Маргарита Разенкова - Девочка по имени Зверёк
– Все исчезло – школы, библиотеки?
– Не все. Человеческую мысль убить трудно. Сейчас, конечно, все пришло в упадок. Разрушена даже оросительная система, на которой держалось земледелие в округе. Знаешь ли, дитя мое, что многие акведуки в Испании действуют еще со времен Римской империи? Что ж, иные времена – иные люди. А ведь некогда здесь жили и творили ибн Рушд и Маймонид. Первый – араб, второй – еврей.
– Ученые?
– Да. Ибн Рушд, мы называем его Аверроэс, – физик, математик, врач. Маймонид – целитель и философ. Я читал их труды и на арабском, и в переводе на испанский.
– Они не запрещены? Остались их книги?
Падре помолчал, затем тихо и печально произнес:
– Запрещены. Приходится рисковать. Книги еще остались, и не только этих авторов. Кстати, именно это и привело меня в Кордову. Это прямая причина, но не официальная. Официально же я здесь – для встречи с представителями нашего ордена по вопросу… А, не все ли равно! Я должен добыть несколько крайне необходимых мне книг и знаю, что найти их можно в еврейском квартале Кордовы. У меня точные данные – и я их найду. – Падре улыбнулся и заговорщически подмигнул: – В еврейском квартале можно раздобыть что угодно!
– Я пойду с тобой? – Поход в еврейский квартал представлялся теперь Веронике чуть ли не приключением.
– Нет, дружок. Ни в коем случае! – И, увидев на ее лице унылое разочарование, он строго разъяснил: – За теми, кто посещает еврейский квартал, сразу начинают следить – это опасно, дитя мое. Я переоденусь в специально приготовленное для этого случая платье и пройду туда и обратно незамеченным. Одному это сделать легко, вдвоем же мы слишком заметны.
Что ж, проку от нее Учителю, действительно мало, а риск растет. И наверняка он все продумал до мелочей. Даже то – где ей провести время в его отсутствие. Словно услышав ее мысли, падре произнес:
– Я оставлю тебя в церкви Успения Богородицы, тебе там понравится. Мой друг, падре Андреас, присмотрит за тобой.
Они уже подплыли, после некоторого плутания по настоящему лабиринту проток, к небольшому дощатому причалу. Сам город виднелся на некотором возвышении над рекой. Он предстал взору Вероники великолепием белоснежных зданий и показался воистину пленительным!
Они недолго поднимались вверх по извилистым улочкам, петлявшим меж жилых домов, таверн, маленьких церквей. Солнце начинало уже припекать, вливая жаркое марево в узкие проходы улиц и почти безлюдные переулки. Ближе к центру, в ремесленных рядах, было чуть более людно. А основная жизнь кипела в самом сердце города: на площади, где шумно шла торговля зеленью, овощами, рыбой, и у церковных папертей, где толклись нищие и калеки, бесцеремонно хватающие за рукава и подолы всех входящих и выходящих из храма.
– Кордова почти не утеряла своего мавританского обличья, – на ходу прокомментировал падре Бальтазар. – По-прежнему в центре – храм, как раньше – мечеть. Собственно, если уж быть до конца точным, церковь Успения – это и есть бывшая мечеть, а вокруг – торговые кварталы и мастерские ремесленников. И только за ними, до самых городских стен, жилые кварталы. А ты заметила, что улицы расширяются только у городских ворот?
– Да. А почему?
– Чтобы могли пройти вьючные животные, дитя мое, только для этого. Мы воздвигли в этом краю множество христианских церквей, наполнили его монастырями, но, знаешь, арабский дух здесь еще дышит.
Судя по голосу, последняя мысль не причиняла падре ни досады, ни беспокойства. Вероника давно уже привыкла к его высказываниям и откровенным сравнениям разных религий и культур, упоминаниям имен мавританских ученых, привыкла к появляющимся у него на столе странным книгам и рукописям: всей душой падре Бальтазар ушел в науку и внутренне явно отстранился, несмотря на то что был доминиканцем, от какой бы то ни было внешней борьбы. Вероника теперь вполне понимала причину.
* * *Храм Успения Богородицы был огромен. Уж не больше ли севильского? В его двор они попали, пройдя через врата в колокольне («Это Врата Прощения», – назвал падре).
– А колокольня – бывший минарет! – весело заявила Вероника.
– Не так громко, – нахмурился падре. – Как ты это поняла?
– Легко понять: здесь была, как и в Севилье, мечеть – значит, был и минарет.
– Колокольню могли построить, разрушив минарет полностью, – парировал падре. – Тогда это не бывший минарет, а просто построенная на его месте колокольня.
– Камень тот же, что у самого храма, – не сдавалась Вероника.
– Камень нетрудно подобрать.
– Тогда не знаю. Просто само пришло и все – минарет.
– Просто о многом тебе говорит внутреннее чутье, а не наблюдательность.
