Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
Она так целовала и обнимала его, что у него захватывало дыхание. Вдруг он отпрянул, бросил пытливый взгляд на нее, на постель и на шкафчик, стоявший рядом. Нахмурился, сжал губы, весь напрягся.
— Вот теперь и доказывай свою любовь! — воскликнул он, вытащив из шкафчика блестящий кинжал и отбросив его в сторону. То был кинжал дамасской стали с рукоятью из слоновой кости. Еще в давние времена граф Надашди подарил своей жене вместе с пистолетом и этот кинжал, для защиты в случае ночного нападения.
Алжбета Батори воззрилась на кинжал, воткнувшийся в пол. Он еще дрожал, как натянутая струна. И тут она яростно накинулась на графа и длинными пальцами сжала ему горло.
— Подохни же так, если ты не удостоился более красивой смерти! — прохрипела она.
Она была уверена, что сильнее его, и не сомневалась, что вот-вот его бледное лицо посинеет.
Но едва она коснулась горла графа Няри, как его пальцы стиснули ее белые плечи, ухоженные острые ногти кинжалами впились в податливую плоть. Ее пронзила резкая боль, она с ужасом увидела, как по плечам алыми жемчужинами скатываются капли крови. Хватка пальцев с каждой минутой ослабевала, наконец они бессильно разжались.
— Бестия! — просипел он и, отбросив женщину от себя, соскочил с постели.
Он вырвал кинжал, торчавший из пола, словно грозный восклицательный знак, подскочил к Алжбете и приставил острие к ее раскрытой груди.
— Не двигайся, или погибнешь той самой смертью, какую ты уготовила мне — после притворных объятий и поцелуев. И это будет не такая коварная смерть, ударом в спину…
Глядя в его ледяное лицо, она задыхалась. Злость, гнев и чудовищный страх до неузнаваемости искажали ее черты. Она испытывала искушение приподняться, чтобы кинжал сам глубоко впился в ее грудь. Но эта мгновенно мелькнувшая мысль ужаснула ее, как и сознание того, что граф теперь вряд ли выпустит ее из рук живой.
— Ты заслуживаешь смерти, — доносился до нее его голос сквозь обморочное забытье, — и именно от моих рук.
Ты хотела скомпрометировать меня, уничтожить и, наконец, убить. И смерть свою ты примешь от рук моих, но не прямо. Тебе принесет ее палач, для этого случая он сошьет себе новый пурпурный плащ, ибо с тех пор, как свет стоит, у него еще не было столь высокородной жертвы. Но она будет у него, я ручаюсь тебе!
Он отступил от постели, на которой лежала Алжбета Батори, раздавленная новым поражением, страхом перед его угрозами и тем, что ей еще суждено пережить, пока граф Няри не исчезнет.
— Если бы у меня было десять жизней, — произнес он голосом, преисполненным ненависти, — и на склоне десятой я отправил бы тебя на плаху, то у меня и тогда слова бы для тебя не нашлось. Ты не заслуживаешь того, чтобы я пускался с тобой в разговор. Жди от меня только поступков. Одно только хочу тебе сказать о том случае в твоем замке, о котором я уже давно забыл бы, если бы он так незабываемо не запечатлелся в твоей памяти. К твоей служанке, чахтицкая госпожа, я отправился не потому, что мечтал о тебе и хотел утешиться заменой, а потому, что ее женственность и ее прелести я ставил гораздо выше твоих!
От этих оскорблений у нее вскипала кровь, но она могла лишь сжимать зубы и судорожно впиваться ногтями в перину, словно в злейшего врага.
Граф Няри действительно замолчал.
Хотя граф был весь во власти гнева, он ходил по комнате, не произнося ни слова. Отзвуки его шагов молотками стучали в ее гудящих висках.
Минутой позже в спальню вошел гайдук:
— Приказ мы выполнили, ваша графская милость, узники освобождены.
— Сколько их?
— Двадцать один, ваша милость. Восемнадцать женщин и трое мужчин.
— Хорошо. Выведи эту женщину во двор.
Во дворе и перед замком было полно народу.
Чахтичане, зная, что в замке теперь не осталось почти никого, кто мог бы их разогнать, дали волю своему любопытству. Собравшись у ворот, они глазели по сторонам.
Гайдук гордо вывел чахтицкую госпожу — бледную, потрясенную, сломленную.
Граф Няри оглядел толпу зевак. Он чувствовал, что все глаза устремлены на него с восторгом, словно на победителя драконов. Чахтицкую фурию никто не смог укротить — только он. В углу двора стояли освобожденные узники. Их было двадцать один. Трое мужчин, семнадцать девушек и одна старуха. Девушкам было от пятнадцати до двадцати. Измученные, лица бледные, глаза запавшие. Некоторые из них были словно истерзаны волчьими клыками — на одежде темнели кровавые пятна. Граф подошел к ним. Пересчитал их, прикидывая про себя, сколько получит за них от турецкого паши.
