Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 (СИ) - Шульман Нелли

– Держи телефон главного дирижера римской оперы. Я говорила с ним, он с удовольствием встретится с тобой, за чашкой кофе… – Адель рассмеялась, – он заметил, что в Риме никогда не знаешь, кто из студентов в сутанах станет следующим папой… – юноша покраснел:

– Мне не о таком надо думать, но спасибо, милая… – Шмуэлю не нравились глаза старшего брата:

– У Иосифа они пустые, как в Аушвице, когда мы вышли из госпиталя, где увидели его… – он почти ожидал, что Иосиф начнет чертить буквы, на ладони, или заговорит с ним на языке близнецов:

– Но ни того, ни другого не случилось… – Иосиф придвинул к себе стакан, водка обожгла язык, – я не дурак, признаваться в таком даже Шмуэлю. Он бы меня не выдал, но стал бы убеждать, что надо обратиться к врачам. Он обо мне всегда волновался, теленок…

Прощаясь с младшим братом, юноша почувствовал ласковое прикосновение его руки:

– Приезжай, – шепнул Шмуэль, – весной, когда демобилизуешься из армии. Бери, папу, младших и приезжайте. Папа нам все покажет. Я к тому времени тоже разберусь в музеях, устрою вам приватные экскурсии… – Иосиф подумал:

– В Требнице Шмуэль болтался вокруг священников. Ходят слухи, что среди них много таких. Но если и он сам… – юноше стало противно:

– Не думай об этом. Надо распрощаться со старшими и позвонить какой-нибудь девчонке… – в его записной книжке телефоны тель-авивских девчонок занимали чуть ли ни пять страниц.

Со старшими они расстались тоже на бульваре Ротшильда, в дорогой его части. Дядя Джон и дядя Меир разделили счет, из французского ресторана, увешанного свидетельствами о безукоризненном кашруте:

– Лучше бы мы съели фалафель на рынке, – сочно сказал полковник Горовиц, – там готовят вкуснее. Арабские закусочные в Яффо закрылись. Теперь в Тель-Авиве и не пообедаешь, как следует… – Марта развела руками:

– Нас, как и Иосифа, ждет армейская стряпня. Лучший повар Цахала сейчас на пути в Рим. Кроме омлета и салата, мы вряд ли получим что-то еще… – судя по часам Иосифа, Шмуэль летел над Средиземным морем. Он долил себе водки:

– Взрослые уехали, мы с Тупицей довезли Адель до концертного зала и нашли это местечко, то есть я давно его знал… – за квартал отсюда располагалась квартирка, где Иосиф и Тупица начали развлекаться с девицами:

– И не закончили. Нам на голову чуть не свалился агент русских, ребята из секретной службы высадили двери… – усмехнулся Иосиф. Он вспомнил застреленного им русского шпиона:

– Коротышка ждет меня в Моссаде, после демобилизации из армии. Я буду одновременно учиться и работать… – Иосиф отлично знал, что случится, если Харель узнает правду, о его пребывании в Египте:

– Я проведу жизнь, прозябая в кибуце, леча несварение желудка у детей. Никто меня не подпустит к государственным секретам, никто не подаст руки. Но я уверен, что Михаэль будет молчать. Это и в его интересах тоже… – пепел засыпал цифры на газете. За коньяком Тупица подсчитывал будущие прибыли:

– Я и сейчас зарабатываю, – бодро сказал Авербах, – меня отпускают из армии, на записи пластинок и радиопрограмм… – Тупица надеялся, что года через два они с Аделью смогут купить две квартиры, в Лондоне и Тель-Авиве:

– Европа удобней для карьеры, тем более Америка, – объяснил приятель, – однако наши дети вырастут израильтянами… – Иосиф думал о другом:

– Тупица угнал танк, чтобы спасти Адель и остальных, – горько понял юноша, – а я, как скот, покорно подчинялся нацисту. Я достоин, такой судьбы. Лучше бы я вырвал оружие, начал стрелять. Меня бы убили, но я умер бы с честью. Сейчас я ничем не лучше трупа… – проводив Тупицу, Иосиф позвонил на базу. Отговорившись сломавшейся машиной, он выторговал себе еще ночь свободы:

– Армия экономит деньги, и не оплатит мне такси… – пошарив по стойке, он закурил, – надо позвонить девчонке, поехать к ней… – юноша вдыхал горький дым:

– Мама бы поняла меня… – на глаза навернулись слезы, – она бы помогла мне стать прежним. Никто не поймет, только он… – пальцы задрожали, Иосиф сказал себе:

