Ирина Горская - Андрей Ярославич
Андрей посмотрел на Тину. Брат и сестра не были похожи. Девушка могла почитаться идеалом северной красоты — лицо белое, как белый снег; волосы и брови черные, как вороново крыло; румянец алый, словно красная кровь… О подобной красоте пели на корабле воины… Черты Тининого лица были настолько правильными и четкими, что даже казались чуть жесткими… Андрей заметил, как вдруг мрачнело ее лицо, когда она отворачивалась или полагала, что на нее никто не смотрит. Это выражение внезапной печали смягчало жесткость в ее чертах. Андрей вспомнил, что ведь она вдова, молодой муж ее убит; а ей должно быть не более девятнадцати лет… Ему сделалось жаль ее, он улыбнулся ей мягко…
После короткого отдыха решили продолжить путь.
— Ты спустишься вместе с нами? — спросил Хайнрих сестру.
— Нет, — отвечала она с какою-то настороженностью и потаенностью, — я вернусь позже, надо помочь Геруте, она не справляется…
Брат и сестра еще поговорили о хозяйственных делах. Путники сели на коней, и дорога пошла вниз…
Они ехали мимо рубленых крестьянских изб, похожих на русские сельские жилища. Попадались и дома побогаче, тоже бревенчатые, но повыше, просторнее, с большими скотными дворами и хорошо улаженными хозяйственными постройками. Видел Андрей и длинные простые постройки, в которых селили рабов. В каждом поселении выделялись особые дома — девичьи и мужские, где жили парни и девки — отдельно, — покамест семью не заведут. Каменных домов не встречалось вовсе, они появятся в Швеции лишь спустя сто — двести лет, в XIV–XV веках…
Остановились на отдых в одной усадьбе. Дом был двухэтажный, с галереей на втором этаже. Сидели в горнице. Из окошка малого, против которого, на почетном месте, усадили Андрея, виден был колодец во дворе, вокруг колодца ходили люди. Вошла хозяйка, собственноручно внесла на подносе деревянном кувшины с пивом и молоком, черный хлеб, рыбу, масло. Поставила поднос на столешницу без скатерти, поклонилась, оказывала гостям почет. Юбка на ней была длиннее, чем у Тины, передник длинный в продольных полосах, и шапка остроконечная скрывала волосы. Андрей глянул мельком на ее лицо, у него уже было впечатление, что насельники Биргеровых владений сходны видом с мордвой и жителями Руси…
Хозяйка принесла еще хлеб, икру, белую сметану пышную. Поставила перед одним Андреем, с поклоном просила его отведать, не брезговать ее угощением. Он поблагодарил с вежеством кротким и величавым и начал есть. Вспомнилось, как встречали его на землях Галичины и Волыни. Кажется, он и теперь еще нравился людям, но теперь его, кажется, жалели, чего прежде не было…
«…иде в Свейскую землю, и тамо местер среше его, и прият его с великою честию…»
Резиденция Биргера была — скучившиеся деревянные постройки разной вышины. Крыши были остроконечные, и несколько башен устремляли в небо острые шпили. Андрей думал, это будет крепость, но городок Биргеров как на ладони раскрывался, вызывающе открыто… Вечер спускался, а бледное солнце все не закатывалось… Проехали между двумя высокими деревьями, словно ворота распахнутые, открывавшими путь на замковый двор широкий… К замку вела дорога, что-то вроде улочки гористой немощеной. Две небольшие темношкурые свиньи терлись о доски ограды, окружившей несколько хозяйственных строений… На дворе широком встретили путников сутолока слуг и сполохи факелов. По канату медленно шел человек в короткой рубахе, раскинув руки. Били в бубны. Игрецы пиликали визгливо на деревянных колодках с натянутыми струнами. Шныряли толстые карлики с короткими руками и ногами — Биргеровы шуты…
Андрея проводили к Биргеру. В пути отдыхали довольно, и вдруг именно теперь, поднимаясь по ступенькам внутренней деревянной лестницы, Андрей почувствовал, как далеко он от всех своих родных мест, и детских, и юношеских, и как утомил его дальний путь…
Ярл Биргер сразу показался ему на кого-то похожим… Высокий, худой, сильный… и лицо смуглое… и нос орлиный… Митус!.. Певец славутный при Данииле Романовиче… Шапка была меховая с пером орлиным — торчком. Андрей уже стоял на пороге и первым обнажил голову. Тогда снял шапку и ярл. Волосы были прямые— вдоль щек впалых и — на лоб — темные, с проседью… А почти такие ведь были у отца Андреева, у Ярослава-Феодора… А глаза Биргер имел тоже темные, живые и жестокие… На темный кожаный нагрудник свешивалась цепь золотая с ковчежцем золотым… Что в этом ковчежце было? Печать? Или частица святых мощей?.. Так и не довелось Андрею узнать…
— Вот он, маленький конунг, чья доблесть решила исход озерной битвы! — Голос Биргера жесткий был, чуть с провизгом…
Андрей почувствовал невольную гордость от этой внезапной похвалы. С возрастом он все менее верил в свою значимость в битве на Чудском озере. Но вот оказывается, в Свейской земле помнят его детскую храбрость…
Ярл сел за стол и сделал знак Андрею сесть запросто напротив. Слуга, которого Андрей не заметил, выбежал из горницы, затопотал по ступенькам вниз и тотчас возвратился с кушаньем самым простым, принес хлеб, овсяную кашу и брагу… Биргер указал гостю на угощение и сам прикусил темный ноздреватый хлебный ломоть…
Андрей взял деревянную ложку и тоже начал есть…
Ему казалось, что при взгляде на шрам на лине Биргера его будет разбирать смех ребяческий и придется этот смех глотать, подавлять… В конце-то концов, ведь этот шрам получен в честном поединке, в лицо удар — не в спину!..
