Окраина - Иван Павлович Кудинов
Любят у нас в России произносить громкие тосты, думает Ядринцев, лишь пригубливая бокал. Проклятый почечуй хоть и отпустил немного, но еще дает о себе знать. Надо быть осторожным — впереди трудный путь.
— Зачем вам, Иван Иванович, Лондон или Париж? — говорит Ядринцев. — Ничего нового вы там не найдете, все давно известно… Пойдемте лучше на Орхон. Откроем Каракорум.
— Вы так убеждены, что откроете?
— Ни минуты не сомневаюсь.
Он удивлял всех своей уверенностью. А между тем и до него немало делалось попыток отыскать следы загадочного Каракорума. Но все они кончались неудачно.
И вот в начале июля экспедиция вышла из Кяхты — небольшой караван: пять человек, десять лошадей, две тележки-сидейки… Двигаясь, на юго-запад, намереваясь уже завтра достичь Буры. Однообразная степь уныло простиралась перед ними — бесконечная, как песня кочевника. Но постепенно картина менялась: мелькнуло слева небольшое озеро, окаймленное зарослями ивняка, все чаще стали попадаться березовые и сосновые перелески, возникла где-то на горизонте, словно мираж, дымчато-синяя гряда далеких предгорий и не терялась из вида до тех пор, пока сгустившаяся тьма не поглотила ее; некоторое время шли наугад, в сплошной темноте… Наконец остановились у какой-то юрты. Переводчик объяснил хозяину, кто они и куда направляются, и через минуту-другую гости уже сидели вокруг весело горевшего очага; в задымленном казане варилась баранина…
А утром, выйдя из юрты, Ядринцев невольно зажмурился: все вокруг — и долина реки, и сама речка Бура, протекавшая неподалеку, и дальние горы — были залиты солнцем. Ядринцев увидел Дуброву. Яков Павлович шел от реки, ведя в поводу трех лошадей, остальных гнали проводник-монгол и хозяин юрты, маленький бронзоволицый крепыш.
— Бачите, Миколай Михайлович, який денек разгулявся! — крикнул Дуброва. Быстро собрались, поблагодарили хозяина за ночлег и тронулись в путь. Позже узнали, что ночевали в юрте известного в этих краях конокрада. Смеялись от души, вспоминая, как помогал он утром разыскивать и запрягать лошадей, каким гостеприимным оказался… Навстречу тянулись навьюченные верблюды. Скакали, обгоняя друг друга, всадники; гортанные голоса их доносились издалека. Степь, казалось, звенела, была пестра от разнотравья; вдоль дороги, по обочинам, цвел голубой ирис, желтели бутоны полевых маков…
Переправились на правобережье Буры и вскоре выехали к озеру Цого. Отсюда, по словам проводника, рукой подать до слияния Орхона и Селенги. Степь как бы на глазах поблекла: появились солончаки, овраги, каменистые выдувы; потом снова пошла зеленая равнина… Назавтра поднялись на перевал Халюн, благополучно миновали опасные горные болота и спустились к Хара-Толу, притоку Орхона, пройдя в этот день более пятидесяти верст. Вечером валились от усталости, а утром стоило немалых усилий, чтобы подняться и двигаться дальше. Ядринцев, кажется, вовсе забыл о своих недугах, жил одной мыслью: добраться, во что бы то ни стало добраться до Орхона, достичь Хара-Балгусана, где, по расчетам его, находились развалины Каракорума… Время потеряло для него привычный смысл, и он измерял его теперь не часами и минутами, а пройденными верстами.
И вот на исходе третьей недели блеснули вершины Орхона. Отряд обогнул гору с севера, двигаясь вдоль урочища, переправился через мелководную протоку, прошел еще верст семь на закат… И вдруг ярким светом полоснуло по глазам — взору открылась обширная долина, горы словно расступились перед нею…
— Хара-Балгусан! — торжественно объявил проводник.
Громадные черные валы возвышались в центре долины. Медлительно кружил над ними, распластав крылья, огромный коршун. Знойное марево струилось, переливалось, дрожало над впадинами.
Все спешились, взволнованно заговорили. Невероятным казалось, что пройдено более семисот верст — и вот они у цели! Но будет ли цель достигнута? И не обманут ли их эти загадочные развалины?..
Поручик Смысловский, исполнявший обязанности топографа, предложил немедленно начать осмотр и съемку местности. Дуброва поддержал его, но проводник решительно запротестовал:
— Нельзя! Навлечете подозрение местных жителей. Все дело испортите.
— Но как же быть?
Проводник надвинул войлочную шляпу на брови, поскреб затылок:
— Поедем в аул, переночуем. А там видно будет. Утро вечера мудренее…
Пришлось подчиниться. И позже убедились: проводник был прав. Когда на следующий день приехали на развалины и начали их осматривать, тотчас явилась группа всадников, чуть погодя подъехало еще несколько монголов, остановились неподалеку, тихо переговариваясь и не спуская глаз с незваных гостей…
Ядринцев заметил среди них и хозяина юрты, в которой они ночевали.
— Чем они обеспокоены? — спросил он проводника.
— Думают, вы пришли копать золото. Боятся, что найдете клад и увезете…
— Клад?
— Ну да, — пояснил проводник, — здесь, под священными камнями, по преданию, находится клад… — И со вздохом прибавил: — Зря вы вчера сюда ездили. Говорил вам — не надо.
— Но мы же на охоту ездили, искали коз…
Проводник поцокал языком, усмехнулся и ничего не сказал.
— Миколай Михайлович, может, пугнуть их из ружья? — не без тревоги спросил Дуброва.
— Да вы что, в своем уме? — рассердился Ядринцев и внимательно оглядел стоявших неподалеку степняков, мрачные лица которых ничего доброго не предвещали. Возможно, и правда: не следовало вчера заезжать сюда… Обманули хозяина, сказали, что хотят поохотиться на коз, собрались вдвоем со Смысловским, зарядили ружья, а сами, едва скрывшись из вида, повернули коней и помчались на Хара-Балгусан… Выходит, кто-то их выследил. И даже драхва, которую подстрелил Ядринцев по дороге, не сняла подозрений. Что же делать? Монголы по-прежнему следили за каждым их шагом, негромко переговариваясь, но никаких действий пока не предпринимали — стояли как истуканы, дымили трубками…
— Скажите им, что нас интересует не золото, а вот эти развалины, камни, — попросил Ядринцев переводчика. — И еще скажите: какой бы клад мы ни нашли, он останется здесь, на их земле. А вот помощь их, — кивнул в сторону монгол, — примем с благодарностью.
Монголы, выслушав переводчика, оживились: просьба Ядринцева совпадала с их желанием — видеть все, что будут делать русские на Хара-Балгусане, ничего не упустить.
И теперь два пожилых монгола, строгие и молчаливые, неотступно следовали по пятам. Ядринцев усмехался: конвоиры. Но потом забыл о них, перестал замечать, как не замечают собственной тени, поглощенный осмотром уходящих по кругу валов, полуразрушенных глинобитных стен, с пещеровидными отверстиями внутри, остатками башен… Вокруг
