Поле мечей. Боги войны - Конн Иггульден
Помпей знаком пригласил высказаться Светония, а сам сел. Молодой сенатор поднялся со скамьи и слегка откашлялся. Помпей даже взглядом не позволил себе выразить истинного отношения к этому человеку, хотя давно презирал его за подлость и неразборчивость в средствах. Сейчас Клодий осыпа́л его похвалами и деньгами, а потому Светоний вел себя чрезвычайно уверенно. Говорил он достаточно гладко и ярко, так что без особого труда удерживал внимание сенаторов, а открытая поддержка Клодия позволяла ему ощущать собственную значимость.
– Сенаторы, трибуны, – начал Светоний, – многие из вас прекрасно знают, что меня вовсе нельзя назвать другом Цезаря. – По залу пробежал смешок, и оратор улыбнулся. – И в то же время все мы слышали о его прекрасной победе над гельветами в Галлии. Это действительно великий подвиг, и чернь по праву повсюду восхваляет героя. И все же вопрос о его неоплаченных долгах никак нельзя назвать мелким. Я имею на руках конкретные факты. – Светоний сделал вид, что читает, хотя и без того помнил все цифры. – Герминию он должен чуть меньше миллиона сестерциев. Еще нескольким ростовщикам – миллион двести тысяч. Суммы немаленькие, коллеги. Без этих денег поверившие и ссудившие их люди могут оказаться в пучине бедности. И они имеют полное право обращаться к нам – в том случае, если Цезарь не собирается возвратиться в Рим. Относительно долгов закон вполне однозначен, и нам не следует поддерживать полководца, который им пренебрегает. Настойчиво предлагаю сенату потребовать немедленного возвращения виновника и принудить его расплатиться со всеми гражданами, перед которыми он в долгу. Существует и еще один вариант: потребовать от Помпея ограничить срок пребывания нашего войска в Галлии. Это позволит тем, кто с нетерпением ожидает возврата денег, рассчитывать на определенное время. Но я отдаю свой голос за немедленное возвращение Цезаря.
Светоний сел, и Помпей хотел было вызвать следующего оратора. В этот момент поднялся вновь избранный трибун.
– Ты хочешь что-то добавить, Полоний? – с улыбкой обратился к нему Помпей.
– Только то, что это предложение напоминает большую палку, которой хотят высечь успешного полководца, – решительно ответил Полоний. – Насколько я понял, все долги относят на личный счет Цезаря, хотя деньги пошли на вооружение и обмундирование римских легионеров. Как только он вернется в город, кредиторы жадно вцепятся в него. А если расплатиться не удастся, немедленно последует суровое наказание. Честно говоря, не вижу никакого смысла намеренно отдавать героя на съедение ростовщикам, тем более решением сената.
В зале раздались одобрительные голоса, и Помпей едва заметно улыбнулся. Долги имели многие из сенаторов, так что Светонию предстояло проявить чудеса красноречия, чтобы заставить их проголосовать за удовлетворение требований алчных ростовщиков. Выступление Полония оказалось весьма кстати. Может быть, он все-таки не куплен Клодием? Встретившись с оратором взглядом, правитель Рима едва заметно кивнул, почти не слушая следующего оратора – кого-то из богатеньких сынков аристократов.
Помпей знал, что многие считали роспуск трибунов и назначение голосования всего лишь мастерской уловкой. С особым вниманием следили за его действиями опытные, пожилые сенаторы. Они искали руководства и поддержки в борьбе с новыми игроками. Многие стремились встретиться наедине, однако в сенате страх лишал их силы. Не каждый отважится навлечь на себя враждебность человека, подобного Клодию. Мысль о том, что этот бандит когда-нибудь доберется до консульского кресла, заставляла похолодеть даже такого независимого человека, как Помпей.
Пока молодой безликий сенатор в полусне произносил свою речь, взгляд правителя остановился еще на одном новом законодателе. Тит Милон. Подобно Клодию, он пришел в сенат после того, как потерял место в торговле. Возможно, именно благодаря общему прошлому эти двое отчаянно ненавидели друг друга. Милон был толст и красен от неумеренного пьянства, тогда как Клодий отличался атлетическим сложением. Оба умели ругаться, как самые последние подонки. Помпей иногда раздумывал, нельзя ли натравить их друг на друга. Такое решение проблемы оказалось бы очень кстати.
Голосование прошло быстро, и на сей раз сторонники Помпея не сомневались в своем решении. Клодий молчал, и Помпей понял, что, скорее всего, он каким-то образом приплатил Светонию, но при этом не обещал своей полной поддержки. Так что ночью можно спать спокойно: нападений и погромов не предвидится. Клодий поймал внимательный взгляд председательствующего и кивнул, как равный равному. Помпей кивнул в ответ скорее по привычке, механически, хотя сам в это время обдумывал один из самых отвратительных слухов. Говорили, что Клодий держал в штате телохранителей, которые в качестве средства убеждения использовали даже насилие. Это была лишь одна из историй, витавших вокруг бывшего торговца и нынешнего сенатора. Глаза Клодия хитро блеснули, и Помпей поймал себя на мысли, что завидует Цезарю. Тот сейчас в Галлии, и, невзирая на все трудности кампании, его битвы чище и проще, чем та борьба, которая предстоит самому Помпею.
Глава 28
Брут сердито покрикивал на воинов Десятого легиона. На низкорослых и лохматых галльских лошадках те неумело трусили к подножию похожей на человеческую руку горы, где их уже ожидала группа всадников. Желание Цезаря видеть рядом испытанных ветеранов казалось вполне оправданным и понятным, однако верхом они ездили, словно малые дети. Едва приходилось перейти на рысь, как лошади начинали сталкиваться и натыкаться одна на другую, а красные от напряжения и стыда всадники нередко теряли равновесие и вываливались из седла. Поскольку колонна продолжала движение, им приходилось бежать рядом с лошадью, на ходу пытаясь снова подняться в седло.
Кроме этой, была и еще одна крупная неприятность. Брута очень обидело то обстоятельство, что командование оставшимися в лагере легионами Цезарь поручил Марку Антонию. Конечно, и самого Брута, и Октавиана, как опытных всадников, он хотел видеть рядом, во главе кавалерийского отряда. И все же Марк Антоний не заслужил права быть вторым после самого Цезаря. Такая несправедливость бесила Брута. В ярости он резко повернулся, чтобы навести порядок в рядах Десятого.
– Во имя Марса, держите крепче поводья, а не то я прикажу вас высечь! – крикнул он неумело скачущим легионерам.
В тяжелых доспехах они казались еще более неуклюжими и скорее походили на мешки, чем на всадников. Брут в бессильной ярости закатил глаза: вот еще один неумеха слишком сильно наклонился вперед и, потеряв равновесие, с грохотом свалился прямо под ноги лошади.
Конечно, приближение к месту возможного боя выглядело не слишком эффектно. Десятый легион привык к ритму
