Восхождение царицы - Маргарет Джордж
– Следует ли мне надеть жемчуга Красного моря, все пять ниток?
– Обязательно. Да еще и добавить к ним нитку изумрудов.
– Но ведь меня трудно назвать красавицей, – сказала я. – А вдруг драгоценности привлекут лишнее внимание к моим природным недостаткам?
Хармиона удивилась.
– Кто тебе сказал, что ты не красива?
– В детстве Арсиноя твердила мне это без конца. А потом… не припоминаю, чтобы друзья делали комплименты моей внешности.
Правда, Цезарь говорил. Он сказал: «Дитя Венеры, ты прекрасна». Я вспомнила об этом, но промолчала.
– Твои друзья! От Мардиана с Олимпием комплимента не дождалась бы и сама Афродита. Другие, наверное, полагали, что ты и сама знаешь, что хороша, и опасались показаться льстецами. Красива ли ты в классическом понимании, не знаю, но одно мне ясно: ты производишь впечатление красавицы, а большего и желать не приходится. Что же до драгоценностей, то они тебе идут и ничего не портят.
Я взяла ее за руки.
– Хармиона, ты придаешь мне смелости. Вместе мы покорим Рим!
Нужно было приготовить и маленького Цезариона. Как я говорила, он уже научился ходить – правда, пока с трудом. Он уже понимал много слов, но выговаривал лишь несколько. Я попыталась научить его произносить «Цезарь» и «отец», но эти слова оказались трудными. Он смеялся и лопотал что-то невразумительное. Я внимательно рассматривала его лицо, пытаясь представить, каким оно покажется тому, кто никогда раньше его не видел. Но это было за пределами моих возможностей: он был частью меня самой, и мне не хватало воображения, чтобы взглянуть на него как на чужого и незнакомого.
Я стояла на пристани царской гавани. Ветер раздувал накинутый на плечи плащ, заставлял невысокие волны, плясавшие у причала, вспениваться белыми бурунами и гнал по небу облака. Хороший день – в самый раз для того, чтобы ставить паруса.
Наша быстрая галера подпрыгивала на волнах, натягивая канаты, словно ребенок, которому не терпится побегать. Такое же настроение было и у Цезариона: он восторженно кричал, тыча пальчиком в кружащих над головой чаек. Пора в путь.
Я взошла на трап и поднялась на борт. Александрия раскинулась передо мной: слева и справа простирались ее прекрасные белые дома, словно изваянные из слоновой кости. Мой город! Мой народ! Я никогда прежде не чувствовала такой гордости и желания защитить их.
«Я отплываю ради тебя, Александрия, – подумалось мне. – Отправляюсь в дальнюю дорогу, чтобы ты вечно оставалась свободной».
С этой мыслью я повернулась к стоявшему позади меня капитану и сказала:
– Я готова. Можешь отчаливать. Мы плывем в Рим.
НА ЭТОМ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ВТОРОЙ СВИТОК
Третий свиток
Глава 21
Передо мной раскинулось море – огромный простор, где за далеким горизонтом лежали пока скрытые от глаз чужие земли. Обернувшись, я впервые узрела то, что видят моряки на подходе к Александрии: наш великий маяк. С моря он представлял собой белую башню на фоне низкой прибрежной линии и раскинувшегося за ним тоже белого, расцвеченного яркими пятнами садов города. Впервые я удалялась от этого берега и как будто взирала на него глазами чужака.
Вода в открытом океане оказалась темнее и более насыщенного цвета, чем в бухте или реке. То, что я решилась на морское путешествие – решилась плыть, зная, что под днищем корабля пролегают неведомые глубины, – возбуждало и заставляло сердце сжиматься. Нам предстояло следовать тем же маршрутом, какой избирают перевозящие зерно купеческие суда, а не по прибрежной линии, на манер робких рыбачьих скорлупок. Такой путь позволял сэкономить время, но риск при этом увеличивался. По карте Рим и Александрию разделяло чуть более двенадцати сотен миль по прямой – если ты умеешь летать, как аист.
Когда кормчий не мог провести судно через Мессинский пролив – узкий водный проход между Сицилией и Италией, сжимавшийся до двух миль, с коварными течениями, водоворотами и скалами, – кораблю приходилось огибать Сицилию и тем самым значительно удлинять плавание. Самый короткий путь от Мессинского пролива до Александрии занимал шесть дней, но из-за господствующих ветров и течений плавание обычно продолжалось дольше. Я молилась, чтобы наше путешествие прошло быстро; я не без робости думала о том, что ждет меня в Риме, но оттягивать неизбежное не хотела. Я собралась с духом и внутренне подготовилась к возможным испытаниям, но такое состояние требовало скорейших действий, а долгое промедление, напротив, угрожало рассеять мою решимость.
Мой корабль представлял собой весельную галеру, не военную, хотя на борту имелся небольшой вооруженный отряд. Я выбрала именно такой корабль, потому что его отличали скорость, надежность и вместимость. Насчет возможного нападения я не беспокоилась: пиратов в этих водах уничтожил еще Помпей.
Лет двадцать назад Средиземное море буквально кишело наводившими ужас морскими разбойниками. Они безжалостно грабили суда и захватывали в плен ради выкупа состоятельных путешественников, в том числе и самого Цезаря. В конце концов сенат Рима решил покончить с этим злом, что было поручено Помпею. Тот собрал военный флот и расправился с пиратами, обезопасив торговое мореплавание. Разумеется, полностью изжить эту нечисть было невозможно, где-то в тайных бухтах еще укрывались отдельные разбойничьи суда, но их осталось мало, а места, где они чаще всего орудовали – прежде всего побережье Далмации, – лежали далеко, к востоку от нашего маршрута. В ту пору я не знала, что на западе они заплывают до самой Сицилии и Сардинии.
Корабль вздымался и опадал на волнах, словно огромный морской зверь, и создавалось ощущение, будто я способна пересечь весь мир от края до края. Именно тогда, стоя на палубе и чувствуя на щеках соленые брызги, я впервые серьезно задумалась о необходимости возрождения египетского флота.
Александрийская война нанесла ему непоправимый урон: многие корабли оказались в руках моего брата и были сожжены прямо в гавани. В отличие от города, восстановлением флота пока никто не занимался. Для этого требовалось ввезти из Сирии немало корабельного леса, но я полагала, что тут затруднений не возникнет. Сирия стала провинцией Рима, и тамошние власти выполнят любое указание Цезаря. Да, пора воссоздать египетский флот.
Когда мы вышли из гавани в открытое море, капитан подошел ко мне и остановился рядом. Мы двигались почти строго на запад, но скорость оставалась невелика, ибо ветер дул нам навстречу и от большого квадратного паруса не было никакого толку. Гребцы усердно налегали на весла, ритмично опускавшиеся и вновь поднимавшиеся на фоне ярко-голубой
