Убитый, но живой - Александр Николаевич Цуканов
– Ни один путный работник в такое трам-па-ра-ра не поедет. Да их и не зовут.
– А я поехал бы.
– Ну, ты!.. Ты еще пацан. У тебя свербит. Тут много таких энтузиастов, не умеющих колышек грамотно затесать.
Малявину стыдно стало после таких слов Бортникова, будто впрямую к нему относилось.
– А я слыхал, что трассу бамовскую начали строить еще до войны? – решил он показать свою осведомленность.
– Нет, еще раньше. Первые изыскания на деньги сибирских купцов провели в 1908 году и наметили три варианта дороги в обход Станового нагорья до Нижнеангарска… А перед войной проложили участок Тындинский – Сковородино, вдоль него мы сейчас едем. Враги народа, кулаки и подкулачники отсыпали полотно и укладывали рельсы вручную. А это полмиллиона шпал, четыреста тысяч метров рельс и миллиарды!.. Миллиарды совковых лопат грунта, щебня. Эти работать умели. Если б их еще хорошо кормили… – Петр Бортников понизил голос до шепота. – Я прошел в числе первых по этому участку с нивелиром. Здесь в земле – тысячи нераскаянных русских душ?!
– И все цело?
– Нет. В сорок втором году уже иные «враги народа» сняли шпальные секции и перевезли их под Камышин. А ложе осталось. Местами, конечно, просело. Но ведь вручную и за один год, а ныне со всей техникой за четыре года не можем управиться. Но обязались японцам с первого января поставлять уголек из Беркакита.
– А где ж этот Беркакит?
– На границе с Якутией, ты мимо поедешь… Вот только на чем?
– На автобусе?
– Эх ты, якутянин новоявленный! Там билеты за неделю берут, а чтоб стоя ехать, бьются врукопашную похлеще, чем в Невере. Об гостинице в Тынде не помышляй. Глухо. Повезет, если завтра дальнорейсовики подберут, а то закочумаешь. Подумай, может, вернешься?
– Шутите, Петр?.. Как-нибудь доберусь, деньги у меня есть.
Только утром, простояв несколько часов на продувном пятачке у автовокзала, пытаясь поймать попутку, Малявин оценил гостеприимство и доброту Петра Бортникова, этого язвительного геодезиста, и поклялся не только выслать обратно старенький ватный бушлат, но и положить в посылку подарок, пусть совсем незатейливый, главное, чтоб от души.
Так и стоял бы Малявин до вечера у трассы, идущей на подъем в гору, да нашелся добрый человек, подсказал, чтоб шел он к столовой, где останавливаются дальнорейсовики.
Брать не хотели. На деньги, что он вытаскивал, предлагая заплатить заранее, даже не смотрели. Едва-едва Малявин уговорил молодого «мазиста» взять до Алдана. И только отсидев ночь в ногах у свернувшегося калачиком водителя оценил по-настоящему наглость своего: «Возьмите до Алдана, ну чего вам стоит?!»
В старинном по сибирским меркам поселке Алдан старательскую артель Таманова знали и дорогу к бараку, где она квартировала, показывали охотно. Неказистый мужичок в телогрейке, из-под нее выглядывала рваная тельняшка, вызвался сопроводить.
– Родственник, что ль? – не удержался, спросил он, как спрашивают простецки бичи и проститутки, которым до всего есть дело.
– Нет, на работу устраиваться, – буркнул Малявин, неприязни своей не скрывая.
– Это в зиму-то? Охолонись, парень! К ним весной с большим заковыром берут.
– Работал, что ли, у них?
– Пришлось однажды. Больно строго… Не по нам это.
Барак стоял крайним в улице и как бы подпирал сопку не сопку, но что-то похожее на нее. Рядом загородка с бульдозерами, самосвалами, раскуроченной техникой и вагончиками, где двое усердно что-то ломали или чинили, вздернув на ручной кран-балке хитросплетение железяк.
– Слышь, мужики! Хохмача к вам привел, на работу хотит. – Сопровождальщик расхохотался, ожидая, что ремонтники его поддержат.
– Что ты ржешь, Семен? Нам работяги всегда нужны. Только не такие ханыги, как ты.
– А я в вашу богадельню, Порох, за сто тысяч не пойду.
– Ну и проваливай тогда… А ты проходи в барак, парень. Спросишь там Ивана Мороза.
Иван Мороз, хозяин барака, трудился в артели с первого дня ее основания «за папу и за маму», как шутили старатели.
Первым делом спросил он Малявина: «Есть хочешь?» – а уж потом про все остальное. Кормил Иван всех, кто приходил устраиваться, за общим столом и разрешал переночевать, но это не значило, что человека возьмут на работу. Чаще Таманов, а иной раз сам Мороз говорил: «Извини, земляк, нам ты не подходишь». Обычно люди безоговорочно соглашались. Изредка пытались протестовать или уговаривали посмотреть в работе. Пока новичок ел за общим столом, рассказывал о себе, выспрашивал других или угрюмовато отмалчивался, Иван Мороз определял, брать или не брать на работу, больше того, потянет ли на полный сезон в их упряжке. Определял почти всегда безошибочно.
После обеда, когда в барак пришел Таманов, он рассказал в привычной своей манере, с матерком о колготне со спецовками, а потом про Малявина, что пацан дерганый, суетливый, успел там-сям поработать и побригадирствовать в Казахстане… «Если не врет, конечно. А в остальном положительный, правильный парень. Долго не продержится».
– Сколько осталось у нас зимовщиков? Четверо да мы с тобой. А дел – о-го-го! Сам знаешь. Заготовку и закупку мы с тобой как-нибудь одолеем. А вот с ремонтом техники, с запчастями хреново. Еще нужны самосвалы, ведь придется грунт из Лихого распадка возить. Последние анализы показали содержание до двадцати грамм на тонну, а здесь мы два-три имеем. Но в распадке нет поблизости воды.
– Качать будем воду.
– Ляпаешь, не подумавши! Это почти два километра трубопроводов, мощные насосы. Это новая подстанция… Ладно, разберемся. Зови парня.
Малявин старательно подготовился к разговору, первым делом решил рассказать, как собрал в Казахстане «газон», но Таманов вбил сразу, без предисловия.
– Скажи, Иван, что ты умеешь делать хорошо, по-настоящему?
– Я окончил техникум по специальности «двигатели внутреннего сгорания», имею водительские права, работал на авиационном заводе…
– Мне не нужны анкетные данные и характеристики от профкома, – прервал Таманов. – Что умеешь? Трактор знаешь хорошо?.. Лебедки, генераторы? А насосы?..
– При желании разберусь, – ответил Малявин без азарта после некоторой паузы, сообразив разом, что ему здесь не светит ничего.
– Ведь стужа начнется через месяц.
