Виктор Поротников - Три побоища – от Калки до Куликовской битвы (сборник)
Когда Великий князь объявил, что сам намерен встретить врага в передовом полку, князья и воеводы стали возражать ему дружным хором голосов. Однако Дмитрий Иванович был непреклонен.
– Не могу я стоять позади, говоря ратникам: «Подвигнемся, други, на врагов!» Не по чести это! – сказал он. – Хочу встретить опасность в рядах своих московлян, с коими немало путей исхожено и славных побед одержано. Славу ли, гибель ли – разделить хочу с ними!
– В передовом полку воинов всего-то пятнадцать тысяч, княже, – озабоченно проговорил седоусый ростовский князь Андрей Федорович. – Ни справа, ни слева поддержки у него нету. Скорее всего, сомнут сей полк ордынцы, навалившись сразу с трех сторон. Разумеешь ли это, княже?
– Разумею, брат, – ответил Дмитрий Иванович. – Но построение менять не будем, как урядились выстроить полки еще под Коломной, так пусть и стоят они здесь, на поле Куликовом. Фланги наши прикрыты надежно лесом, оврагами и топями. Татарам один путь остается – атаковать в лоб. А рать наша к этому готова.
– Полки мы умно выстроили, токмо бы Мамая заманить сюда, к Непрядве, – промолвил оболенский князь Семен Константинович.
– Где же теперь орда татарская? – спросил князь Андрей Ольгердович, обращаясь к воеводам дозорных отрядов Василию Тупику и Семену Мелику.
Головы прочих князей разом повернулись к сидящим в уголке двоим удальцам, конники которых вот уже несколько дней вели беспощадные сшибки с головными отрядами татар, неизменно отступая перед их натиском.
– Передовой татарский тумен стоит совсем рядом отсюда, за Красным холмом, – сказал Семен Мелик. – Ежели татары взойдут на Красный холм, их взору непременно откроется наше воинство, ибо с той возвышенности видны все окрестности на многие версты.
– Нужно заманить татар на Красный холм, – промолвил Дмитрий Иванович. – Затем выдвинуть далеко вперед головной полк, пусть татары узреют его немногочисленность. Основным же полкам до поры стоять на берегу Непрядвы, не выказывая ордынцам своего присутствия. Ежели передовой татарский тумен ввяжется в сечу с нашим головным полком и потеснит его, тогда и главные полчища Мамая в стороне не останутся. С богом, братья!
Князья и воеводы гурьбой вышли из большой избы здешнего ратайного старосты, садясь на коней и направляясь каждый к своему полку.
В светлице подле Великого князя задержался лишь Семен Мелик.
– Все дозорные отряды отдаю под твое начало, друг мой, – сказал Мелику Дмитрий Иванович. – Немедленно выступай навстречу татарам, завяжи с ними перестрелку из луков. Отступая, заманивай татар на Красный холм и дальше, в низину между Березовым оврагом и речкой Нижний Дубяк. Я приведу туда наш головной полк, который станет наживкой для ордынцев.
– Все сделаю, княже, – с поклоном проговорил Мелик.
Вместе с воеводой отвесил поклон Великому князю и Прохор.
– Ну вот, братец, сегодня у тебя будет прекрасная возможность с ордынцами за сестру поквитаться, – промолвил Дмитрий Иванович, положив свою сильную руку юноше на плечо. – Дерзай! Бог тебе в помощь!
Кивнув на дверь, за которой скрылся юный воин, Дмитрий Иванович обратился к Семену Мелику:
– Как тебе сей младень?
– Удалец, одно слово! – улыбнулся Мелик. – Наездник хоть куда и стрелок отменный!
Глава восьмая
Сеча на Красном холме
Собрав всех дозорных конников в один отряд, Семен Мелик уже через час оказался на Красном холме, с которого было видно, как туман, рассеиваясь, открывает широкие дали за речкой Курцой. Там, на равнине, среди холмов и редких перелесков, дымили костры становища передового татарского тумена.
– Нам первым выпала честь мечи окропить, – сказал своим воинам Мелик. – Раззадорим нехристей! Пусть-ка они погоняются за нами!
Три сотни русских сторожей на серых и гнедых лошадях, разбившись на мелкие группы, спустились с Красного холма. Широко раскинувшись по степи, озаренной взошедшим солнечным диском, удальцы-дозорные налетели на татарских караульных, разбросанных вокруг татарского стана.
Передовой татарский тумен возглавлял эмир Челубей. Это был воин до мозга костей, всю свою жизнь проведший в седле. Малейшая неудача выводила Челубея из себя. Он был одинаково беспощаден к врагам и к собственным нерадивым воинам. Недавнее пленение русичами мурзы Кострюка вызвало негодование Мамая, который выразил Челубею свое неудовольствие, пригрозив ему переводом в арьергардный тумен.
