Раффи - Самвел
Хайр Мардпет начал ему возражать, настаивая на необходимости произвести прямое нападение на врага и рассеять его.
— Было бы большим позором, — сказал он, — если бы мы, прикрывшись щитами, терпеливо ожидали, когда враги начнут осыпать нас стрелами. Правда, они нас держат в осаде, но нам нетрудно их самих запереть осадой. Силы врага состоят главным образом из пехоты. Достаточно только приказать нашей храброй коннице выйти из стана, и она окружит их со всех сторон.
— Нам нельзя выходить из стана, Хайр Мардпет! — взволнованно сказал Меружан. — Наш самый опасный враг находится как раз в центре нашего стана.
— Какой враг?
— А вот это множество пленных! Они немедленно нападут на нас…
— А где у них оружие?
— Они своими оковами разобьют головы страже.
— Если они попытаются восстать, мы немедленно прикажем перебить всех.
— Перебить всех? Число их не меньше наших воинов.
Хайр Мардпет задумался. Меружан разъяснил свою мысль:
— Перед нами две задачи: во-первых, мы должны сдерживать пленных, чтобы они не восстали против нас, а, во-вторых — драться с вновь явившимся врагом. Поэтому стать на оборону, по крайней мере в начале боя, для нас более выгодно.
Хайр Мардпет остался при своем мнении, но не стал возражать.
Пока в стане Меружана велись споры, князья и нахарары, прибывшие с княгиней Васпуракана, без совещаний, без размышлений, положившись на всевышнего, поцеловали руки матери Меружана, получили ее благословение и разошлись по своим отрядам. При княгине остались лишь телохранители и слуги дома Арцруни и несколько групп вооруженных хадамакертцев, не покидавших ее.
Она сидела на небольшой дорожной тахте, четверо слуг держали над ее головой роскошный балдахин на четырех древках, украшенный кистями из золотых ниток с помпонами. Солнце уже жгло, и зной становился все невыносимее.
Вдруг на шею княгине бросился юный Артавазд и, обняв ее, стал умолять:
— Позволь и мне, матушка, идти с ними… я тоже хочу сражаться.
— Успокойся, дитя мое! — ответила княгиня, нежно касаясь его позолоченного шлема. — Тебе еще рано воевать! Когда, бог даст, возмужаешь, тогда у тебя будет много случаев показать свою отвагу.
На пламенных глазах юноши навернулись слезы.
— Чем я хуже других? — роптал он. — Мне постоянно твердят, что я должен стать мужчиной. Но ведь я не ребенок… Я взрослый!..
Печальные глаза княгини тоже наполнились слезами. «Невинное дитя, — подумала она, — неужели и тебя терзает боль за несчастную родину, неужели и ты чувствуешь, какие злодеяния совершаются в нашей стране?..»
— Будь спокоен, дитя мое! — повторила она, целуя бледное лицо неукротимого юноши, — оставайся со мной! Мы будем здесь молиться и наблюдать, как сражаются другие.
Надутые от недовольства губы Артавазда задрожали. Чуть было он не выдал свою тайну: он хотел сказать, что напрасно его принимают за мальчика, ведь сын княгини, могучий полководец персидских войск, ранен его стрелою. Но он скрыл горячее возмущение своей юной души и остался с княгиней.
Грустный взгляд княгини устремился к персидскому стану, где через, несколько часов должна была решиться участь тысяч пленных. У всех у них были отцы, матери и дети. Тысячи сердец должны были обрадоваться их освобождению; тысячи скорбящих должны были утешиться при их возвращении. При этой мысли добродетельная женщина почувствовала в своей душе нескончаемое блаженство и с сильно бьющимся сердцем стала ожидать окончания боя.
Но в то же время ее опечаленному взору представился раненый сын. Он был болен телом и душой. Что могло его излечить? Что могло смягчить его каменное сердце и очистить его душу, зараженную персидскими пороками и заблуждениями?
О причинах болезни сына у нее еще не было точных сведений. Самвел об этом пока ничего ей не сказал. Ей лишь сообщили, что во время охоты, во время сильной бури в него случайно попала стрела. Об убийстве же князя Мамиконяна она еще ничего не знала.
Рядом с княгиней стоял один из ее послов, бывший в шатре Меружана. Она обратилась к нему:
— Ты хорошо разглядел его, Гурген?
— Как же, княгиня; наш разговор длился около часа. Я все время не спускал с него глаз.
— Он сильно истощен?
— Не особенно. Но был очень бледен.
— Он ничего не спрашивал обо мне?
