Виктор Поротников - Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве
Игорь хотел было отпить вина из чаши, но так и не донёс её край до рта, замер в настороженном изумлении.
То же самое выражение было на лице Всеволода, вдруг забывшего про окорок в своей руке. Владимир и Святослав Ольгович, сидевшие рядом, переглянулись. Замолкла Агафья, о чём-то беседовавшая с Ефросиньей. Весёлое лицо Ольги враз стало серьёзным.
Василиса незаметно сделала Вышеславу ободряющий кивок.
А белобородый гусляр продолжал:
Начнём же, братья, повесть эту от старогоВладимира до нынешнего Игоря,который скрепил ум силою своеюи поострил сердце своё мужеством;исполнившись ратного духа,навёл свои храбрые полкина землю Половецкую за землю Русскую.
В царившем настороженном молчании знатных мужей, княгинь и боярынь было что-то таинственное, словно гусляр околдовал такое множество людей, взиравших на него, как на ангела, сошедшего с небес. Ему внимали с сосредоточенным видом, будто слова его были вещанием свыше.
И звучали гусли, лилась тревожная песнь:
Тогда вступил Игорь-князь в златое стремяи поехал по чистому полю.Солнце ему тьмою путь заступало;ночь стонами грозы птиц пробудила;свист звериный встал,взбился див — кличет на вершине дерева,велит прислушаться — земле незнаемой,Волге,и Поморью,и Посулью,и Сурожу,и Корсуню,и тебе, Тмутараканский идол!
Игорь опустил голову, хмуря брови. Слова гусляра падали ему в самое сердце! Он будто заново переживал прошедшие события.
А Игорь к Дону воинов ведёт! —
вещал гусляр напевными словами.
Уже несчастий его подстерегаютптицы по дубам;волки грозу подымают по оврагам;орлы клёкотом на кости зверей зовут;лисицы брешут на червлёные щиты.О, Русская земля! Уже ты за холмом!
Застыла половчанка, жена Владимира, боясь слово пропустить. И Лавр, сын Узура, так и оставшийся Игоря, тоже замер.
А голос гусляра звенел высоко и напряжённо:
Дремлет в поле Ольгово храброе гнездо.Далеко залетело!Не было оно в обиду порожденони соколу,ни кречету,ни тебе, чёрный ворон,поганый половец!Гза бежит серым волком,а Кончак ему путь указывает к Дону...
Боярин Ольстин был поражён и растерян. Похолодело у него в груди. А вдруг и про него в песне сказано, как трусливо бежал он из битвы, войско своё бросив? Украдкой огляделся Ольстин, не заметил ли кто его волнение.
Вот уже и о битве пел гусляр:
Что мне шумит,что мне звенит —издалека рано до зари?Игорь полки заворачивает,ибо жаль ему милого брата Всеволода.Бились день,бились другой,на третий день к полудню пали стяги Игоревы.Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы;тут кровавого пира недостало;тут пир закончили храбрые русичи:сватов напоили, а сами полеглиза землю Русскую.
Отлегло от сердца у Ольстина, нет о нём в песне ни слова.
Зато забегали беспокойно глаза у Ярослава Всеволодовича.
Не забыл о нём в своей песне гусляр:
Тогда великий Святославизронил златое слово,со слезами смешанное, и сказал:«О мои дети, Игорь и Всеволод!Рано начали вы Половецкой землемечами обиду творить,а себе славы искать.Ваши храбрые сердцаиз крепкого булата скованыи в смелости закалены.Что же сотворили вы моей серебряной седине?Не вижу уже властисильного,и богатого,и обильного воинамибрата моего Ярослава,с черниговскими боярами,с воеводамии ковуями».
Насторожился и суздальский посол, когда гусляр упомянул его могучего властелина:
Великий князь Всеволод!Неужели и мысленно тебе не прилететь издалекаотчий золотой стол поблюсти?Ты ведь можешь Волгу вёслами расплескать,а Дон шеломами вычерпать!Если бы ты был здесь,то была бы раба по ногате,а раб по резане.
Не обошёл молчанием скорбный певец и галицкого князя, отца Ефросиньи:
Галицкий Осмомысл Ярослав!Высоко сидишь тына своём златокованом престоле,подпёр горы Угорскиесвоими железными полками,заступив путь королям,затворив ворота Дунаю,меча бремя через облака,ладьи рядя до Дуная.
Стреляй же, господине, в Кончака,за землю Русскую,за раны Игоревы,буйного Святославича!
Влажно заблестели печальные очи Ефросиньи, заволновалась её грудь под вызолоченной бебрянью княжеского платья. О ней вёл сказ седовласый гусляр:
Ярославна рано плачетв Путивле на стене, приговаривая:«О ветер, ветрило!— Зачем, господине, веешь ты навстречу?Зачем мчишь стрелы половецкиена своих лёгких крыльяхна воинов моего милого?Зачем, господине, моё весельепо ковылю ты развеял?»
Ярославна рано плачетв Путивле на стене, приговаривая:«Светлое и трижды светлое солнце!Всем ты тепло и прекрасно:зачем, владыко, простёрло ты горячие лучи своина воинов моего лады?В поле безводном жаждою им луки скрутило,горем им колчаны заткнуло?»
Не удержалась от жалобного всхлипа Агафья. Ольга смахнула со щеки слезу изящным пальчиком. В очах Василисы застыло страдальческое выражение.
Игорь в эти мгновения взирал не на гусляра, а на Ефросинью.
Вышеслав заметил, какие были у него глаза! Так смотрят лишь на самого дорогого и близкого человека!
Вот гусляр-сказитель сменил тональность своего голоса, переходя от скорби к радости:
Прыснуло море в полуночи,идут смерчи тучами.Игорю-князю Бог путь указываетиз земли Половецкой в землю Русскую,к отчему золотому столу.
Сын Узура встрепенулся, услышав и о себе в песне:
Погасли вечером зори.Игорь спит,Игорь бдит,Игорь мыслью поля меритот великого Дона до малого Донца.Коня в полночь Овлур свистнул за рекою;велит князю разуметь,что не быть Игорю в плену!Кликнула,стукнула земля,зашумела трава,вежи половецкие задвигались.А Игорь-князь поскакалгорностаем к тростникуи белым гоголем на воду.Вскочил на борзого коняи соскочил с него серым волком.
Последние слова песни были весомы и торжественны:
Слава Игорю Святославичу,буй туру Всеволоду,Владимиру Игоревичу!И Святославу Ольговичу!Здравы будьте, князья и дружина,борясь за христианпротив нашествий поганых!
Когда смолкли гусельные струны, Игорь обратился к гусляру:
— Кто ты и откуда, друже?
— Родом я из Путивля. Зовут Перегудом.
— Сам измыслил песнь эту?
— Нет, княже. Песня народом сложена, а мне её пересказал один монах-книжник.
Игорь встал из-за стола.
— Не думал я, что обо мне в народе песнь сложат; да ещё столь дивную! Прими от меня в знак благодарности, старче.
Игорь поманил к себе огнищанина и что-то шепнул ему на ухо. Огнищанин удалился, но вскоре вернулся со связкой собольих шкурок.
Гусляр изумлёнными глазами глядел на богатство; брошенное к его ногам.