Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 1 - Марина Алиева
Сторонники де Жиака тоже кивали и тоже косились по сторонам осторожными короткими взглядами, выдававшими их с головой.
– Если эти господа затеют какие-нибудь глупости, я не возьмусь ни за какие переговоры, – сказал Жан Бретонский, придержав за руку проходившего мимо епископа Лангрского и указывая на группу возле де Жиака. – Ваша светлость должны знать, что английский король терпимо относится ко всем нашим предложениям только до тех пор, пока во Франции существует мощная оппозиция в лице герцога. Любое её устранение вызовет ответные меры, которые вся Европа признает законными
– Господи, помоги мне, – перекрестился епископ со вздохом, – в какие странные времена приходится жить. Прежние короли не шли воевать из-за того, что оскорбленный рыцарь смывал с себя оскорбление кровью оскорбителя. Кем бы последний ни был.
– Тогда пускай ваш де Жиак посылает открытый вызов! – прошипел герцог. – Боюсь, правда, что он не будет принят.
– Он не будет послан, – с мягкой улыбкой ответил епископ.– Такой вызов только официально подтвердит то, что до сих пор считалось слухами. А мы не можем подкреплять бесчестье преданных нам людей, как не должны и создавать герцогу Бургундскому славу победителя во всем.
– В таком случае, не создавайте ему и славы мученика его убийством. Сейчас, как никогда, герцога следует беречь, иначе, повторяю, никаких переговоров с Англией не будет.
– Я понял вас, ваша светлость, – наклонил голову епископ. – Если желаете знать моё мнение, то, полагаю, нам даже переговоры следует начать именно с герцогом Жаном, а не с королем Генри.
– И это будет очень разумно, – поджав губы, вставил Жан Бретонский.
– Но, к сожалению, моё мнение здесь мало что решает, – закончил епископ и с поклоном отошел.
Кружа по залу, он подобрался, наконец, к Рене Анжуйскому, которого до сих пор старательно обходил, и, делая вид, будто показывает ему новые доспехи дофина, заказанные мадам Иоландой и выставленные в зале, тихо прошептал:
– Приготовься, мой мальчик. Сегодня здесь должно произойти интереснейшее событие, которое, как мне кажется, достойно места в Истории…
ШАГ НА СУТКИ НАЗАД.
Рене прибыл в Бурж буквально накануне.
И городок, и замок показались ему похожими на разворошенный улей или на военный лагерь, готовящийся к выступлению. Повсюду он замечал настоящие походные шатры, оснащенные, как и положено, арсеналом и походной же кузней; сложенные кострища с подвешенными над ними огромными котлами, в которых уже что-то варилось, и вертелами с уже готовящейся дичью. Отряды приведенные из Лангедока, Прованса и Гаскони обустраивались деловито, с толком. Всадники с лошадьми терпеливо дожидались своей очереди к местным кузнецам, еле успевавшим сновать от адского пламени своих жаровен к наковальням. Их вспотевшие подмастерья, высунув языки, подтачивали и чистили мечи и кинжалы, а жены сноровисто приторговывали всевозможной снедью из домашних кладовых. Те, что помоложе, зазывно подмигивали пришлым солдатам, радуясь неожиданному разнообразию в своей провинциальной жизни. Их мало заботили политические расчеты герцогов и дофина, и английский король, подобно мифическому дракону, полыхал огнем где-то за лесами, за горами.
Но доехав до замка, Рене уже ощутил разлитый в воздухе всеобщий напряженный азарт и сам, ни разу еще не бывавший в бою, вдруг страстно захотел какого-нибудь сражения, трепета перед боем, ощущения, что рука не держит меч, а заканчивается им, и упоительного, наверняка ни с чем не сравнимого понимания, что рядом с тобой или против тебя сама смерть!
Мадам Иоланда встретила сына с озабоченно сдерживаемой радостью. Скупо расцеловала и проводила в отведенные ему покои, сетуя, что замок стал похож на постоялый двор, и даже собственного сына она вынуждена размещать как попало.
– Здесь немного тесно, – констатировала герцогиня, открывая дверь в небольшую, но дорого обставленную комнату. – Что поделать, лучшие покои пришлось отдать Бурбону и герцогу Бретонскому – у меня на них большие планы. Зато из этого окна тебе будет прекрасно виден каждый въезжающий и выезжающий, а это, поверь мне, солидное преимущество перед другими…
Рене такому приему не удивился. Её светлость и в прежние времена не отличалась материнской мягкотелостью. Тем более глупо было ждать от неё чего-либо подобного теперь, когда в государственном масштабе требовалось что-то решать и действовать. Поэтому, едва сняв двухцветную по последней моде шляпу, молодой человек первым делом достал из подшитого внутрь рукава кармана письмо герцога Лотарингского с безусловным согласием на брак его дочери Изабеллы и самого Рене и с легким поклоном протянул его матери.
Герцогиня на письмо еле взглянула – ничего другого она в любом случае не ждала – и сразу спросила:
– А что на словах?
– Многое.
– Тогда отложим разговор.
Она подошла к окну и бросила короткий взгляд во внутренний дворик.
Там бесконечно сновали туда-сюда чьи-то слуги, конюхи и оруженосцы. Переносились целыми вязанками простые мечи и деревянные, окованные медью «экю», седла и требующие починки доспехи. Для лошадей, не поместившихся в конюшне, спешно сколачивали на заднем дворе новый навес с яслями, но монотонный стук долетал и сюда. И во всем этом грохочущем, хохочущем, лязгающем и неутомимо шевелящемся мужском месиве молочным домотканым пятном выделялся чепец на голове сердитой толстой прачки с красными руками и огромной корзиной. Прачку весело щипали со всех сторон, не давая подобраться к черному ходу…
– В замке появилось слишком много ушей, – сказала герцогиня, с неудовольствием отворачиваясь, – и я не уверена, что все они искренне нам преданы. Одним требуется одно, другим – другое, а третьи озабочены только собственными интересами, и всё это нужно как-то увязать в единое целое, не наделав глупостей. А самая большая глупость сейчас – это раскрывать кому бы то ни было свои собственные планы! Вечером, после службы, приходи в сад за часовней, там и поговорим. Его светлость де Бар тоже придет… Только не вздумай рассыпаться в благодарностях – он это оговорил особо. Лучше будь готов выполнять все его пожелания: нам здесь очень нужны люди, на которых можно положиться. И приготовься рассказать обо всем, что делается в Лотарингии…
Она покосилась на Жана де Дьёмуара – оруженосца Рене, который возился у входа с вещами, и с нажимом повторила:
– Обо всем… Ты понял?
Еще бы не понять!
Рене кивнул и низко поклонился уходящей матери.
– Еду я велю принести тебе сюда, –
