Эдгар По - Труп-обвинитель

Эдгар Аллан По

Труп-обвинитель

В этом небольшом рассказе я хочу объяснить читателям каким образом вследствие таинственного сцепления обстоятельств я открыл преступление и совершил чудо, удивляющее и теперь Ратлебург, чудо доказанное, подтвержденное и проверенное, поколебавшее ратлебургское неверие и возвратившее на путь истинный самых закоснелых, завзятых скептиков.

Это происшествие случилось в конце лета 18** года.

Барнабе Шутлеворти, один из самых уважаемых и богатых граждан Ратлебурга, вдруг неожиданно исчез при обстоятельствах, заставивших подозревать что-то дурное. В субботу ранним утром он верхом на лошади проехал по главной улице с намерением побывать в городе Х…, находящемся в расстоянии пятнадцати миль, и возвратиться оттуда вечером того же самого дня. Но не прошло и двух часов с отъезда Барнабе, как соседи увидели его лошадь, примчавшуюся без всадника и чемодана к воротам дома своего хозяина. Бедное животное было покрыто грязью и ранено. Все это, естественно, возбудило живейшее беспокойство друзей исчезнувшей особы. И вот в воскресенье утром многие из жителей города, не дождавшись возвращения Барнабе, поднялись с восходом солнца с намерением отправиться за розысками его трупа.

В этом деле никто не выказывал такой горячности, такого усердия, как задушевный друг Шутлеворти, Карл Бонанфан, называемый своими приятелями обыкновенно добрым старым Карлушей.

Не знаю, почему это имя имеет какое-то таинственное влияние на носящих его, но только все Карлы, в какой бы стране ни находились они, по большей части откровенны, мужественны, честны, благодетельны, обладают симпатичным голосом и ясным взором, который как будто говорит вам: «У меня совесть спокойна, я никого не боюсь и презираю подлость и низость». Вот по этому-то все дяди Америки, все беззаботные холостяки и называются Карлами.

И так наш старый Карлуша, хотя и жил в Ратлебурге не более шести месяцев, хотя и не рассказывал никому своего прошедшего, но все-таки очень легко мог познакомиться с самыми уважаемыми людьми небольшого города. Не было в Ратлебурге ни одного человека, который не согласился бы дать ему в долг пятисотенного билета без всякого существенного залога кроме честного, благородного слова. Что же касается до женщин, я не знаю, что бы они не согласились сделать для него угождения. И все это оттого, что крестный отец дал ему имя Карла, которое в иных случаях бывает лучше всех рекомендательных писем на свете.

Я, кажется, уже сказал, что почтеннейший г. Шутлеворти был богатейшим гражданином в Ратлебурге и находился с Карлом Бонанфан на самой дружеской ноге. Два старых джентльмена жили дверь в дверь, и хотя Барнабе редко бывал у своего соседа, однако никогда не клал в рот куска, если тот два или три раза в день не приходил узнать о здоровье своего приятеля. Старый Карлуша часто оставался у него позавтракать, закусить и почти всегда обедать. Он имел простительную слабость к шато-марго и всегда радовался, когда хозяин предлагал ему отведать превосходный, искрометный напиток.

Однажды вечером Шутлеворти, опорожнив две или три бутылки, весело воскликнул, фамильярно ударив по плечу своего собеседника:

– Знаешь ли, любезнейший друг, что ты самый веселый собутыльник из всех, которых мне приходилось встречать в своей жизни? А потому, так как ты хорошо чокаешься и еще лучше пьешь, то я и хочу сделать тебе небольшой подарок: ящик с отличнейшим шато-марго. Клянусь своим носом!… (он имел дурную привычку клясться, хотя и не заходил далее: бумажный мешок! моею трубкой!) клянусь носом! что завтра же напишу письмо к моему поставщику с приказанием прислать как можно скорее ящик с лучшим вином, предназначающимся тебе! Ни слова! Я решился, и решение мое непоколебимо…

Привожу эти слова лишь для того, чтобы показать, какая интимная дружба существовала между старыми приятелями.

Итак, в описываемое воскресенье, когда распространилось известие, что г. Шутлеворти сделался жертвою преступления, Бонанфан обнаружил такое сильное волнение, на которое я не считал его способным. Увидев возвратившуюся без всадника и чемодана раненую лошадь, он побледнел, точно убитый был его брат или родной отец, и задрожал, как осенний лист.

В первую минуту Бонанфан казался до того удрученным нелицемерною печалью, что не мог сказать друзьям, спрашивавшим его совета, каким образом лучше действовать в этом непонятном деле; потом он предлагал им оставить розыски, говоря, что гораздо лучше подождать неделю, две или даже месяц, пока не получатся известия о пропавшем, а может быть и сам Шутлеворти в этот промежуток времени возвратится и объяснит свое таинственное исчезновение!

