Ордынский волк. Самаркандский лев - Дмитрий Валентинович Агалаков
Защищавший свою родину благородный и храбрый Шах Мансур, чью отрезанную голову бросил к ногам Тимура его внук, вряд ли бы с этим согласился, как и другие убитые защитники своих земель, коим не было числа.
– Я прибегал к ним, и их благословение доставляло мне победу. Я покровительствовал дервишам и факирам. Я тщательно избегал причинять им малейшую печаль и ни в чем им не отказывал. Те, которые дурно отзывались о других, были удаляемы от моего двора. Их толкам не придавалось значения, и я никогда не слушал их клеветы.
Да, блаженные нравились Сахибкирану, как нравятся блаженные почти всем диктаторам. От них не исходит угрозы. Быть милостивым с блаженным – легче легкого!
– Восьмое. Я был настойчив в моих предприятиях. Раз предпринятый проект, каков бы он ни был, овладевал всем моим вниманием, и я не оставлял его, пока не имел успеха. Поступки мои не противоречили моим словам, и я не поступал сурово.
Увы, кривым было зеркало, в которое смотрелся Тимур!
– Я никому не досаждал из опасения, чтобы Всемогущий не поступил со мною сурово и не подавил меня тяжестью собственных моих деяний. Я воздерживался от лихоимства и притеснений.
Как это верно, но это касалось только жителей Мавераннахра, остальным такого счастья не досталось!
– Вы успеваете? – спросил он у писцов.
– Да! – в один голос ответили те.
Тут попробуй не успей!
– Хорошо, – кивнул Тимур. – Девятое. Я знал состояние народа. Я посадил в каждой стране моего царства человека испытанной честности, чтобы он извещал меня о поступках и поведении народа и солдат и чтобы он давал мне знать о всех непредвиденных событиях, которые могли интересовать меня. Когда я открывал малейшую ложь в его донесениях, то строго его наказывал. Как только я узнавал о каком-нибудь случае притеснения или жестокости правителя, солдат или народа, то я давал виновным чувствовать всю строгость правосудия.
Именно против людей «испытанной честности», алчных наместников Тимура, и вспыхивали восстания, которые потом приходилось вновь и вновь заливать кровью.
– Десятое. Когда какое-нибудь племя, какая-нибудь орда тюркская, арабская, персидская или чужестранная желала признать мою власть, я принимал правителя этого племени или орды с почетом, других же я принимал по достоинству: я добром воздавал добрым, а злых предоставлял собственной участи. Кто бы ни заключил со мной дружеский союз, был уверен, что не будет раскаиваться. Я давал тому доказательства моей благосклонности и великодушия. Услуги, мне оказанные, не оставались без награды. Даже мой враг, когда он чувствовал свою вину и приходил просить моего покровительства, получал прощение и находил во мне благодетеля и друга.
Только такому сердечному другу, как Тимур, приходилось отдавать практически все – и дом, и золото, и жену, и последнюю рубаху!
– Одиннадцатое. Дети, внуки, друзья, союзники, все те, которые имели со мною какую-либо связь, пользовались моими благодеяниями. Блеск моего счастья не заставил меня забывать кого-нибудь. Каждый получил должное.
Это верно! Они получили целые царства, которые были отняты любвеобильным дедушкой и отцом у других правителей!
– Двенадцатое. Я всегда с уважением относился к солдатам, сражались ли они за или против меня. Да и не обязаны ли мы признательностью людям, которые жертвуют продолжительным счастьем преходящим благам? Они бросаются в сражения и не щадят свою жизнь среди случайностей. Неприятельский воин, неизменно преданный своему повелителю, мог рассчитывать на мою дружбу.
Как, например, четыре тысячи солдат армян и греков из крепости Сивас, которые после того, как сдались, были зарыты живьем в землю!
– Когда он становился под мои знамена, я награждал его заслуги и верность, принимая его в число своих союзников. Но тот воин, который в момент сражения оставил своего полководца, чтобы перейти ко мне, был в моих глазах самым мерзким человеком. Во время войны, которую я вел с ханом Тохтамышем, его эмиры сделали мне несколько письменных предложений. Это было вероломство с их стороны по отношению к своему князю, моему неприятелю. Я пришел в негодование от таких предложений и сказал про себя: «Они изменят и мне, как теперь изменяют своему повелителю», и вместо всякого ответа я их проклял.
Хитрейший из хитрых, сколько раз Тимур перекупал солдат у своего врага, сулил им любые блага, только бы они оставили своего полководца в самую трудную минуту! Так было на Тереке с Тохтамышем, когда Тимур перекупил одного из эмиров хана, так было с татарами и анатолийскими беями перед битвой при Анкаре! Так было всегда и везде, если только Тимуру удавалось соблазнить противника!
– Опыт доказал мне, что власть, не опирающаяся на религию и законы, не сохранит на долгое время свое положение и силу. Она подобна нагому человеку, который заставляет других при встрече с ним опускать глаза, не внушая никакого уважения к себе. Можно также сравнить его и с домом, не имеющим ни крыши, ни дверей, ни ограды, в который может проникнуть самый презренный человек. Вот почему я основал здание моего величия на исламе, с прибавлением к нему правил и законов, которые я точно соблюдал в продолжение моего царствования.
Если сосчитать все жертвы, то стало бы ясно, что мусульман от рук Тимура полегло в землю куда больше, чем исповедующих иные религии, потому что большую часть жизни Сахибкиран истреблял людей на территории родной ему мусульманской Азии.
Он продиктовал свое Уложение, которое должно было отправиться через века, и устремил взгляд на фонтанчик с кристально чистой водой. Все течет в этом мире, ничто не остается без перемены, целые народы уходят в черную пропасть вечности. Но эмир Тимур Гурган, великий Хромец, грозный друг фортуны, до конца не верил в это правило, в этот закон. Ему казалось, что и его он способен изменить – своей волей, своей армией бахадуров, своей верой в собственную правоту.
2
«В то время, когда Солнце все еще находилось в конце Козерога, мороз настолько усилился, что многие люди там скончались, пало много лошадей, у людей руки и ноги замерзли. А у некоторых людей отпали замороженные носы и уши. Небо постоянно было затянуто облаками, и непрерывно шел снег».
Так упомянул летописец ту роковую зиму 1404 года.
27 ноября вышеупомянутого года с великим войском Тимур вышел из Самарканда на восток. Еще одна великая страна могла трепетать оттого, что в ее сторону двинулся полководец, который не терпел поражений и подминал под себя всех, кто вставал у него