— Ничего! Совсем!
— А о своей жене, о детях?
— Тоже ничего.
— Каменная душа! — воскликнула исстрадавшаяся мать, горестно качая головой. — Он все предал забвению… От всего отрекся.
Несчастная женщина снова погрузилась в грустные думы; горькие слезы струились из ее печальных глаз.
Она еще раз обратилась к своему верному полководцу, спрашивая:
— Почему ты не отправился, в бой, Гурген, почему остался здесь?
— Я остался, чтобы с моими людьми защищать тебя, княгиня, — ответил старый полководец.
— Ты думаешь, что он посмеет напасть на свою мать?
— В первую очередь он постарается занять эту возвышенность и взять тебя в плен, княгиня. Даю голову на отсечение, если это не так.
— Что же он выиграет, взяв меня в плен?
— Многое, княгиня! Он считает тебя своим самым опасным противником.
Вмешался юный Артавазд.
— Если он осмелится вступить на эту возвышенность, я буду первым, который пустит в него стрелу.
Княгиня обняла разгневанного юношу, охваченного благородным возмущением, и поцеловала его.
Со стороны реки у Нахчевана, как черная туча, приближалась толпа, и чем ближе она подходила, тем все более росла и густела. Выйдя из леса на берег реки, она быстро двигалась в сторону персидского лагеря.
То было громадное войско горцев, легко вооруженное копьями и луками, предводительствуемое Гарегином, князем Рштуникским. Продвинувшись, они остановились на довольно большом расстоянии от персидского стана и укрепились.
Меружан орлиным взором окинул врагов и подумал: «Наступают». Обратившись к одному из соратников, он приказал:
— Передай полководцу Карену, чтобы он направился в эту сторону с несколькими полками храбрых стрелков и копьеносцев со щитами.
Приказ был немедленно выполнен.
В то же время с другой стороны, как налетающий шквал, подгоняемый мощным порывом ветра, который в своем движении сметает все преграды на пути, мчались отряды конницы. Барабанный бой, воинственные крики предшествовали дерзкой атаке. Конница налетела на персидский стан, рассекла его со скоростью молнии. Она пронеслась, внеся сумятицу в ряды персов, и тут же скрылась за ближними холмами.
Меружан посмотрел вслед удаляющимся всадникам.
— Они довольно удачно провели игру, — сказал он улыбаясь. — Хотел бы я знать, кто начальник этих смелых всадников.
— Самвел, — ответили ему.
— Самвел… — повторил Хайр Мардпет, качая многозначительно головой. — Неплохо!.. Он получил от своего отца буланого коня, подарок цари Шапуха. А теперь, сидя на том же коне, поднимает сумятицу в стане персидского царя. Этот конь с белой звездой на лбу был известен как предвестник удачи. Но конь принес удачу не отцу, а сыну…
Появление Самвела действительно сильно взволновало широко раскинувшийся персидский стан.
— А куда же он девался? — спросил Хайр Мардпет.
— Не беспокойся! ответил Меружан. Он снова появится и, быть может, очень скоро.
Меружан продолжал хладнокровно наблюдать за противником поджидая, когда он подойдет ближе. Его быстроногие разведчики с разных сторон доставляла ему донесения о движении врага.
Острый взор его не упустил и того, что Самвел пронесся через ту часть персидского стана, где находились пленные. Это было сделано неспроста. Меружан понял это и немедленно приказал крепко оцепить пленных, чтобы у них не было сообщения с врагом. Но среди людей, окружавших пленных, оказался человек, который медленно расхаживал по их рядам и иногда о чем-то украдкой с ними переговаривался. Опытный глаз мог легко узнать в этом человеке известного скорохода Самвела — Малхаса.
Бой прежде всего начался со стороны дороги на Арташат, где за маленькими холмами прятались сасунцы. Персидских воинов вел Хайр Мардпет. Его свирепый конь дрожал, гнулся под тяжестью колоссального седока, целиком закованного в медь и железо. Противником его оказался князь Сасуна Нерсех. С большим пренебрежением он крикнул Мардпету:
— Сменив обязанность начальника над женской половиной двора цари Аршака, ты, Хайр Мардпет, стал начальником над персидскими воинами! Воистину мне это кажется странным!
— Почему, храбрый Нерсех? — ответил евнух хриплым голосом. — Иногда не вредно переменить роль.
— Но ведь место женоподобного евнуха среди женщин, где царит изнеженность и нет окровавленного оружия.
— Давай попробуем, и ты убедишься, что женоподобный евнух может иметь дело и с храбрыми сасунцами.