По этой причине Челубей вывел в поле отборную тысячу своих батыров и устроил настоящую охоту за ускользающими дозорными группами русичей. Если на ближней дистанции русские лучники ни меткостью, ни быстротой стрельбы не уступали ордынцам, то на дальнем расстоянии татарские стрелки превосходили русских во всем. Вот почему, оторвавшись от преследующей их ордынской конницы, сторожи Семена Мелика подверглись еще большей опасности, угодив под плотный и меткий дождь из татарских стрел.
Сторожевому отряду русичей удалось заманить ордынцев к Красному холму, но при этом его потери составили больше семидесяти человек.
На широкой вершине холма, где гулял вольный ветер, пригибая к земле густую высокую траву, татары и русичи сошлись грудь в грудь, обнажив мечи.
Теперь русские витязи сплотились в единую дружину, храбро бросаясь на конные татарские сотни, которые взбирались по склонам Красного холма сразу с двух сторон.
Ропша держался все время рядом с Василием Тупиком, прикрывая ему спину. Храбрый воевода то и дело вырывался далеко вперед, разя татар своим топором на длинной рукоятке. Прилетевшая татарская стрела пробила навылет правую руку Ропше. Он невольно вскрикнул и выронил меч. Рядом свалились с седел в степную траву еще двое дружинников, сраженные вражескими стрелами.
– Уходи! Живо! – крикнул юноше Василий Тупик, крутя у себя над головой своим страшным топором. – Прорывайся к нашим!
Татары кружили вокруг Тупика на своих вертких лошадках, но нападать на него не решались, видя лежащие в траве тела порубленных воеводой ордынцев.
Ропша ударил коня пятками в бока и помчался к северному склону холма, закинув за спину свой круглый щит. Он почувствовал на скаку, как в его щит одна за другой вонзились три татарские стрелы.
Мимо проносились другие русские ратники, выполняя замысел воеводы Мелика и заманивая ордынцев, упоенных успехом, туда, где уже заканчивал построение передовой полк русской рати.
С вершины холма, где воздух был прозрачен и чист, открывался дивный вид на раскинувшуюся далеко внизу низменность, подернутую редкими клочьями тумана и обрамленную по краям густыми рощами. Там, внизу, ровным удлиненным прямоугольником застыло войско, пехота и конница. До него было не более версты. Потоки слепящих солнечных лучей искрились, разбиваясь о металлические шлемы, щиты и брони русских ратников, блеск которых издали напоминал чистое серебро.
Челубей осадил рвущегося в галоп скакуна, вглядываясь с высоты в русское войско. Он сразу оценил опытным взглядом все выгоды занимаемой русичами позиции. Пересчитав боевые стяги, Челубей мысленно прикинул примерную численность русской рати.
Уцелевшие конники из русского дозорного отряда спешили под защиту своей грозной рати, перегородившей равнину от края до края.
Челубей отдал приказ прекратить преследование русского дозора.
К нему приволокли израненного Василия Тупика, который еле стоял на ногах.
– Повелитель, этот урус убил семерых наших воинов, – доложил Челубею кривоногий скуластый сотник в мохнатой шапке с острым верхом. – Что делать с ним?
– Эй, храбрец! Жить хочешь? – Челубей шагнул к пленнику, уперев руки в бока. – Скажи, где сейчас князь Дмитрий, и я отпущу тебя.
Тупик поднял окровавленную голову и плюнул в лицо Челубею.
– Собака-урус! – ощерился Челубей.
Он выхватил из рук стоящего рядом нукера короткое копье и вонзил его в пленника с такой силой, что наконечник копья вышел у того сзади между лопаток.
Глава девятая
Салджидай
На одном из переходов повозка, в которой ехала Настасья, опрокинулась на глубоком ухабе. Настасья вывалилась наружу через разорванный полог и едва не угодила под копыта проезжавшего мимо верхом на коне знатного татарина.
Взглянув на Настасью, татарин заулыбался и спрыгнул с коня. Сопровождавшие его телохранители живо поставили повозку на колеса, привели в порядок перепутавшуюся упряжь, сложили в возок сумки и бурдюки.
– Чья ты, красавица? – обратился к Настасье незнакомец.
Он был молод и строен. Его лицо с тонкими чертами было усыпано темными точками угрей. Раскосые глаза его светились каким-то сластолюбивым блеском, на сочных красивых устах блуждала непринужденная улыбка. Одет незнакомец был не просто богато, но роскошно. Епанча, штаны и плащ на нем были из дорогой тонкой ткани, расшитые узорами из золотых ниток. Круглая тафья на голове была из малинового алтабаса с золотыми кистями.