«Плохо», – выразительно вздохнула она.
– Разве я сказал, что это плохо? – Падре уловил ее разочарование. – Внутреннее чутье – это великолепно. Мне в свое время его не хватило…
Они прошли через пальмовое патио с фонтанами. Вероника отметила про себя, что здесь было удивительно красиво. И, как видно, те, кто пришел сюда после арабов, тоже это оценили: дворики вокруг храма сохраняли изысканный мавританский облик.
Вероника потянула падре Бальтазара за рукав и тихо удивленно прошептала:
– Отчего мне это так нравится, Учитель? Может быть оттого, что во мне отчасти есть арабская кровь?
Он понял, о чем она говорит, и так же шепотом откликнулся:
– Не только. Что-то в самой глубине твоей души, дружок, явно принимает все мавританское как давно знакомое. И знакомое – не понаслышке.
Она не успела спросить его о чем-то очень важном, как он воскликнул:
– А, вот и падре Андреас!
Навстречу им шел, радостно раскинув руки для братских объятий, низенький веселый толстячок монах с лучезарнейшей улыбкой на устах. Перво наперво он предложил им отобедать с дороги, но падре Бальтазар очень торопился.
– Сначала – дело! Думаю, и она потерпит, – сказал он о Веронике и, хотя его друг был несколько удивлен, добавил лишь: – Пусть пока походит по храму одна.
Одна так одна. Внутри было еще довольно многолюдно, и Вероника решила сначала побродить вокруг храма. Она обошла несколько патио, то удаляясь, то приближаясь к церковным стенам. Вид отовсюду был прекрасен: при переделке мечети строители заложили камнем по-мусульмански многочисленные двери, ведущие внутрь, но основной вид это не портило. Местами сохранились даже украшенные арабесками мраморные плиты и изящные восточные фрески. Жаль, что она не может тут же поделиться впечатлением с Учителем. Впрочем, при всей любви к наукам, его почти не трогали красоты архитектуры.
Вероника подошла к горячей, будто колышущейся в густом полуденном воздухе, стене храма, коснулась-погладила ее ладонью, потом прислонилась к ней спиной и закрыла глаза, вслушиваясь в пространство…
«Ве-ро-ни-ка…»
«Здравствуй, Хранитель! Я тебе рада!»
Легкое касание – словно нежным перышком – по самому кончику ее носа:
«Слушай…»
«Да-да, я слушаю, Хранитель!»
«Кадис…»
«Кадис?»
«Идите в Кадис – вы оба найдете, что ищете. И – не забудь, что увидишь!»
Тишина.
Кадис – она запомнила. Вот теперь можно пройти в сам храм.
Внутри она обнаружила нечто весьма неожиданное и удивительное – огромное количество колон. Настоящий лес! Колонны величественно возвышались, заполняя собой все внутреннее пространство основного зала. Но совсем не отягощали его и не вызывали чувства преграды. Напротив, у Вероники возникло впечатление, будто каждая колонна приглашает ее сделать еще и еще один шаг внутрь. Захотелось побродить между ними. Два или три человека находились где-то поблизости, но именно из-за этого «леса» колонн совсем не мешали.
Оказалось, что колонны – красные, белые, фиолетовые – не повторяют одна другую! А разнообразие их форм надолго приковало к себе внимание изумленной Вероники. Она трогала мрамор, яшму и гранит, из которых было создано все это великолепие, задирала голову вверх и разглядывала поразительные полосатые двухъярусные арки, напоминающие древние акведуки, скользила взглядом по капеллам вдоль внутренних стен…
Каплю за каплей – день за днем, год за годом – роняло здесь время в бездну вечности. Роняло, но не теряло бесследно. Как и в севильском соборе, из глубин кажущегося забвения выплыло-проникло в слух Вероники ажурное и бесшумное переплетение голосов: «Салам алейкум, дорогой… Ах, падре, я так грешна… Ва-алейкум ассалам и ты, почтеннейший… In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…» Кружилась голова, и немного качался и плыл под ногами пол…
– Тебе нравится здесь? – Голос падре прозвучал несколько неожиданно, и Вероника вздрогнула. – Вижу, что нравится: ты созерцала, витала в облаках.
Она кивнула и улыбнулась: Учитель все понимает. Но заметила, что он чем-то опечален.
– Что-то не так?
– Неудача. Человек, которого я искал и который обещал мне нужную книгу, исчез. Какая нелепость и досада: никто не знает, куда он пропал и появится ли здесь вновь! Боятся. Конечно, все просто боятся проговориться! Еще бы: в этом городе – одна из самых больших тюрем инквизиции! Ума не приложу, что мне теперь делать? Воистину: одна дума у гнедого и иная – у хозяина, который его седлает! – При слове «хозяин» падре Бальтазар возвел очи вверх, в заоблачную небесную высь.
