Григорий Мирошниченко - Азов
Блеснув саблями, спахи остановились возле возов.
– Какие люди вы? – спросили они и зажгли фонари.
– Торговые мы люди, – отвечал спокойно Васильев. – Едем из Астрахани. Везем к вам товары.
Увидав дорогие платья на купцах, турки смягчились, но сказали:
– А дайте нам письмо от астраханского воеводы. И покажите товары, какие везете к нам.
Васильев открыл кожи на десяти возах. Казаки скинули кожи на землю, открыли товары. Турки глядят, головами качают. Они увидели котлы медные, холсты дорогие, сукна доброй выделки, лисиц, куниц и белок.
– На всех ли возах у вас такой товар? – спросили они.
– На всех! – сказал Наум. – Только в двух возах у нас есть для вашего Калаш-паши другой товар. Те возы развязать нельзя. А как будем в крепости, то те подарки сами принесем завтра Калаш-паше.
Серапион шептал молитвы. Сердце у него готово было от страха выскочить. Один турок слез с коня и поднес фонарик к лицу атамана. Приглядевшись, турок сказал:
– Якши-адан! Добрый человек! Покажи-ка мне письмо из Астрахани.
– Аслан! – сказал другой турок, слезая с коня. – Вглядись в его глаза. Глаза – хитрые!
Но первый успокаивал второго:
– Аман! Помилуй! Буйадам! Он добрый человек! Письмо у него правильное. Их надо допустить в Адзак!
Турецким досмотрщикам возов Васильев дал по лисице, а главному из них – белку, куницу и соболя.
Турки помчались к крепости, мигая фонариками. Калаш-паше они доложили:
– Купцы из Астрадани, товары всякие, русские, хорошие. Товары – для нашей выгоды. И в двух возах везут тебе дорогие подарки.
Потирая руки, Калаш-паша приказал пропустить купцов в город.
Огоньки фонариков снова метнулись к казачьим возам.
– Аллах велик и милостив! – сказали турки. – Поезжайте за нами.
А главный, наклонившись к Науму Васильеву, сказал по-татарски, чтоб другие не слышали:
– Акча барабыз? Деньги есть?
Васильев сунул турку несколько монет. Турок жадно схватил их и помчался к крепости.
Железные ворота открылись, – подводы медленно въехали в крепость. Тяжелые ворота закрыли плотно железными засовами. Серапион поежился на возу.
Возы «с товарами» остановились на главной площади Азова. В крепости было тихо. Вокруг площади возвышались мечеть и круглые башни. В другом конце крепости были еще две круглые башни. Четыре неприступные башни стояли по углам. Впереди чернела приречная стена; за этой широкой и высокой стеной был глубокий ров; за ним насыпан вал; за валом – Дон-река. Налево чернела Азовская стена – со стороны моря. За нею также были глубокий ров, высокий вал. С Азовской стены видно море… Направо – Ташканская стена. А позади, откуда въехали донские казаки, – Султанская стена. К ней подступиться трудно. Перед крепостной Султанской стеной – два рва, каменный и земляной. Четыре грозных бастиона по углам.
Вверх по Дону – о том знал Васильев – стояла Водяная башня. А перед ней, выше по Дону, – две Каланчинские башни. Все эти башни на берегах Дона – от берега до берега – соединялись тремя железными цепями, преграждая выход в море.
Пересчитав возы, турки сказали:
– Якши, купец! Хорош товар! Сложите его в гостиный двор или снесите свои товары в наши лавки.
Серапион обомлел. «Купцы» спрыгнули с возов. Наум сказал туркам:
– Пускай полежат товары до утра тут. Сейчас темно. А утром осмотрим все и перепишем. Нас здесь, купцов, десятка три. Товар тут разных рук: не перепутать бы.
Возницы развели костер и стали готовить пищу.
От Калаш-паши в это время пришли люди с приказом, чтобы главный купец явился к паше с «бумагой».
Васильев взял четырех надежнейших казаков и пошел к паше. Калаш-паша был в замке один. Он сидел на высоких шелковых подушках среди ковров. Глаза большие, черные. Лицо красное и губы толстые, красные. Атаман снял купеческую шапку, поклонился. Калаш-паша потребовал отпускной лист. Васильев подал паше лист и таможенные выписки. Тот взял лист, перевернул его, тщательно осмотрел и спросил:
– Здоров ли князь-воевода в Астрахани? Много ли к нему приезжает теперь купцов из Кизилбашии?
– Воевода здоров, – сказал Васильев. – Купцов персидских в Астрахани бывает много.
– Не продают ли персидские купцы порох и свинец казакам?
– О том нам ничего не ведомо. Торгуют они шелком и утварью, а покупают хлеб да девок для персидского шаха.
Калаш-паша снова спросил:
– А не собираются ли донские казаки к Азову приступить?
– Проездом слыхали, что казаки пойдут на службу к персидскому шаху, счастья себе искать. На Волге зипунов им не добыть, – стрельцы побивают крепко. В Азов, люди сказывали, им никак не подступиться, тебя боятся! Башни для них – что пугало!
Калаш-паша самодовольно погладил бороду.
– А не пришли ли в помощь донцам запорожские казаки?
– Приход там большой есть. Много тысяч, сказывали.
Калаш-паша нахмурился и сразу отдал Васильеву таможенные выписки; отпускной лист он оставил у себя.
– А вы, купцы, не слыхали от казаков, когда в Москву отправился посол турецкий Фома Кантакузин? И не было ли ему какой задержки в Черкасске? Недоброе доносят беглые татары.
– Как же, слыхали. Посол поехал на Валуйки, в Москву.
– А дочь мою, Давлат, казаки не продали? Не говорил ли кто о ней?
– В Черкасске говорили казаки, что ждут от тебя богатый выкуп. На выкуп они будто согласны. Сочувствуем тебе; мы не знаем, чем помочь такому горю. Возьми от нас подарки, не побрезгуй.
Четыре казака вынули из мешка сто двадцать куниц («три сорока» – как тогда считали).
Калаш-паша просиял, глаза его жадно заблестели. Он принял подарки, поблагодарил Васильева и отпустил. Слуге, старому турку, он велел указать богатому купцу то место для отдыха, где останавливался Фома Кантакузин. И, чтоб турки не растащили товары и вреда купцам не сделали, велел коменданту приставить стражу к гостиному двору.
Васильев сказал смиренно:
– Твое высочество, мудрейший предводитель, начальник грозной, неприступной крепости, я недостоин спать в том месте, где спал когда-то посол его величества султана Амурата. Я буду спать на возу. Мне так сподручнее. И люди мои не станут бродить попусту по крепости.
Польщенный словами Васильева, Калаш-паша трижды кивнул головой.
– А стражи нам не надобно, – прибавил Васильев. – Ваших людей из крепости мы не боимся. Опасных людей и воров у вас, мы знаем, не водится.
Калаш-паша снова кивнул головой три раза и стал гладить пухлой рукой положенные перед ним меха.
Васильев вышел, сунул слуге куницу и шепнул:
– Утром принесу Калаш-паше подарки побогаче.
Караул у возов не поставили. «Купцы» сварили пищу и принялись есть. Но турки с ружьями опять пришли, потолкались и, выйдя из гостиного двора, закрыли ворота на запор.
– Пропали, братцы! – сказал Серапион. – Как мы вылезем?
– Да то нам на руку! – сказал Васильев. – Снимай с возов товары! Пусть казаки хоть кости поразомнут.
Возницы приумолкли.
– Почто ж вы не веселы? – спросил Наум. – Мы ж с вами в крепости. Сами же хотели счастья испытать.
– Не думали мы, что крепость столь грозная. Не выбраться нам отсюда, – сокрушались некоторые, немногие казаки.
Но только они стали развязывать возы, как ворота гостиного двора снова раскрылись. К возам подошли турки с ружьями.
– Аллах велик! Акча барабыз! – тихо обратились они к Васильеву, вымогая деньги.
– Экое у вас бесстыдство! – смело сказал Васильев. – Одному дал деньги, другому дал, подарки снес. Я вот пойду к Калаш-паше, – пригрозил он по-турецки, – и расскажу ему, что его люди – воры! Он живо вас проучит. Он не одну срубленную башку поднимет над крепостью, тогда не будете вымогать – «акча барабыз».
Турки мигом метнулись от возов и закрыли ворота, но от ворот не ушли.
– Поесть, идолы, не дадут! – сказал Серапион.
Так и остались возы неразвязанными до утра. Турки поглядывали отовсюду. Казаки совсем приуныли. А те, которые лежали в возах под товарами, начали уже задыхаться. Они все чаще стали подавать голос:
– Доколе ж нам будет эта мука? Господи!..
– Воды бы испить! Любую бы смерть приняли на воле.
– Потерпите, казаки, – уговаривал их Наум. – Не выдайте, братцы! Терпите!
Терпели казаки всю ночь.
Утром Наум опять пошел к Калаш-паше с четырьмя казаками. Понес он подарки: сафьян, парчу, малый бочонок меду, «три сорока» лисиц, сорок аршин холстов и сукон.
Калаш-паша все взял и в знак особой милости повел атамана Наума Васильева на Азовскую стену.
Перед ним открылось заветное море. С правой руки тихо бежал широкий Дон… В небе было ясно. Чайки кружились над водой… Вдруг Калаш-паша стал пристально вглядываться вдаль.
– Суда плывут к крепости! Верно, порох везут!
В устье Дона вошли черные быстроходные суда, по виду – турецкие.
На первом черном струге сидел человек в белой чалме, в турецком платье. За ним двигалось в стругах войско, тоже в турецкой одежде.