Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем
Ты знаешь, я всегда на твоей стороне. - ответила Бронислава, пропуская его темные волосы через свои пальцы.
Я так рад видеть тебя подле меня: это придает мне силу и уверенность. Взгляни, - он встал и за руку провел мать в гостиную, украшенную богемными зеркалами и потолочными деревянными балками, а везде висели или стояли картины: портреты, пейзажи, города и изображения в футуристическом стиле.
Гордо указав на произведения искусств, Владислав сказал:
Видишь, мама. это все моя работа. Жаль, что отец не видит мои картины, он бы порадовался за меня, я знаю. Недавно я организовал выставки в Париже, французы по достоинству оценили мои труды, вот я и подумал провести выставку в Лондоне. Ты желаешь присутствовать на ней?
Как ты можешь спрашивать меня о том, сынок? Куда ты, туда и я.
Влад горячо обнял Брониславу, с улыбкой на лице без тени былой грусти проговорил:
Спасибо тебе за поддержку, если бы не ты, я, возможно, не стал бы тем, кем являюсь отныне.
Он был несказанно счастлив за оказанную ему поддержку и за то, что мать, вопреки всем слухам, всем родным оставалась рядом, любила его как прежде в далеком полузабытом детстве. Ради нее одной, ради радости ее большого сердца Владислав в тот же день отправился с Брониславой по магазинам, купил ей прекрасный английский костюм, который не найти в Восточной Европе, и со спокойной душой принялся за работу. Первое, необходимо было подготовить место, развесить картины, пригласить критиков, гостей. Вместе с личным агентом Влад дал в газеты и по радио рекламу о предстоящей выставке, однако не мог предположить такого ажиотажа вокруг собственной персоны. Казалось, весь Лондон собрался в одном зале, дабы лицезреть картины талантливого артиста, который, не смотря на годы жизни в Англии, все равно оставался для них иноземцем.
Обычный люд из числа горожан среднего класса по достоинству оценили искусство Владислава Шейбала - как недавно в Париже, но критики в жюри - большинство из среды маститых художников и профессоров-искусствоведов выразили несогласие: видно, чопорные англичане, придерживающиеся консервативных взглядом, не поняли необычный стиль подачи нового художника.
Что вы хотели показать зрителям, о чем поведать на своих полотнах? - спросил пожилой джентльмен с густыми бакенбардами: такой тип людей всегда с негодованием относятся к новшествам.
Мои картины - не книги о событиях прошлого, я просто изобразил свое внутреннее состояние, то, что чувствую и вижу внутри себя! - возбужденно ответил Владислав, подавляя необъяснимое волнение.
Мистер Шейбал, картины, произведения искусств - не философия жизни, это зеркало. И люди, глядя на полотна художника, должны видеть и понимать изображенное на них, а не вдаваться в сложные рассуждения, - сказал другой критик, профессор университета архитектуры и художеств.
Но ведь люди разные, не все предпочитают классику, - продолжал защищать свои работы Влад.
Мистер Шейбал, вы давно рисуете? -спросила маленькая сухая пожилая леди из коллегии художников.
С самого детства. Мой отец - художник и профессор искусств.
Тогда тем более к вам больше требований как к профессионалу. Если вы рисуете с детства и, судя по картинам, у вас наработанная рука, то и критиковать вас следует как художника, а не просто любителя. Плюсы ваших работ: это яркость, удачное сочетание света и тени, но сами изображения остаются непонятными: что это и какой смысл несет.
В зале пронесся гул недовольства, большинство не согласились с оценками жюри, но поделать ничего нельзя. На сей раз Владислава ждал провал. он отыскал в толпе Брониславу и заметил, что на глаза матери навернулись слезы: критика жюри ранила ее больше, чем самого художника.
Вечером они в полном молчании пили чай. Что можно было еще сказать? Владу стыдно стало глядеть в лицо матери: эх, хотел показать себя с лучшей стороны, да видать, гордыня овладела его душой, потому и наказал его Господь за спесь.
Бронислава поставила на стол булочки с маком в плетеной корзинке, проговорила:
Попробуй, сынок, эти булочки я сама испекла сегодня - специально для тебя.
Мои любимые с маком! - воскликнул Владислав и взял одну, с нескрываемым блаженством съел. - Ты вспомнила, как я любил их с детства.
А я никогда об этом не забывала. Только вижу, грустно тебе сейчас и потому дам совет: не принимай все так близко к сердцу, для меня ты всегда победитель и самый лучший, самый красивый. Я горжусь тобой, мой любимый мальчик.
Мама, я уже давно не мальчик. Пройдет пять лет и я стану стариком.
Эх, Влад, что же ты так со мной? Для меня ты всю жизнь останешься младшим сыном, маленьким моим, - женщина не выдержала, заплакала.
Мама! - воскликнул он и упал перед ней на колени, неистово принялся целовать ее руки, успокаивать.
Бронислава притянула его голову к своей груди, прижала и сквозь одежды Владислав услышал стук материнского сердца, как когда-то давным-давно будучи мальчиком. Он знал, что скоро мать улетит обратно в Польшу - так было всегда на протяжении многих лет и, провожая ее в аэропорту. он с радостью ожидал их следующей встречи. Но что ныне? Почему непреодолимая тоска сжала его сердце? В аэропорту они стояли у табло в ожидании посадки, у обоих в глазах стояли слезы, словно прощались они навеки. В какой-то миг Влад попытался шутить, но шутка не удалась, а лишь усугубила не начавшееся еще расставание.
Когда прилетишь... домой, передай подарки от меня всем родным и друзьям. И отцу скажи, как сильно по нему скучаю.
Я все сделаю, как ты просишь. - отозвалась Бронислава каким-то странным чужим голосом, и от этого голоса Владислав вздрогнул, борясь со страхом, охватившего его.
Объявили посадку, женщина с тяжелым чемоданом пошла к таможенному контролю, затерявшись в толпе, а Влад так и остался стоять позади волнующего людского моря, уставившись невидящим взглядом
