Защитник - Конн Иггульден
– Это все? – спросил Кимон и открыл глаза; там, куда не могло проникнуть солнце, появились белые линии. – Нам еще нужно назвать три корабля и выбрать экипажи.
– У тебя наверняка есть какие-то мысли на этот счет, – сказал Перикл.
Он почти не сомневался, что ему разрешат пойти с остальными. Будучи одним из самых молодых, он тем не менее имел право голоса в собрании. Кимон заставил его испросить разрешение у отца, но это была формальность.
Ксантипп уже давно махнул на все рукой. Казалось, его ничто больше не волнует. Целыми днями он просто сидел и пил неразбавленное вино, читал или смотрел в никуда. Когда его беспокоили, следовала взрывная реакция.
На борту корабля Перикл прожил несколько месяцев, предоставив матери и сестре заботиться об отце. Его миром стали верфь и экипаж, в котором он нашел место. Когда случалось думать об отце, он представлял того человека, каким он был до изгнания и войны, а не того, каким стал.
Размышления прервал вопрос Кимона:
– У тебя есть любимый корабль? Если бы ты мог выбрать любой из трех?
Перикл сощурился от заходящего солнца. Кто-нибудь, не облазивший каждый из этих кораблей сверху донизу, мог бы ответить, что они все одинаковы или настолько близки, что это не имеет никакого значения. Но у него ответ уже был, задумываться не пришлось. Над его головой возвышался нос военного корабля с огромным тараном. В морском сражении именно таран был главным оружием против врага. Внизу, почти на уровне воды, были нарисованы два глаза, которые на таранной скорости поднимались над белой пеной. Носы двух других триер были гладкими и отполированными, вертикальная балка достаточно прочной, чтобы рулевой мог при необходимости ухватиться за нее. На этом же, если присмотреться, в узоре линий и черточек проступало изображение женщины, обвитой виноградными лозами. Перикл сам видел, как плотник завершал работу, постукивая молотком и зубилом уже после окончания долгой смены. Он был не местный, а городской и все, над чем трудился, украшал крошечными завитками и узорами. Женщина, обратившая взор в сторону темного моря, была, возможно, сиреной, вечно увлекающей за собой мужчин. Именно она и определила выбор Перикла.
– Эта, – сказал он. – Она моя любимица.
– Так и есть, – улыбнулся Кимон, увидев в его глазах искреннее удовольствие. – Я тоже так думаю.
– По-твоему, мы настолько сильны, что можем атаковать персов?
Кимон задумчиво кивнул и сказал:
– Ты знаешь, что они вернулись на побережье Ионии? Персидские купцы уже торгуют там, их чиновники берут налоги. Они вернулись… как мухи. – Он на мгновение нахмурился; густые брови придавали ему грозный вид. – Но море принадлежит нам. Острова принадлежат нам. Это то, чему я научился на Саламине. Афины владеют морем. А вот на островах вдоль всего ионического побережья до сих пор полным-полно персов. Оттуда они наблюдают за морем. Используя острова как ступеньки, контролируют прибрежные воды. Что ж, я свободный афинянин и говорю «нет». Наши три корабля – наши три команды – выкурят их оттуда. Море – для Афин.
Кимон снова посмотрел на Перикла, и в его глазах мелькнула настороженность. Но только мелькнула – то, что он увидел, стерло возникшие было сомнения.
– Есть кое-что еще. Я никому об этом пока не говорил…
Перикл склонил голову, желая показать, что достоин доверия.
– Мой отец… – вздохнул Кимон, – он верил, что останки Тесея все еще там. И я надеюсь найти их.
Перикл выпрямился, открыв в изумлении рот:
– Ты знаешь где?
– Нет, – ответил Кимон, – но я знаю, с чего начать. Говорят, он был убит на острове Скирос. Легенда гласит, что его тело увезли, но мой отец слышал, что там в горах есть старая могила. Он всегда хотел найти ее, но… у него не было времени. И вот, Перикл, у нас есть три корабля и есть гоплиты с копьями и щитами. Если на Скиросе персы, я верну остров Афинам и обыщу каждый утес, каждую пещеру и каждое поле.
Он замолчал, устремив взгляд в море, а когда заговорил снова, то как будто начал со вздоха.
– Тесей всегда был моим героем. У него был дворец на Акрополе, и он правил в Афинах как великий царь, но потом отдал власть народу. Все, что было позже, – Солон, Клисфен, собрание – все началось с того первого шага. Человек у власти, который увидел все, как оно есть на самом деле, и отошел в сторону.
Перикл улыбнулся. Он знал, что Кимон хочет быть героем, как Ахилл, Тесей или Геракл. Он ничего не имел против. Любой, кто найдет останки Тесея, станет частью его истории.
Потерев руки – пальцы были липкими от масла, пота и грязи, – Перикл сказал:
– Он оставил свой след.
– Да, оставил, – посмотрев на него, понимающе кивнул Кимон. – И мы оставим.
Глава 37
Глядя на проплывающий мимо пейзаж, Фемистокл вспомнил, что в юности жил на ионическом побережье. Тогда он не знал, как далеко простирается за ним земля, и как-то раз попал впросак, спросив у своих хозяев, после четырнадцатидневного путешествия вглубь страны, не является ли город Анкира тем самым Персеполем, где пребывает великий царь. Ему уже пришлось прождать целую вечность, пока собирался караван. Предприятие было серьезное и готовилось тщательно. Две дюжины повозок, запряженных мулами и волами, сопровождали восемьдесят нанятых охранников, назначение которых состояло в том, чтобы не подпускать дикие племена, имеющие обыкновение грабить и убивать пересекающих пустыню купцов. Продукты и воду везли с собой, словно выходящий в море флот, не рассчитывая пополнить запасы в пути. Фемистокла называли «почетным гостем» и «архонтом», произнося эти слова с персидским акцентом, но на его вопросы не отвечали. Джаван передал его на попечение шурина в Сардисе, за что, насколько мог понять Фемистокл, удостоился поцелуев в обе щеки и огромного уважения. Похоже, афинянин стал ценной фигурой в какой-то игре, где его рассматривали либо как средство возмещения долга, либо как шанс получить крупный выигрыш или повысить статус. Вероятно, его не считали пленником, но и о том, чтобы передумать и повернуть назад, не могло быть и речи.
Караван шел по краю огромной пустыни, дни бежали, а борода и