— Ты кто? — обратился он к старухе.
— Калинова я, — ответила она, не подозревая, что стоит перед графом, о котором слышала столько хорошего от разбойников. Что это тот, кто устроил свадьбу, на которой собирались повеселиться и Магдула с Маришей, если бы их не схватили на дороге.
Увидев униженную госпожу, она с трудом сдержала радость. Наконец-то настал час торжества справедливости.
— Я о тебе слышал. — Взглянув на ее доброе лицо, он улыбнулся такой искренней улыбкой, какую редко видели у него. — Твой сын — друг мне. Ты свободна. Вели отвезти себя туда, где тебя ждут и где тебе пора быть.
Старушка упала на колени:
— Я прошу свободы не для себя, а для дочери своей Магдулы Калиновой и ее подруги Мариши Шутовской.
— Я им тоже верну свободу, — ответил граф и, повернувшись к узникам, воскликнул: — Вы все свободны, я лишь ненадолго задержу вас. Пусть каждая девушка расскажет мне, как она попала сюда и что испытала.
Чахтичане придвинулись ближе, чтобы не пропустить ни слова. Из дверей подвала в это время выбежал гайдук:
— Я немного задержался, исполняя ваше повеление, милостивый граф, — доложил он. — Пришлось повозиться с этим чертовым сооружением. Вот доказательства, что я его крепко покорежил.
И он замахал, высоко подняв в руке, головой железной девы, приплюснутой железным ломом. В другой руке у него была целая горсть ножей разной длины, на которых краснела высохшая кровь. Потом он бросил голову и ножи на землю и стал вытаскивать из карманов множество блестящих колечек и разбрасывать их вокруг.
Вид железной куклы привел в ужас главным образом девушек. Иные из них лишились сознания. А затем освобожденные девушки стали рассказывать о своих мытарствах. Немногословные рассказы звучали тяжким обвинением. В замок их заманили сладкими обещаниями, а то и затянули насильно. Но вместо хорошей службы их бросили в темницу. Там они, дрожа от голода и жажды, ожидали, когда их отведут в застенок, чтобы пытать. Они знают несколько девушек, которых отвели туда, и они уже не воротились.
— А вы, — спросил граф молодых людей, — чем вы-то провинились?
— У нас исчезли наши девушки, — ответил один за всех, — мы и отправились в замок, но к госпоже нас не допустили, а враз связали и бросили в подземелье.
— Вы видите своих милых среди этих девушек? — спросил граф Няри.
Горящие надеждой глаза снова обратились к девушкам.
— Их нет здесь! — крикнул один из юношей и тут же подскочил к чахтицкой госпоже. — Ты сгубила мою любимую! Так получай же!
Он уже замахнулся кулаком, к нему подбежали и его друзья, готовые расправиться с графиней.
— Стойте, молодые люди, — остановил их граф Няри. — Делайте только то, что я велю.
Молодцы разочарованно подчинились. Граф Няри подошел к ним и проговорил в наставшей тишине:
— Я не позволил вам расправиться с госпожой, ибо тогда вам не миновать наказания. Но я дам вам возможность хотя бы частично покарать ее за то, что она убила ваших любимых.
Госпожа вскрикнула от ужаса. Она поняла, что ей предстоит.
— По моему приказанию и под мою ответственность, — он посмотрел на госпожу леденящим взглядом, — привяжите ее к «кобыле» и влепите ей двадцать пять ударов. А если захочется, можете и добавить.
Чахтичане возликовали. Лишь прислуга замерла в тревоге. Было ясно, что всю свою злость за новый прилюдный позор госпожа прежде всего сорвет на невинной челяди.
Молодцы подскочили к Алжбете Батори и в ярости схватили ее, словно хотели разорвать на части. Она отчаянно дергалась, пиналась, но когда ее привязали к «кобыле», перестала сопротивляться, потом впала в забытье.
Зеваки следили за происходящим с затаенным дыханием. Все взгляды были прикованы к «кобыле», как будто там совершалось невероятное чудо.
В эту минуту к графу подошел батрак Яна Поницена. Он прибежал в замок весь запыхавшийся, но, увидев чахтицкую госпожу на «кобыле», стоял некоторое время не в силах шевельнуться.
— Ваша графская милость, позвольте сообщить вам, что преподобный отец просит вас почтить приход своим посещением.
— Что случилось?
— Туда пришли гости. Господин кастелян и Ян Калина.
— Хорошо, скажи, что сейчас подъеду.
Батрак собрался уйти, но любопытство взяло верх. У ворот он остановился и с открытым ртом стал следить за тем, что творилось у «кобылы». Такого никто никогда не видывал.
