Божьим промыслом. Принцессы и замки - Борис Вячеславович Конофальский
И когда вроде уже всё было решено, генерал увидал на пристани Фрица Ламме; тот был верхом, подлец, на неплохом коне, откуда взял его только, а с ним был один из его помощников, звали которого Хенсель, а прозывали Пирожок.
Они подъехали к офицерам, поздоровались. Конечно, коннетабль должен был повидать сеньора перед его отъездом, рассказать, что происходит в его владениях, спросить о пожеланиях господина. Но уж больно вид у Сыча был хамоватый, вызывающий, словно он доволен был чем-то. И это притом, что барон всё ещё был недоволен им за последнюю его поездку в Ланн и трату там денег. Он уже хотел осадить наглеца, а тот вдруг сам начал:
— Хочу сказать вам, экселенц, что в Ланн, что бы вы там себе ни думали, съездил я не зря.
— Что? — Волков уже намеревался обругать дурака за эту наглость и напомнить ему, сколько он там денег оставил, но тот вдруг лезет под расстёгнутый камзол и достаёт оттуда бумагу.
— Вот, экселенц, человечек мой письмишко мне прислал из Ланна, где всё и написал, — он протягивает письмо господину. — Вот тут он всё и написал нам.
Волков не сразу забирает у коннетабля бумагу, сначала смотрит на того нехорошим взглядом. Потом берёт и разворачивает. Ему сразу нравится почерк писавшего, написано всё ровно, без грязи и клякс, но тут же он замечает, что написавший это письмо делает много ошибок в словах.
«Поболее, чем графиня наша».
И он начинает читать:
'Синьор Фридрих, дело, что вы мне поручили, было непростым и меж тем интересным. Синьорина, что интересовала вас, оказалась девицей презабавнейшей. Она на редкость образованна, так образованна, что других женщин таких же уж и не сыскать будет. Письма ей идут со всех земель, и то не от родственников, письма те от торговцев книгами. Видно, дева та любит читать необыкновенно.
А ещё слуги её удивительны, один тот кучер, что с чёрной щетиной и порванным ртом, чего стоит, у него глаз убийцы, да и второй её кучер, тот, что длинный необыкновенно, так с собой под одеждой два ножа носит. А горничная, та, что крупна, так она с рынка такие мешки и корзины носит легко, что не под силу и крупному мужчине будет. А ещё удивителен мальчик колченогий, зачем такого при доме держать? Из жалости? Так нет, она его, колченогого, как посыльного держит. Все рабы её странны, к чему таких неблаговидных та госпожа берёт, непонятно. Может, из сердоболия.
При том сия госпожа вхожа в первые дома города, где ей рады, куда её зовут. Знает она и князей церкви, и каждую неделю она ездит молиться в монастырь Святой Богоугодной Елены, там, по слухам, молится всю ночь, и у настоятельницы того монастыря матери Агриппины она на духовном попечении…'.
Волков прерывает чтение и смотрит на Сыча:
— Ну а сам ты всё это вызнать не мог? — ему всё никак не даёт покоя мысль, что Фриц Ламме оставил человеку, написавшему всё это, столько денег.
— Вы, экселенц, до конца дочитайте, — отвечает ему коннетабль, и опять на его физиономии улыбочка человека, много знающего.
И барон, сдержавшись, чтобы ничего ему не сказать злого, снова принимается за чтение.
«…А ещё она считается завидной невестой, и многие о союзе с нею думают, хотя никто не знает, какое приданое даст за нею её известный родственник, хотя все знают о его богатстве» — «Приданое? Пусть даже не надеются» — «И скажу вам главное, сеньор Ламме: девица сия по-мужски тверда и в силах своих уверена, и вовсе не такова она, как о ней все иные думают. Всё, что я узнал о ней, то всё с чужих уст, так как к ней подойти нет никакой возможности. Пытался, так она на меня сразу посмотрела и приметила. Второй раз мне уж лучше на её глаза не попадаться».
И подписано письмо было двумя изощрёнными литерами «Л. Г.».
— Как его имя? — не смог сразу вспомнить барон.
— Луиджи Грандезе, — напомнил Сыч. И тут же поинтересовался: — Ну что, экселенц, хорошего человека я нашёл вам?
Может быть, человек тот был и неплох, но всё это Волков про Агнес и сам знал, а вот откуда девица берёт деньги… Тут этот Грандезе ничего не написал, а значит, барону приходилось верить самой Агнес на слово.
«Поверить ведьме… Лучше и не придумать!».
— Знаешь что? — говорит он, пряча письмо себе под колет.
— Что, экселенц? — сразу отвечает Сыч.
— Деньги он нам все не отработал, так что пусть ещё кое-что узнает.
— Экселенц, — сомневается коннетабль, — он же там пишет, что дело это непростое — к ней подобраться. Это меня она живым отпустила… А как с ним получится, одному Богу известно…
— Что? — Волков усмехается. — Боишься?
— Да не за себя же, за него боюсь, — поясняет Сыч.
— Ладно… — соглашается Волков. И, подумав, продолжает: — Вот о ком пусть выяснит всё, что может.
— О ком, экселенц?
— Пусть вызнает всё о Леонарде Штайне, отец его состоит в гильдии мукомолов, кажется… — вспоминает барон.
— Ага, Леонард, значит, Штайн, — запоминает Фриц Ламме, — а папаша его из мукомолов. И про него всё узнать надобно.
На том они и попрощались, и Сыч сказал своему господину:
— Думаю, если вы там в своих походах пробудете пару недель, то к вашему возвращению он уже всё про этого Штайна вызнает.
«К моему возращению… Да, хорошо бы обернуться за две недели, — но Волков был уверен, что это невозможно. — Хорошо бы вернуться вообще».
* * *
Уже к обеду весь артиллерийский обоз, оба орудия и почти половина лошадей к нему были на земле Фринланда, и тогда Волков и сам решил туда перебраться. А там его встретил судья Лейденица Гопенфрид и заместитель земельного фогта Куттеринг. Обоих барон знал, так как одно время один из них решал тяжбы его с другими купцами, а второй выдавал ему беглых крестьян. То были