Андрей поднял голову от миски деревянной…
На лице ярла не было шрама!.. Никакого, даже самого малого… И Андрей уже и не понимал, увидел он это сразу или только сейчас приметил…
Запекшиеся темные губы ярла раздвинулись в улыбке жесткой, обнажились темные желтые зубы с провалами-щербинами…
— Что глядит маленький конунг? — спросил ярл глуховато. — Или ищет мету, оставленную на лице моем братом его Александром? — Андрей смутился такому отгадыванию его мыслей, а Биргер продолжал: — Но такой воин еще не родился, который мог бы оставить мету на лице старого Биргера! И это еще не все! Знаешь ли, маленький конунг, почему не может быть Александровой меты на моем лице?
Андрей смущенно покачал головой, не решаясь говорить. Ярл перегнулся к нему через стол.
— А потому, что меня и не было в той битве. Дружины свейские вел Ульф Фаси! Но и его лицо Александр твой не метил!..
В сознании Андрея поспешно понеслись мысли о странности человеческого убеждения в истинности того, чего и вовсе не было…
— А была ли сама эта победа Александра? — вырвалось вдруг… И тотчас подумал, что Биргер может счесть подобный вопрос обидным… Но сказанного не воротишь…
— Ты не глуп и не насмешлив, ты всего лишь простодушен, — хрипло молвил ярл. — Да, победа Александра была, но я невысоко ставлю эту победу…
Андрей не мог понять, какое впечатление производит на Биргера… Простодушен? Это осуждение? Но ярл Биргер многое знает. Знает, что рассказывают с подачи Александра о Невской битве… И неужели Биргер ожидал найти в Андрее человека, изощренного в придворных кознях и хитростях? Конечно нет!.. Но не слишком Ли простодушным кажется ему Андрей?..
Однако в этот вечер Андрею довелось еще один раз сконфузиться. Все-таки он прибыл сюда просить убежища, он просто бежал! И едва ли имело смысл держаться с ярлом как равный с равным. Андрей решил показать вежество и сказал, что помнит о предке своем, киевском князе Ярославе, прозванном Мудрым, который был женат на Ингигерде, дочери свейского короля… Далее он заговорил о первом свейском святом короле, который жил в Киеве, при дворе Ярослава… Андрей увидел улыбку Биргера, подумал, что путает что-то, и замолчал…
— Кто же все это рассказал маленькому конунгу?
Андрей отвечал смущенно, что кое-что узнал еще на Руси, а ныне рассказывал ему Хайнрих Изинбиргир…
— Этот старый болтун?
Андрей смутился еще более, он не хотел оскорблять неведомого ему деда своего друга…
— Я знаю только молодого Изинбиргира…
— Ежели хочешь узнать о свейских королях, спрашивай коренных насельников, а не наемников немецких!..
Ярл объяснил Андрею, что Хайнрих спутал двух Олавов — свейского, отца Ингигерды, и норвежского, жившего при дворе Ярослава; святыми почитались оба…
Андрей подметил, что, говоря о своих владениях, Биргер говорит лишь о свеях, йотов не упоминает вовсе. Но сам-то он йот! Однако, стало быть, не следует при нем поминать йотов… И это «маленький конунг» — Андрею, возрастному, бывшему великим князем Владимирским, — и ласка и пренебрежение…
Остается лишь терпеть… Андрей чувствовал, что повлиять на этого человека никак не сможет. Конечно, заговорит о помощи, о возможном походе свейского войска на Александра, в помощь Андрею… Но не сейчас, не сейчас…
Четыре года Андрей прожил у ярла Биргера. Тотчас после их первого разговора было предоставлено жилье Андрею и его ближним. Как вошел он в это жилье, где ни лавок, ни столов не было поставлено, одни лишь сенники; и он глянул на потолочные балки закопченные, а топилось по-черному… и вспомнил роскошь дворца в Галиче, и почувствовал такой стыд!.. Не смел глаза поднять на жену. И она почувствовала, каково ему; и принялась отдавать приказания таким веселым и довольным голосом, будто все хорошо и они готовятся возвратиться во Владимир. И от этого ее голоса еще стыднее сделалось ему… С большим кувшином она пошла к дворцовому колодцу, одна, без Маргариты, которая выметала сор тем временем. Андрей опустился на сенник и закрыл лицо ладонями… Господи! За что все эти муки унижения?! Быть может, он поступил неверно, ударившись в бега? Надо было до последнего биться и погибнуть… Погибнуть, погибнуть… Или с твердостью души он должен все эти муки унижения вынести, как выносил святой Андрей Константинопольский насмешки и глумления над ним горожан Царьграда… Тимка тяжело, с кряхтеньем, сел рядом с Андреем, руку положил ему на плечи. Заговорил, как хорошо будет здесь охотиться зимой… Андрей вздохнул, отнял от лица ладони… Подошли Константин, Алексич и Василькович и наперебой принялись говорить, что назавтра наказано сбирать вече — собрание народное, которое здесь «тингом» зовется; и на том тинге решено будет, как примут Андрея, русского конунга, но на самом деле все уже заранее решено и остается лишь потерпеть немного… Все знали обо всем, один Андрей ничего не знал… Да, остается лишь терпеть… И пусть народное собрание подтвердит решение правителя, ежели здесь так заведено…
