Антон Хижняк - Сквозь столетие (книга 1)
Они еще и поспорили о целесообразности применения танков в открытом бою. Что-то вспомнили из прослушанной недавно лекции, а остальное добавил Пархом из своей, хотя и не такой уж богатой, практики, ведь бой под Березовкой тем и отличался, что нашей пехоте впервые пришлось столкнуться с невиданными железными чудовищами. Михаил доказывал, что такие танки пригодятся в пулеметных ротах. «Дадут таких самоходок с десяток на роту, — горячился он, — тогда эту роту ничем не прошибешь». А Пархом доказывал, что назначение танков не в этом. Считал, что их надо делать большими, чтобы можно было оснастить орудиями. Такие самоходные орудия способны быстро занять новые позиции.
— А впрочем, знаешь что, Михаил, давай перенесем нашу дискуссию на курсы. На занятиях и расскажем, что мы знаем о танках, — дружески улыбаясь, сказал Пархом.
Очевидно, и кремлевские курсанты в этот день получили увольнительные в город. По одному и группами они возвращались в Кремль.
— Много их тут сегодня, — заметил Михаил.
— Пускай гуляют, — сказал Пархом. — И нас отпустили, и им разрешили пойти в город, ведь сегодня День Красной Армии. Ровно два года ей! Вечером мы должны быть на собрании. С докладом выступит наш седовласый старик, — тепло вспомнил он секретаря партячейки.
Приближаясь к выходу из Кремля, неожиданно увидели двух курсантов, шедших им навстречу со стороны Троицких ворот. Пархом замедлил шаг.
— Михаил! — взял товарища за руку. — Возможно, я обознался, но вон тот низенький курсант похож на моего знакомого.
Тут же вспомнил о полученной от Марии Ильиничны записке. Она сообщала, что действительно на кремлевских курсах есть курсант Илларион Матусевич из Елизаветграда. «Однажды, когда он дежурил на посту номер двадцать семь, я спросила, откуда он и как его фамилия. Но о вас не сказала», — сообщала Мария Ильинична. Значит, она хотела нам обоим сделать сюрприз, мелькнула в голове мысль. Это в ее характере.
— Простите, — козырнул Пархом, поравнявшись с курсантами. — Хочу спросить, не Аривоном ли вас зовут? Вы из Елизаветграда?
Курсант пристально посмотрел на Пархома.
— Неужели это вы? Я никогда не узнал бы вас с такой бородой. — Бросился к Пархому, и они обнялись. — Неужели это вы? — повторял курсант.
— Я!.. Я! — произнес Пархом, держа Аривона за плечи.
— А я не забыл вашей фамилии… Гамай! Пархом Гамай! — восхищенно воскликнул курсант.
— Как видите, и я не забыл Иллариона Матусевича. И отца помню, и маму вашу, и брата.
— Разве я совсем не изменился? — Илларион восторженно пожимал руку Пархома. — Мне тогда, как вы уехали, шел только девятый год, а теперь уже двадцатый.
— Как сказать… Да что это мы «выкаем»!
— Давай перейдем на «ты», — блеснул черными глазами Матусевич.
— Тогда познакомься с моим другом.
— А ты с моим.
Начались расспросы, воспоминания.
— Как же ты живешь, Илларион?
— Живу так, как и все солдаты. Вступил в Красную гвардию, почти два года воевал, был пулеметчиком, наш «максим» стоял на тачанке. Сюда, на курсы, направили прямо с боя. Немного поучился, попросился снова на фронт, не пустили. Да еще и отругали. Сказали, делай то, что велит партия. У меня уже третий год есть партбилет, — похвастался Илларион.
Пархом смотрел на жизнерадостного юношу, и ему не верилось, что малыш, когда-то с восторгом принявший его подарок — красно-синий мяч, теперь бравый красноармеец и коммунист. Пархом рассказал о себе.
— Я провожу вас до ворот, потому что мне уже скоро нужно явиться в казарму, только жаль, так мало пришлось поговорить с тобой, — сожалел Илларион.
Встретились они через две недели, и разговор был не такой торопливый.
— Вот теперь наговоримся вдоволь, — радовался Илларион. — Разрешили посидеть в красном уголке, ведь на дворе лютый мороз. И мне подробнее расскажешь о себе, а потом и нашим курсантам. Не сегодня… Я уже и нашему комиссару доложил о тебе, о твоем участии в горловском бою. Он заинтересовался. Это же, говорит, ветеран революции. И хочет, чтобы ты выступил перед курсантами, потому что у нас не так часто встречаются участники боев на баррикадах пятого года. Так выступишь? — допытывался Илларион.
— Могу выступить, коль ты за меня расписался. А ты все такой же, Илларион. Ведь и мальчиком был беспокойный, неугомонный, все что-то выдумывал.
— Плохое?
— Да нет! Хорошее. То на реку нас вдруг тащил, то тормошил всех, чтобы сделали тебе трехколесный велосипед, то выдумывал новую игру в мяч «третий лишний».
— И ты не забыл обо всем этом, Пархом! Так что, выступишь? — нажимал на гостя неугомонный Илларион. — Ты же знаешь, сегодня мы здесь, а завтра пошлют на фронт. Наших курсантов тут долго не держат.
В красном уголке они рассказали друг другу более подробно, где пришлось побывать за эти долгие двенадцать лет. Больше расспрашивал Илларион. Ему хотелось узнать как можно больше о жизни Пархома.
— Что сказать тебе, Илларион. Царскую войну прошел в боях, насиделся в проклятых окопах. А сколько вшей кормили! Патронов и снарядов было очень мало. Поэтому и гибли наши солдаты тысячами. Разных людей видел, и хороших, и плохих. Здесь, в Москве, встретил хороших знакомых.
— Успел уже познакомиться?
— Познакомился давно, еще в пятнадцатом году, когда лежал в госпитале.
— А какое ранение было?
— Это было второе — и не тяжелое, и не легкое. Но больно зацепило. Да спасибо добрым людям, вылечили. Попал я в госпиталь, который стоял в селе Коршеве. Это в Прикарпатье. Там познакомился с Марией Ильиничной.
— Погоди… С какой Марией Ильиничной?
— Ульяновой.
Илларион занемел, расправил плечи.
— Почему ты так уставился на меня? — спросил Пархом.
— А ты не смотрел бы так? — вскочил со стула порывистый Илларион. — Скажи, Мария Ильинична это сестра Владимира Ильича?
— Да.
— И ты с нею познакомился на фронте?
— На фронте.
— Она разве там была? Что-то не слышал, — недоверчиво посмотрел на Пархома.
— Может, и не слышал, потому что она об этом, очевидно, не рассказывает. Да ты, наверное, и не видел ее.
— Как не видел? — ощетинился Илларион. — Я… — Он оглянулся и шепотом произнес: — Я стою на ответственном посту номер двадцать семь. Понял? Это пост у квартиры Владимира Ильича. И Марию Ильиничну часто вижу, она живет там же, в кремлевской квартире Владимира Ильича. Очень приветливая, всегда здоровается. Теперь она работает в газете «Правда».
— Верно. Я был у нее в редакции. Она помогла мне, достала пропуск на Седьмой съезд Советов, в Большой театр.
— Ты был на съезде? — недоверчиво улыбнулся Илларион.
— Был. Приехал в Москву третьего декабря, а пятого был на съезде.
— Это наши курсанты охраняли съезд, стояли там на посту. Ну, ты же боевой, Пархом! Впервые в Москве и уже побывал на съезде. Верю! Если твоя рота с винтовками пошла на танки, то пропуск ты меньшим штурмом завоевал, — хитровато улыбнулся Илларион.
— Не насмехайся, друг! Никакого штурма не понадобилось. Тогда в госпитале, еще до революции, Мария Ильинична была уверена, что мы непременно еще раз увидимся. В то время, в пятнадцатом году, она не могла знать, где мы встретимся. Но она твердо сказала: «Должны встретиться!» И как только я приехал в Москву, сразу с вокзала подался в редакцию.
Ошеломленный Илларион удивленно глядел на Пархома.
— Ты жил у нас тогда, когда я был еще мальчиком, а тебе было немного больше, чем мне сейчас. Но и будучи малышом, я заметил, что ты не только токарь по дереву. Я догадывался, кто ты, только молчал. Потому что отец приказал никому ни единого слова о тебе не говорить. Он сказал, что голову мне снесет, если я проболтаюсь… А теперь я понимаю, что ты и смелый, и мудрый человек… И… И… Как бы тебе сказать? Энергичный! Видишь, даже с такими великими людьми, как Мария Ильинична, сумел познакомиться.
— Сумел! Не то слово, Илларион. Не сумел и не стремился к этому. Так сложились обстоятельства на фронте… Меня заочно познакомили с ней наши товарищи большевики, которые действовали подпольно в армии… Вернее, не меня, а ее со мной заочно познакомили, передали ей письмо в госпиталь. Я и не знал об этом.
— Понимаю, понимаю, Пархом! Не так подумал и не так выразился. Давай о деле. Я думаю, что кроме пятого года и Горловки ты теперь должен рассказать нашим курсантам и о Марии Ильиничне, о том, как она на фронте несла солдатам слова большевистской правды. Хочешь, сейчас же поищем комиссара курсов?
— Во-первых, комиссар вчера приезжал на наши курсы и разговаривал со мной, мы уже обо всем договорились. Во-вторых, зачем у занятого человека напрасно отнимать время. Тоже мне, знаменитого лектора нашел Илларион!
— А что? Как раз ты и являешься знаменитым лектором! Можешь столько интересного рассказать. Будут слушать затаив дыхание…
