Всей землей володеть - Олег Игоревич Яковлев
Итак, чадо, берегись их и всегда стой за свою Веру. Не братайся с ними, но бегай от них и подвизайся в своей Вере добрыми делами. Твори милостыню не своим только по Вере, но и чужеверным. Если увидишь нагого или голодного, пли в беду попавшего, — будет ли то жид или турок, или латинянин, — ко всякому будь милосерд, избавь его от беды как можешь, и не лишён будешь награды у Бога, ибо сам Бог в конечном веке изливает милости свои не на христиан только, но и на неверных, О язычниках и иноверцах Бог в этом веке печётся, но в будущем они будут чужды вечных благ. Мы же, живущие в Православной Вере, и здесь получаем все блага от Бога, и в будущем веке — спасёт нас Господь наш Иисус Христос.
Чадо! Если тебе нужно будет даже умереть за Святую свою Веру, со дерзновением иди на смерть. Так и Святые умирали за Веру, а ныне живут во Христе.
Если увидишь, чадо, иноверцев, спорящих с Православным и хотящих лестью оторвать его от Православной церкви — помоги Православному. Этим ты избавишь овча из пасти льва. Если же смолчишь и оставишь без помощи, то это всё равно, как если бы ты отнял искуплённую душу у Христа и продал её сатане.
Если же кто тебе скажет: “Ваша и наша вера от Бога”, — то ты, чадо, ответь так: “Кривовер! Или ты и Бога считаешь двоеверным! Не слышишь, что говорит Писание?! Един Бог, едина Вера, едино Крещение!”»...
Вот писал Феодосий князю Изяславу, а будто и не ему вовсе, ныне беженцу, скитающемуся невесть где, не этому слабому и недалёкому человеку, а всем им — монахам, русичам, православным. И кому, как не ему, Иакову, допрежь всех знать надо и помнить заветы умирающего.
А от князя Изяслава многие беды претерпел монастырь. Помнит Иаков, как даже Антоний, основатель их обители, и тот бежал от гнева княжеского в Чернигов и только несколько лет спустя воротился в Печеры. Год уже минул, как преставился Антоний, а вот теперь, по всему видно, выпал черёд и Феодосия.
Ещё вспомнил вдруг Иаков грека Никиту — не от таких ли умников лукавых и кривоверов предостерегает Феодосий, не от них ли всё зло исходит? Не от тех ли, кто отпал от Веры Православной и в жидовство вдарился, великие беды грядут?!
...Многое сделал Феодосий для обители — ныне вон пришли мастера-зиждители из Царьграда, на горе у врат начали они закладывать соборный храм Успения Богородицы. Уже и иконописцы, и мозаичисты, и каменщики, и плотники — все во славу Божью тружаются. Даже князь Святослав с сыном Глебом при закладке храма были, первым начал князь копать ров под основание церкви.
Там, в строящемся пока ещё только соборе, будет помещена главная святыня монастыря — чудотворная икона Успения Божьей Матери. Привезли её с собой из Ромеи те же зиждители, и говорили, передавали из уст в уста, что сама Богородица явилась перед ними и дала им эту икону, а с ней святые мощи мучеников Артемия, Полиевкта, Леонтия, Анания, Арефы, Иакова и Феодора, что положены теперь в основание храма.
...Иаков вздохнул. За дверью кельи послышались шаги — братия спешила проститься со своим наставником.
Появились Никита, Исаакий, Стефан, многие другие. Феодосий сухой дланью благословил их; тяжело дыша, медленно, с усилием заговорил:
— Любовь к Богу, чада мои, делами должна быть выражена, но не словами. Должны мы от трудов своих кормить убогих и странников, но не пребывать в праздности. Игуменом после себя советую вам избрать Иакова. Муж он праведный и духом крепок... Паче же всего ко Спасению души стремитесь, чада, к делам богоугодным. В постах, в молитвах не ленитесь николи... Любите друг друга...
Бросало преподобного Феодосия то в жар, то в холод. То испарина проступала на высоком его челе, то озноб бил так, что дрожал он всем своим худым, немощным телом.
Наконец, затих он, сомкнул трепещущие уста.
— Успокоился. Уснул. Пойдём покуда, братия, — шепнул Иаков. — А ты, брат Стефан, останься. Побудь с ним.
Один за другим монахи покинули келью.
— Негоже Иакова-то ставить игуменом, — промолвил вполголоса Никита, озирая хмурые лица братьев. — Не наш бо он, не Печерский, со Льтеца пришёл.
— Воистину, — согласился Исаакий.
Другие иноки одобрительно закивали головами в чёрных куколях.
— Стефана надо поставить. С самого основания обители нашей, почитай, тут он, — сказал кто-то.
— Воистину, — повторил, глядя куда-то в темноту, Исаакий.
Иаков по крутой лестнице поднялся из пещеры наверх. В лицо ему ударил яркий весенний луч. Жмурясь, монах смахнул с глаза слезу. Вокруг всё цвело, буйствовало, зеленело, так что хотелось вдыхать полной грудью свежий, прозрачный воздух, напоённый сочными ароматами трав, хотелось радоваться жизни. И подумалось: а нужно ли ему, Иакову, это игуменство? Пусть будет Стефан, так даже лучше. Не было в душе у Иакова злобы, не было зависти, слишком далёк он был от этих чуть слышных шепотков, от недобрых взглядов в спину, просто жил он как мог, как умел, молился, трапезовал со всеми, писал Жития, составлял летописные своды, постился. И не было ему, по большому счёту, никакого дела до того, кто там игумен — он ли, иной ли. Гоже ли монаху помышлять о мирском?
...Игумен Печерского монастыря Феодосий предал дух свой Господу в день 3 мая 1074 года от Рождества Христова. Мощи его были положены в Печерах, а много позже, спустя семнадцать лет, когда уже окончена была строительством и освящена Великая Церковь монастыря, перенесли их в самый храм.
Новым игуменом обители стал Стефан. Но не знали печерские иноки, что в то самое время, когда клали они в гроб и отпевали Феодосия, катит по степному Залозному шляху открытый возок,