– Я поговорю с ним, вот и все. Мне сейчас надо побыть с кем-то рядом… – слегка пошатываясь, он прошел в закуток, где висели пожелтевшие рекламы:

– Молочный маргарин Голд Бэнд… – темноволосый мальчик широко улыбался, – мама знает, что я люблю… – он позвенел монетками, в кармане штатского пиджака:

– В сорок восьмом году Тупица за эту рекламу получил столько денег, что полгода кормил нас мороженым. Тупица женился, он счастлив, у него родятся дети… – Иосиф сглотнул, – я тоже хочу быть счастлив… – заводя связи с замужними женщинами, он научился изменять голос. Он узнал сиплый говорок секретарши кибуца:

– Никто не удивится, что его зовут к телефону. Может быть, я звоню из армии…

Иосиф откашлялся: «Капитана Леви, пожалуйста».

Мелкие капли дождя ползли по холодному стеклу. Рядом с бетонным прямоугольником художественного музея ветер трещал острыми листьями пальм.

В сумерках раннего утра Иосиф видел вывеску своего излюбленного книжного магазина. Перебинтованные пальцы застегивали пуговицы на рубашке. Занявшись торговлей книгами, хозяин лавки закрыл газетный ларек рядом с музеем, но Иосиф был уверен, что найдет себе чашку кофе, по дороге на базу, в окрестностях Тель-Авива. Он избегал смотреть в сторону кровати, задвинутой в угол комнаты дешевого пансиона

– До окраины доеду на автобусе, а там поймаю попутку. Армия не станет разбираться, куда делась моя машина, которой не существовало… – он старался двигаться как можно тише. На потертом ковре лежала пустая бутылка водки. Вокруг перевернутой на пол пепельницы рассыпались окурки.

Кофе можно было бы выпить и здесь. Комнаты в пансионе снабдили газовыми плитками и жестяными чайниками. На фанерной, потрескавшейся тумбочке валялись пакетики порошка. Иосиф не хотел и на четверть часа задерживаться в пансионе. На его хронометре еще не пробило шести утра. Пытаясь справиться с гудящей головой, он пригладил влажные волосы,

– На базе я окажусь к завтраку, а потом появится он, тоже на попутке. Он и сюда, в Тель-Авив, так приехал. Никто ничего не узнает, и вообще, ничего не случалось… – юноша бросил осторожный взгляд в сторону уткнувшейся в подушку, черноволосой головы. Он заметил седину, на его виске:

– Ему нет и тридцати лет. У меня, наверное, тоже так будет. Хотя у нас со Шмуэлем светлые волосы, как у мамы… – Иосиф накинул пиджак:

– Надо вести себя, как ни в чем не бывало. Все показания у нас одинаковые, даже дядя Джон не нашел разночтений. В армии, тем более, ни о чем не догадаются… – железная дверь никогда не открывалась:

– Ничего не было, – повторил себе юноша, – Рауфф меня допрашивал, избивал, я потерял сознание. С ним… Михаэлем, на базе я не виделся. Я понятия не имею, где его держали. Очнулся я в кузове грузовика, рядом лежал Михаэль. Десантники, то есть наша родня, везли нас к самолету… – историю Иосиф рассказывал столько раз, что выучил порядок событий назубок:

– Он тоже все отлично помнит, – юноша прислонился виском к стеклу, – он не подведет. Мы были в плену, нас освободили из плена, а остальное, наше дело… – он оглянулся через плечо:

– Как наше дело, вчерашняя встреча, то есть сегодняшняя…

Хозяин пустого пансиона вопросов не задавал и документов у них не требовал. Иосиф не ожидал, что Коротышка или тетя Марта пустят за ними хвост:

– Если у Генрика спросят, где он меня вчера оставил, он скажет, что в баре. Куда я поехал из бара… – Иосиф щелкнул зажигалкой, – поехал к подружке. Ее имя? Бросьте, она замужем, я не скомпрометирую женщину…

Он понимал, что Коротышке на такое наплевать, но помотал головой:

– Харель ничего не подозревает. Дядя Меир говорил с Михаэлем по личной инициативе. Он никому не сообщит о беседе, да и сообщать некому. В общем, все на мази, как любит выражаться Тупица… – Анна считала, что Михаэль отправился в Тель-Авив, к армейскому приятелю:

– Она не побежит в Моссад, сообщать, что ее муж не ночевал дома. Михаэль не сказал ей, как зовут его друга… – Иосиф подозревал, что, в случае необходимости, Коротышка найдет пансион. Юноша пожал плечами: