Иван Кратт - Великий океан
Аргуэлло воткнул лопату в землю, отряхнул с ботфортов мелкие комья глины, поднял куртку, обшитую вытертыми от времени позументами. Темнолицый, высохший, с белыми усами и белой стриженой головой на тощей, морщинистой шее, он по-прежнему держался по-солдатски прямо, хотя руки уже начинали дрожать.
Пошли в миссию за падре Фелиппе,приказал он домоуправителю, доложившему о прибытии русских. Старый дворецкий не уехал в Монтерей, остался управлять домом Луиса. Они прибыли на лошадях?
Но, экцеленца.Метис с удовольствием величал новым титулом своего господина. На маленьком судне. Лодке.
Аргуэлло вздохнул. Да, только русские способны отважиться на такие прогулки по океану.
Почему я не слышал салюта крепости?
Пороху нет, экцеленца. Новый губернатор сердито сдвинул брови, такие же белые, как и усы, надел куртку.
Где дон Луис?
Сеньор коменданте уехал на берег.
Аргуэлло больше ничего не сказал и быстро пошел к дому. Старик метис последовал за ним, сокрушенно опустив голову. Он был огорчен постоянной бедностью своей президии.
Губернатор встретил гостей у ворот крепости. За эти годы президия еще больше обветшала, зато полузанесенные песком пушки были поставлены на лафеты, прибавились на берегу моря два скрытых форта, увеличился гарнизон. А молодой комендант вдобавок еще каждый день муштровал солдат. Они и сейчас были выстроены внутри двора, но уже в качестве почетного караула.
Дон Луис тоже изменился. Он возмужал, огрубел, черные усы и маленькая бородка придавали ему солидность. Но глаза остались юношески восторженными и симпатия к русским была прежней. Он очень горевал, услышав о смерти Резанова, сам отвез сестру в отдаленную миссию, помогая Конче уйти из тех мест, где все напоминало о разбитой мечте. Потом уехал в Мексику в кавалерийский полк и только теперь вернулся принять президию от отца. Русских он не видел почти семь лет.
Аргуэлло-старший молча поклонился приезжим и пригласил войти в дом. Он тоже вспомнил сейчас проводы Резанова, блестящих всадников, приветственные крики и маленькую фигурку Кончи среди залитого солнцем двора...
Прошу вас, сеньоры...сказал он, сдерживая внезапно усилившуюся неприязнь. Худощавый молчаливый человек, с большой нашейной медалью поверх черного сюртука, и чахлый монах в грубой рясе и бархатной скуфейке на голове это они представляли тот мир, из-за которого разбита жизнь его девочки...
Он проводил гостей в кабинет, теперь занимаемый Луисом, пригласил сесть. Он не знал по-русски ни одного слова и ждал Фелиппе, который разбирался в чужих языках. Что скажут русские его не интересовало, он выполняет распоряжение правительства. Но вежливость требовала терпения. К счастью, бывший иезуит не заставил себя ждать. Слуга встретил его по дороге в президию, куда настоятель миссии Сан-Франциско (падре Уриа умер около года назад) ездил почти ежедневно для свидания с губернатором. Монах оставил своего мула во дворе и сразу прошел в кабинет.
Кусков обрадовался приходу францисканца. До сих пор миссия Сан-Франциско считалась в числе дружеских, а Иван Александрович сам собирался посетить настоятеля. Правда, он знал падре Уриа, а этого нового видел впервые, но благожелательная улыбка вошедшего его подбодрила. Он подумал, что монах поможет в переговорах с губернатором. А когда тот подошел под благословение и почтительно поцеловал руку настоятелю, Иван Александрович подумал, что он здесь, пожалуй, самое главное лицо.
Фелиппе поздоровался и скромно уселся в углу. Длинный голый череп его отблескивал, словно костяной.
И опять Кусков порадовался. Кирилл не только ответил на приветствие падре, но сам сказал какую-то фразу по-латыни. Значит, можно будет мало-мальски объясниться. Поездка Кирилла в степную миссию не пропала даром.
Ну, отче, придется тебе новую рясу справить,шепнул отшутливо, пока губернатор усаживался за столом.
Потом Кусков поднялся со своего места, вынул письмо, переданное ему капитаном, подошел к столу и положил листок перед Аргуэлло.
Достойный и высокочтимый сеньор...начал он заученное обращение по-испански, а затем сразу же перешел на русский.Ты извини меня, ваше превосходительство, только я приехал насчет сей бумаги. Привез тебе ее вернуть. Господин вицерой мексиканский, должно, не знает своих земель и тебя научает неправедно действовать. Мы селились на своей земле, индейские народы нам ее уступили. Да и селились по повелению нашего главного правления и без его дозволения ничего не делаем. Что же до того, будто вицерой понуждает тебя требовать от нас покинуть Росс, напиши ему, что ежели бы гишпанский двор почитал себя вправе сноситься о нашем заселении с двором государя императора, сие было бы учинено давно. О нашем тут заселении первое сведение доставил компании пребывающий в Санкт-Петербурге гишпанский поверенный в делах. Поведал он о том весьма благожелательно и любезно. И никаких заявлений не представил... Так что разберись, сеньор губернатор. Державы наши состоят в дружбе, и негоже нас пугать солдатами. Да и порох для войны с нами придется тебе просить у нас же...
Кусков говорил сдержанно, спокойно, к концу даже немножко насмешливо. Гнев, вызванный письмом, улегся, сознание правоты и силы заставляло держаться независимо и с большим достоинством. пора бы губернатору вспомнить, что русские давно выгнали Бонапарта из Москвы и гонят его по всей Европе! Беспокоило лишь одно: сумеет ли Кирилл перевести его слова так, чтобы не исказить основного. Что приехали они сюда не просить, не кланяться, а твердо заявить о своем.
Но по тому, как падре Фелиппе внимательно слушал Кирилла, а затем долго передавал губернатору и тот все больше и больше хмурился, Кусков видел, что настоятель и губернатор поняли смысл его речи. Он только не знал, что францисканец перевел последнюю фразу словами британской королевы Елизаветы, ответившей испанцам, ссылавшимся на право первооткрытия и требовавшим очистить земли, занятые англичанами: «Они открыли сие место, когда там не было пушек, теперь надлежит снова открыть оное, ежели хотят им владеть». Это прозвучало прямой угрозой, зато возымело надлежащее действие.
Иезуит хорошо изучил Аргуэлло. Старик сам бы повел своих солдат на штурм форта, если бы вице-король издал приказ. Но Испания боится царя Александра победителя самого Бонапарта и не рискнет его разгневать. Нельзя затевать открытую ссору с русскими. Мистер Джозия плохо ведет игру. Они боятся русских еще больше, чем в Мадриде и Мексике... Нужно действовать тайно и постепенно, запереть северных варваров в бухте, окружить новыми поселениями, построить новые миссии к северу на индейских землях, задобрить вождей. Пусть что угодно болтают в Мексике, он-то знает, что те земли никогда не принадлежали испанцам.
Губернатор понял вас, сеньоры,сказал он, собирая пальцами морщины на длинном, выпуклом лбу. Он рад был вас увидеть. Вы плохо поняли капитана Риего. Дон Хуан приводил солдат, чтобы оказать помощь, если потребуется. Сейчас неспокойное время. Но законы короля обязательны и для губернатора. Сеньор Аргуэлло выполнял только волю его величества...
Он говорил плавно, неторопливо, оттягивая и отпуская кожу на лбу и глядя в упор на губернатора.
Кусков видел, как тот быстро вскинул голову, хотел что-то сказать, но монах невозмутимо продолжал говорить. Аргуэлло провел рукой по усам и, насупившись, умолк.
Падре Фелиппе сказал еще несколько слов, обещал от имени губернатора доложить о протесте русских вице-королю и о согласии Аргуэлло ждать ответа Баранова. То есть зачеркивал все губернаторское письмо и восстанавливал прежние отношения.
Когда Кирилл перевел всю речь Кускову, Иван Александрович не хотел верить, тем более что сам губернатор не раскрыл рта. Что-то уж больно быстро все обернулось!
Пускай сам губернатор скрепит,заявил он Кириллу. Спроси у него самого.
Но Фелиппе, словно догадавшись о сомнениях правителя Росса, сказал несколько слов Аргуэлло, и тот, поднявшись и опираясь руками на стол, чтобы незаметно было, как они дрожали, подтвердил сказанное иезуитом. Один из тайных приказов Мексике предписывал слушать советы настоятеля миссии Сан-Франциско.
В тот же день Кусков и Кирилл посетили монастырь. После завтрака, устроенного в честь гостей, губернатор пошел отдохнуть, а молодой комендант и Фелиппе отправились с русскими в миссию. Настоятель показал хозяйство, посевы и сад, подарил десятка два виноградных лоз, вывезенных из Лимы. Обещал прислать несколько мер особого сорта пшеницы, выращиваемой на плоскогорьях Мексики, и с полдесятка волов. А сам просил сделать несколько железных сох и показать, как ими пользоваться. До сих пор в миссиях и президиях пашут заостроенными корневищами дерева, которые тащат по полю чуть ли не десяток быков.
Будем добрыми соседями,сказал настоятель Кускову, когда они стояли на крытой галерее миссии и глядели на розовый закат, нежно окрасивший половину неба.Сеньор Аргуэлло стар. Он прожил жизнь среди этих равнин и не знает, что слава прежней Испании невозвратима.