Читатель, без сомнения, заметил, что такая настойчивость, такая уверенность в жизни умершего друга, присуща всем людям, находящимся в глубокой скорби. Род оцепенения овладел бедным Карлом, искренно сожалевшим о своем приятеле.

Жители Ратлебурга, уверенные в мудрости и опытности старика Бонанфан, казались расположенными последовать его совету и оставить немедленные поиски. Я даже убежден, что они предпочли бы мнение достойного джентльмена несвоевременному вмешательству племянника пропавшего Шутлеворти, молодого человека, большого кутилы, пользовавшегося дурною репутацией. Этот племянник, по имени Пеннифатер, не желал слышать никаких доводов. Он негодовал и сердился, когда ему говорили, что разум приказывает оставаться в бездействии, и, напротив, настаивал о немедленных поисках трупа несчастной жертвы.

Привожу собственное выражение молодого человека.

Бонанфан с справедливостью заметил ему, что такой образ выражения очень странен, чтоб не сказать более.

Замечания почтенного старика произвело свое действие на слушателей, и один из присутствовавших спросил многозначительным тоном г. Пеннифатера: не известны ли уж племяннику обстоятельства дядиной смерти, если он так смело утверждает, что достойный джентльмен есть ничто иное, как труп, как жертва?

По этому поводу гг. Бонанфан и Пеннифатер обменялись между собою несколькими суровыми, обидными словами. Впрочем, их спор нисколько не удивил соседей, так как уже три или четыре месяца эти два господина жили не в добром согласии. Даже однажды Бонанфан был повален на землю племянником своего друга за пустое противоречие и в этом выказал еще более свое хладнокровие и истинно христианское смирение. Он с трудом поднялся с пола, поправил беспорядок туалета и не покушался даже отплатить тою же монетою за полученное оскорбление. Он только удовольствовался в первую минуту очень понятного гнева произнесением угроз, в которых говорил, что будет праздник и на его улице. Конечно, на такие странные слова не было обращено никакого внимания, и они вскоре забылись.

По какой бы то ни было причине (это, впрочем, мало относится до нашего рассказа) жители Ратлебурга наконец согласились с Пеннифатером и, разделившись на несколько групп, решились отправиться отыскивать пропавшего Шутлеворти. Такова по крайней мере была их первая мысль. Они думали, что, разделившись на группы, сразу осмотрят все окрестности. Но Бонанфан нашел их аргументы слишком плохими, слишком глупыми. Не знаю, чем он убедил их, за исключением, конечно, Пеннифатера, но только горожане под предводительством старого Карлуши выступили из Ратлебурга беспорядочною толпою для отыскания тела, по всей вероятности, убитого Барнабе.

Жители города, конечно, не могли иметь проводника лучше старого джентльмена, так как знали, что он обладает глазами рыси: но, не смотря на то, что Карлуша водил их по самым дурным и непроходимым дорогам, в течение целой недели, не было найдено никакого следа несчастного Шутлеворти. Я говорю никакого и ошибаюсь, так как друзья убитого шли по следу, оставленному его лошадью, шли до места, находившегося в трех милях от города, где отпечаток копыт все более и более терялся в густой траве небольшого леса, через который проходила дорога. Наконец искатели достигли болота, полузаросшего тростником и осокою. Тут исчезали все следы лошади. Можно было с достоверностью заключить, что в этом-то именно месте и происходила роковая борьба, потому что от дороги до болота виднелась тропинка, происшедшая, без сомнения, от того, что по ней тащили человеческое тело. В недальнем расстоянии находилась большая лужа, но в ней ничего не открыли. Толпа хотела уже в отчаянии удалиться, когда Провидение внушило Бонанфану мысль получше осмотреть болото. Это предложение было принято с энтузиазмом; Бонанфан был осыпан комплиментами, превозносившими его ум и опытность. Так как большинство горожан было вооружено заступами и кирками, назначенными для погребения трупа; то вскоре осмотрели болото, не очень глубокое, и недалеко от берега заметили черный шелковый жилет, принадлежавший молодому человеку Пеннифатеру. Жилет был изорван в нескольких местах и замаран кровью; некоторые из присутствовавших вспомнили, что видели его на племяннике утром в день отъезда Шутлеворти; между тем, другие говорили, что готовы в случае нужды показать под присягою, что в вечер этого памятного дня на Пеннифатере был жилет совсем другого цвета. Никто уж не видал первого с минуты исчезновения несчастного старца.