Коммод - Михаил Никитич Ишков
– А какими они должны быть? – поинтересовался помрачневший спальник.
– Пусть умываются при въезде в Город. У нас достаточно чистой воды, чтобы привести себя в порядок.
– Слушаюсь, господин. Если господин позволит, я приступлю к исполнению через два дня.
– Да, вот еще что. Напиши Бебию, чтобы тот поспешил. Я же на это время перееду в Лаврент. Там чистый воздух. Как полагаешь, зараза туда не доберется?
– Никак нет, господин. Как утверждают врачи, это самое спасительное место на свете. Благодаря благодатной прохладе и обилию лавровых рощ воздух в Лавренте почти не поддается заражению, ведь лавровые благовония, как никакое другое средство, способны остановить болезнь.
Тем же вечером Клеандр отписал Бебию о его назначении, о своем назначении. В конце приписал: «…я не попытался переубедить его. Мысли о покинувшей меня Клиобеле не дают покоя. Я виноват перед ней, не сумел заставить есть поменьше, прекратить заниматься блудом. Перед смертью она стала вообще неподъемной.
Умирала тяжело. Я сидел рядом, держал ее за руку. Она охала и стонала. Язвы покрывали ее тело. Каюсь, мне тоже хотелось умереть вместе с ней. Я желал, чтобы зараза утянула меня в Аид. Боги рассудили иначе, я выжил, на беду или на счастье, не знаю. И мальчиков уберег, не допустил их проститься с матерью.
Беда, как говорится, не ходит одна. Так следует расценивать мое назначение. Я не тешу себя иллюзиями – возвышение будет недолгим. Дни мои сочтены. Жить рядом с ужасом и не утонуть в нем, невозможно. Другое волнует – где искать спасение, Бебий? В чем? Как избавиться от гнетущего чувства обреченности, от осознания никчемности тех минут, часов, дней и лет, которые я провел на службе у господина, в меру сил стараясь поддержать государство? Мне кажется, пусть худо и не до конца, но я выполнил свой долг, о котором так красноречиво рассказывал мой учитель Феодот, погибший спальник незабвенного Марка Аврелия. Он был смелым человеком и достойно исполнил предназначенное.
Ладно, прочь меланхолию.
Знаешь, я скорблю и радуюсь, что скоро увижу тебя в Риме. Скорблю, потому что уверен, тебе тоже придется нелегко. Радуюсь, что хотя бы в это трудное время мы будем вместе. Прими совет – не очень-то спеши в Рим. Оставь Клавдию с домашними в Сирмии. Когда язва перестанет терзать столицу, тогда можно будет перевезти семью.
Столица сейчас представляет собой длинную, заполонившую все улицы похоронную процессию. Солдаты городской стражи, доставляющие в Город гробы, не знают покоя ни днем, ни ночью. Везде горят факелы, храмы полны вдруг вспомнивших о существовании богов людей, авгуры не сводят глаз с небес, но пока все напрасно.
Бебий, обязательно загляни в Лаврент. Изобрази почтение и готовность пожертвовать жизнью. Внимай каждому слову. Старайся не спорить, тем более не пытайся противоречить, хотя в последнее время он поминает тебя только по-доброму. Главное, не вздумай подкинуть ему какую-нибудь, пусть даже самую здравую, идею, и сам держись подальше от его завиральных идей. Счастье, что он до того напуган шествием язвы, что не только перестал шутить, но начал побаиваться и осторожничать. Смирил воображение, утратил интерес к шуткам. Не знаю, надолго ли, но, по крайней мере сейчас, мы все, занятые управлением государством, отдыхаем. Это дельный совет, Бебий, вот почему я прошу за него плату. Будь добр, прими моих мальчиков в Сирмии. На время, а может, навсегда. Дурные предчувствия не оставляют меня, Бебий. Клянусь, содержание моих детей не будет стоить тебе ни единого аса. У мальчиков есть все, что требуется для взросления, образования, устройства в жизни. Они свободные граждане, я выправил все документы. Их усыновил известный тебе патриций, казненный вместе со всей семьей. Он не возражал и при условии, что его младшей дочери сохранят жизнь, разрешил помолвить ее с моим старшеньким. Прими и девочку, она хорошая, только напугана и потеряла дар речи, но с моими мальчиками вполне бойко объясняется на пальцах. На ее глазах солдаты изнасиловали мать и затем отрезали ей голову.
Таковы последние городские новости. Будет ли им конец?
Кстати, могу сообщить, что вместо меня главным спальником назначен некто Эклект. Тебе должно быть известно это имя. Он – родной дядя Марции, она и порекомендовала его императору. Марция хочет ребенка от цезаря, я убеждаю ее, что это желание невыполнимо и противно богам. По секрету сообщаю, что в паху у господина появилась большая опухоль. Он теперь стесняется выходить на арену в обнаженном виде, поэтому предпочитает появляться в театре или в цирке в женском платье и на городских праздниках, во время гладиаторских боев или заездов публично пьет неразбавленное вино. Поверь, Бебий, народ восторженно встречает его, памятники величайшего украшают цветами, к подножию приносят дары, и это не по приказу городского префекта, а по доброй воле».
Бебий Корнелий Лонг появился в пригородном имении цезаря в конце апреля, когда эпидемия чумы, пробежавшая по Италии, пошла на спад.
Лаврент был расположен к юго-западу от столицы, на склонах гор, обращенных к Тирренскому морю. Места здесь были до восторга живописные – сосновые и лавровые рощи образовывали подобие естественного амфитеатра, сценой в котором служила беспредельная морская синь, открывавшаяся с балконной колоннады дворца цезаря. Вдоль берега – мелкие бухточки, в которых прятались небольшие суденышки, на которых так весело и приятно было ходить под парусом. Все это великолепие накрывало ясное италийское небо.
Присматриваясь к цезарю, Бебий обнаружил, что с тех пор, как они расстались, Луций заметно помягчел. Брезгливость, с какой он после заговора Перенниса взирал на людишек, немного разгладилась, надменность сменилась свое образной терпимостью, и в какие-то минуты легат-пропретор узнавал в нем прежнего, склонного к озорству, простоватого увальня, каким он когда-то был в Виндобоне. Придворных было немного и никого из окружавшего цезаря в Риме гладиаторского отребья. Правда, по дворцу расхаживал прославившийся в тот год борец по имени Нарцисс – широкоплечий, излишне мускулистый молодой человек, но хлопот с ним не было. Нарцисс по большей части помалкивал.
С императором была Марция, при ней игрушкой резвился малый ребенок из тех, кому еще впору ходить голеньким. В тот год держать подобных малышей в доме было модно, и в Риме не было богатого особняка, в котором не держали бы подобных милых пупсиков. Их украшали золотом и драгоценными камнями. Бебий отметил, что император не меньше
