Ги де Мопассан

У постели

В камине пылал жаркий огонь. На японском столике одна против другой стояли две чайные чашки, а возле сахарницы и графина рома хозяев ожидал только что вскипевший чайник.

Граф де Салюр бросил на стул цилиндр, перчатки и меховое пальто, в то время как графиня, скинув бальную накидку, поправляла прическу перед зеркалом. Она сочувственно улыбалась своему отражению, взбивая кончиками тонких, сверкающих кольцами пальцев вьющиеся на висках волосы. Затем она повернулась лицом к графу. Уже несколько мгновений он смотрел на нее в нерешительности, словно какая-то затаенная мысль не давала ему покоя.

Наконец он проговорил.

— За вами как будто немало ухаживали сегодня вечером?

Она посмотрела ему прямо в глаза взглядом, горевшим вызовом, торжеством, и ответила:

— Смею надеяться!

Потом села за стол. Он поместился напротив и, разламывая бриошь, продолжал:

— А не кажется ли вам, что это ставит меня в несколько... смешное положение?

Она спросила:

— Что это — сцена ревности? Вам вздумалось упрекать меня?

— Нет, дорогой друг, я говорю только, что этот господин Бюрель почти неприлично волочился за вами. И я рассердился бы, если... если... если бы имел на это право.

— Будьте откровенны, дорогой друг. Все дело в том, что ваше настроение несколько изменилось. Ведь год назад, когда я узнала, что у вас есть любовница, и любовница, от которой вы без ума, вас не слишком занимало, ухаживает за мною кто-нибудь или нет. Я сказала вам тогда, что это меня огорчает, сказала, как и вы сегодня вечером, но с гораздо большим основанием: «Друг мой, вы компрометируете себя с госпожой де Серви, причиняете мне боль и ставите меня в смешное положение». А что вы ответили? Вы дали мне ясно понять, что я свободна, что брак двух разумных людей основан на взаимной выгоде, что браки заключаются в интересах общества и мораль тут ни при чем. Так ведь? Вы даже намекнули, что ваша любовница несравненно лучше меня, что она более соблазнительна, более женственна! Вы так и сказали: более женственна! Надо отдать вам должное: все это было выражено деликатно, обиняками, как оно и подобает воспитанному человеку, и сопровождалось весьма лестными для меня комплиментами. И все же я прекрасно вас поняла.

Мы условились тогда, что по-прежнему будем жить вместе, но как чужие, а наш ребенок послужит связующим звеном между нами.

Кроме того, я уяснила себе, что вы требуете только соблюдения приличий и что я могу, если пожелаю, завести себе любовника, лишь бы эта связь оставалась тайной. Вы долго и весьма красноречиво рассуждали о женском такте, о нашем умении соблюдать декорум и тому подобное.

Я все поняла, мой друг, прекрасно поняла. Вы любили тогда, горячо любили госпожу де Серви, и моя супружеская, моя законная нежность стесняла вас, вероятно, несколько ограничивая ваши возможности. С тех самых пор мы живем раздельно. Мы вместе выезжаем в свет, вместе возвращаемся домой и затем расходимся по своим спальням.

Но за последний месяц или два вы ведете себя как ревнивый муж. Что это значит?

— Милый друг! Я нисколько вас не ревную, я только боюсь, что вы можете скомпрометировать себя. Вы молоды, жизнерадостны, непостоянны...

— Извините, но уж если говорить о непостоянстве, не мне соперничать с вами.

— Пожалуйста, перестаньте шутить. Я говорю с вами, как друг, на которого можно положиться. А все, что вы сказали, сильно преувеличено.

— Преувеличено? Ничуть. Вы сами признали и даже признались, что у вас есть связь, и этим дали мне право следовать вашему примеру. Я этого не сделала...

— Разрешите...

— Не перебивайте меня. Я этого не сделала. У меня нет и не было любовника... до сих пор. Я выжидаю... ищу... и не нахожу. Мне нужен человек блестящий... лучше вас... Я делаю вам комплимент, а вы даже не замечаете этого.

— Дорогая моя! Ваши шутки неуместны.

— Да я вовсе не шучу. Вы говорили со мной о восемнадцатом веке и дали понять, что вы человек эпохи Регентства[1]. Я ничего не забыла. И в тот день, когда мне заблагорассудится изменить свой образ жизни, вы будете, что бы вы ни делали.. Слышите? Вы будете, даже не подозревая об этом, рогаты, как и многие другие...

— О!.. Как вы можете произносить такие слова?

— Такие слова... Но ведь вы сами смеялись до упаду, когда госпожа де Жер сказала, что господин де Серви похож на рогоносца, потерявшего свои рога.

— То, что может показаться забавным в устах госпожи де Жер, режет слух, когда это говорите вы.

