Николай Кочин - Князь Святослав
Слуга с сожалением глядел на него. Горестная его мина отрезвила патрикия.
- Торопись, дружище, да не забудь захватить мои новые одежды. Неудобно являться перед друзьями в грязном плаще, тем более в роли будущего василевса.
Под ношею узлов кряхтя и пригибаясь, вышел слуга вслед за патрикием в темноту ночи. Лампада освещала оставленную комнату, в которую вскоре стали сбегаться в ночных сорочках женщины. Они подняли крик и вой, убедившись в том, что их повелитель исчез. На полу валялись разбросанные одежды патрикия, валялся мусор, мебель в беспорядке. По ковру рассыпаны золотые монеты. Женщины хватали их и прятали во рту. Потом они принялись завязывать в узлы все, что попадалось на глаза: занавеси, ковры, безделушки, ларцы, вазы. Они бегали по дому до самого утра и сдирали со стен все, что можно было содрать, ссорились, скандалили, обзывали друг друга неприличными словами. И когда всё было обыскано и увязано, они, уставшие, полегли подле этих узлов, чтобы дождаться полного рассвета и покинуть этот дом, который стал теперь для них опасен.
Когда пришёл за патрикием посланник от Святослава, он увидел только растрёпанных женщин подле огромных узлов и разграбленные комнаты дома. Он спросил, куда девался патрикий, которого ожидает сам князь.
- Этот подлец убежал, спасая свою жалкую шкуру, - ответили женщины, - и бросил нас на произвол судьбы. Мы честные куртизанки, а не какие-нибудь грязные девки из лупанара. Пусть подавится первым обедом или попадёт на кол брюхом во время позорного бегства от своего благодетеля русского князя…
Как только рассвело, они все разбежались из дома Калокира.
Глава 44
Совет дружины
О всем случившемся посланник доложил Святославу, который всё ещё ждал патрикия на совет. Дружина выслушала это донесение со скрежетом зубовным. Все они патрикия недолюбливали, все убеждены были, что этот ромейский перебежчик верен князю до поры до времени.
- Позор на мою голову, - сказал Святослав. - Ваш суд и расправа. Не слушал я тебя, старый Свенельд. Видно мало ещё я земель изъездил, мало и плохо людей узнал.
- Полно, князь, сокрушаться, - ответил Свенельд. - Конь о четырёх ногах, да и он спотыкается. Прибереги это к досугу, да и хорошенько обдумай. А сейчас надо дела решать.
- Что ж, - сказал князь. - Вот и нам черед пришёл склонить голову перед лукавым врагом. Песня до конца допета, да невесело.
- Это так. Многие пали в бою. Это были все испытанные и храбрые воины. С ними ты полонил буртасов, ясов и касогов, громил хазар, держал в страхе ромейскую державу. Погляди, князь, как нас мало осталось.
- Плетью обуха не перешибёшь. Моя воля - добиваться мира.
- Да разве мы о покорности думаем. Нет. Сложим головы, где велишь. А коли какая иная воля будет твоя, и той воле подчинимся.
Святослав подумал, потом сказал:
- Вы видите как вооружены их всадники? Как обучены их кони, как ромеи держатся в седле и в стременах, как они одеты в панцири, кони покрыты войлочной попоной, как длинны их пики. А мы с ними сражаемся пешими. Наши на конях как старые бабы на жёрдочке, вот- вот свалятся. Приеду в Киев, заставлю всех сидеть на конях по-ромейски. Наберу новую дружину, обучу её и вернёмся назад… И тогда ромеи не дадут нас обмануть, уж я их не выпущу из рук. И ученики покажут учителям способности русов к военному делу.
- Да будет так, - согласилась дружина.
Отобрали послов, установили условия, на которых согласились мириться, а если ромеи на тот мир не согласны, бороться до издыхания.
Брезжил рассвет. Когда послы удалились, Святослав Проходил мимо горницы Ирининой служанки. Служанка стояла на коленях и молилась:
«Страшный в правосудии, услышь нас, боже, Спаситель наш, упование всех концов земли и находящихся в море далеко, поставивший горы силою своею, препоясанный могуществом, укрощающий шум морей, шум волн их и мятеж народов…»
Все в доме ромейскому богу молятся. Видать судьба под ромейским богом и нам ходить. Матушку недаром называют мудрой.
Он полюбовался на служанку и ушёл спать под тяжестью дум. А Цимисхий так и не мог уснуть до утра. На рассвете он стоял у шатра и глядел в сторону города. Давно погасли костры и исчезли густые тени. Небо побледнело на востоке. И царила тишина. Все ещё спят. Только он, владыка всех подданных, не спит, опасается варварского князя. Чуждый тонкого воспитания, навоевавшись за день вволю, варварский князь небось дрыхнет себе теперь, как зверь в берлоге, чтобы с утра схватиться опять за меч. Есть ли смысл терять военачальников и отборную конницу в войне с тем, кто не жалеет ни своих подданных, ни свою жизнь и готов её принести в угоду любому обуявшему его порыву храбрости.
Борьба с собой измучила Иоанна. Благоразумие подсказывало: надо немедленно замириться. Идти на личный риск в угоду губительному мнению царедворцев, которые будут сгибать спины также и перед новым василевсом - казалось ему непростительной глупостью. Но надменная гордость полководца не находила путей к тому, чтобы первым заговорить об этом с военачальниками.
В это время доложили о приходе русских послов. Утомление и раздражение разом исчезло. Радость, о которой он постыдился бы признаться самому себе, заполнила его до отказа.
Бодро и уверенно, стараясь придать своей походке как можно больше величия и спокойствия, он вышел к послам. Это были небрежно и грубо одетые, загорелые и сильные дружинники. Цимисхий понимал толк в мужской силе. Каждый такой воин стоит многих. На момент его забрала робость: не слишком ли много запросит Святослав. Этот варвар, который унижал Романию и её послов под стенами Константинополя, не будет просить мира унизительного.
Цимисхий делал вид, что небрежно и нехотя выслушивает доводы Свенельда, а на самом деле изучал на лице старика каждое проявление внутренних движений души. На ядрёном языке греческого простонародья твёрдо излагал старик условия мира. Русские готовы сдать Доростол, оставить Болгарию, возвратить всех пленных, вернуться на своих судах домой. Греки не должны чинить им препятствия, не нападать на них с огненосными кораблями. Согласно всем прежним договорам будут греки впредь считать русских друзьями и пускать русских купцов в столицу. Ромеи также снабдят русов в дорогу хлебом и прочими припасами. Кроме того, греки попросят своих союзников печенегов не чинить никаких препятствий возвращающимся с войны, где бы то ни было: на море, на суше, на Днепре.
Цимисхий был рад этим условиям. И опять буйная радость вселилась в него. Но он медлил с ответом, чтобы окружающие царедворцы не могли подумать, что он боится дальнейших сражений. Он искал слова, которыми лучше всего выразить согласие. Он знал, что эти слова исторические и их запишет Лев Диакон, в назидание подданным и к изумлению народов. И василевс произнёс:
- Не для славы воюют ромеи и не из любви к походам и кровопролитиям. Благополучие одного подданного дороже нам, чем восторги и хвала чужеземцев нашей державе. Мир и спокойствие всегда царствовали бы на нашей земле, если бы беспокойные соседи не нарушали их. Христианам свойственны смирение и снисходительность. И мы рады приветствовать добрые намерения князя, и в интересах обоих народов заключить обоюдно выгодный мир.
Были выработаны условия и написан договор.
Когда Святославу прочитали этот договор, он долго думал и наконец сказал греческим послам:
- Много я воевал и с кем воевал всех побеждал. А не знал, что значит уступать противнику или просить мира. Очень хотелось бы мне поглядеть на того богатыря, с которым не сумел я сладить…
Послы передали Цимисхию просьбу князя и василевс обещал ему встречу на Дунае.
Глава 45
Договор на Дунае
Иоанн Цимисхий с пышной свитой и большим отрядом воинов ждал Святослава на Дунае. Он заметно волновался, глядя на противоположный берег реки. Там ничего кроме движущихся лодок-однодревок он не смог приметить, что бы походило на церемонный выход великого князя. Наконец, отделилась одна лодка от противоположного берега и поплыла, приближаясь к василевсу. Цимисхий решил, что это посланцы, которые известят о прибытии самого Святослава. Царь оглядел свою блистательную свиту и решил, что наступает великая минута в истории. Два властителя, о которых будут слагаться легенды и поэмы, а историки запечатлеют эту встречу в самых возвышенных выражениях, - два великих властителя вот сейчас встретятся на берегу Дуная. Сладостная и возвышенная минута!
Историки назовут императора «Освободителем народов» от нашествия варваров, охранителем начал христианства и найдут самые лестные слова, самые красноречивые выражения для сопоставления этих двух столь разных правителей. И на фоне русского варвара ещё ярче заблистает всё царственное величие ромейского василевса.
Вечная слава уже достигнута. Придворный историограф Лев Диакон запечатлевает её для истории. Иоанн Цимисхий в сладком изнеможении закрывает глаза и рисует себе предстоящий триумф.