— Вовсе нет. Просто вы находите очень забавным слово «рогоносец», когда речь идет о господине де Серви, и неблагозвучным, когда речь идет о вас. Все зависит от точки зрения. Впрочем, я не настаиваю на этом слове, я лишь хотела узнать, созрели вы или нет.

— Созрел?.. Для чего?

— Ну, чтобы стать им. Когда мужчина сердится, слыша это слово, значит... он готов. А месяца через два вы первый будете смеяться, если я заговорю об... этом украшении. Потому что... видите ли... когда оно появляется на голове мужчины, он никогда этого не замечает.

— Сегодня вечером с вас слетела всякая благовоспитанность. Я никогда не видел вас такой.

— Да, я изменилась... к худшему. И это ваша вина.

— Полно, дорогая, поговорим серьезно. Прошу вас, умоляю: не допускайте больше, как это было сегодня, возмутительных вольностей господина Бюреля.

— Вы ревнуете. Я же говорила!

— Да нет, нет! Но я не желаю быть смешным. Понимаете? Не желаю! И если я еще раз увижу, что этот господин разговаривает с вами, чуть не касаясь ваших плеч... или, точнее, вашей груди...

— Очевидно, он искал подходящий рупор.

— Я... я выдеру его за уши.

— Уж не влюбились ли вы в меня ненароком?

— Влюбляются и в менее красивых женщин.

— Вот оно что! Зато я разлюбила вас!

Граф встает с места. Он огибает чайный столик и, проходя мимо жены, торопливо касается губами ее обнаженных плеч. Она вскакивает и говорит, смотря ему прямо в глаза:

— Прошу вас, оставьте эти шутки! Мы разошлись. Между нами все кончено.

— Полно, не сердитесь! С некоторых пор я нахожу, что вы очаровательны.

— Значит , значит , я добилась своего. Вы тоже... находите, что я созрела.

— Я нахожу, что вы очаровательны, дорогая! Какие у вас руки, какой цвет лица! А плечи...

— Которые вполне могут понравиться господину Бюрелю...

— Вы безжалостны. Но, право... я не знаю женщины обольстительнее вас.

— Очевидно, вы поститесь.

— Что?

— Я говорю: вы поститесь.

— Что такое?

— Когда человек постится, он голоден, а когда он голоден, он готов есть такие блюда, которые прежде были ему не по вкусу. Я как раз то блюдо... которым вы некогда пренебрегли, но вы были бы не прочь отведать его... сегодня вечером.

— О, Маргарита! Кто научил вас так разговаривать?

— Вы! Вспомните: после вашего разрыва с госпожой де Серви, у вас, насколько мне известно, было четыре любовницы, все четыре — кокотки, а ведь таких искусниц... в своем деле... поискать. Значит, чем же, как не голодной диетой, можно объяснить ваши сегодняшние... поползновения?

— Хорошо, я буду откровенен, груб и скажу вам прямо, что снова влюбился в вас. Честное слово, и очень сильно. Так-то!

— Да неужели? И желали бы... начать сызнова?

— Да, сударыня.

— Сегодня вечером?

— О, Маргарита!

— Ну вот, вы опять шокированы! Давайте условимся, дорогой. Теперь мы чужие друг другу, не так ли? Правда, я ваша жена, но жена, получившая полную свободу. Я хотела было заключить другой союз, но вы просите отдать предпочтение вам. Я согласна... но за такое же вознаграждение.

— Не понимаю.

— Хорошо, я объясню. Скажите: я так же хороша, как ваши кокотки? Будьте откровенны.

— Вы в тысячу раз лучше.

— Лучше самой лучшей из них?

— В тысячу раз.

— Хорошо. Сколько стоила вам за три месяца лучшая из них?

— Не помню.

— Я спрашиваю: сколько вы тратили за три месяца на самую красивую из ваших любовниц, если подсчитать все расходы — наличные деньги, драгоценности, обеды, ужины, билеты в театр и так далее? Иначе говоря, во сколько вам обходилось ее полное содержание?

— Да разве я знаю!

— Вы должны знать. Скажите: какова средняя, умеренная цена такой женщины? Пять тысяч франков в месяц? Правильно?

— Да... Приблизительно.

— Итак, мой друг, дайте мне сию минуту пять тысяч франков, и я буду принадлежать вам целый месяц, начиная с сегодняшнего вечера.

— Вы с ума сошли!

— Вот как? Покойной ночи!

Графиня уходит в свою спальню. Кровать постелена. В комнате чувствуется слабый запах духов.

Граф, появляясь на пороге:

— Какой приятный запах!

— Правда? А ведь здесь ничего не изменилось. Я употребляю все те же духи.

— Неужели?.. Удивительно приятный запах.

— Возможно. Но только прошу вас: уходите, я ложусь спать.

— Маргарита!

— Уходите!

Он переступает порог и садится в кресло.

Графиня: