Леон Юрис - Суд королевской скамьи

— Вытатуированный номер пациента.

— Да, а дальше следует его имя и диагноз заболевания. Правильно?

— Ла.

— Мы рассмотрели первую половину листа и обратимся к странице журнала номер пятьдесят один. Что находится в левой колонке этой страницы?

— Краткое описание оперативного вмешательства.

— И в следующей?

Кельно не ответил. Баннистер повторил вопрос и получил в ответ лишь невнятное бормотание.

— Не содержит ли она имя хирурга, а следующая — имя того, кто ему ассистировал?

— Содержит.

— И следующая. Объясните милорду и присяжным, что она означает.

— Это...

— Ну?

— Имя анестезиолога.

— Анестезиолога, — повторил Баннистер, повысив голос, что позволял себе крайне редко. — Просмотрите фотокопии и сам журнал, обращая особое внимание на те графы, в которых приводится имя анестезиолога.

Сэр Адам молча пролистал страницы, а затем поднял затянувшиеся влагой глаза.

— Не замечаете ли вы повсеместного отсутствия анестезиолога? Во всех случаях?

— Как правило, не хватало подготовленных людей.

— Но разве вы сами не свидетельствовали, что часто у вас не было анестезиолога и в таком случае вы сами проводили обезболивание; и это была одна из причин, по которой вы предпочитали спинномозговую инъекцию?

— Я.. но...

— Вы признаете, что, согласно журналу, в каждом случае вы имели или квалифицированного ассистента, пли врача, имеющего возможность проводить анестезию?

— Да, это так.

— Значит, вы говорили неправду в своих показаниях?

— В этом пункте память меня подвела.

О Господи, подумал Эйб, нет, я не получаю удовольствия от этого зрелища. Пользуясь скальпелем закона, Томас Баннистер сейчас разбирает его по частям, но я не чувствую ни торжества, ни наслаждения местью.

— Давайте двинемся к следующей колонке. Я вижу слово «нейрокрин». Говорит ли оно о том лекарстве, которое было введено в спинномозговой канал?

— Да.

— И последняя колонка отдана примечаниям.

— Да.

— Вашим ли почерком заполнены колонки на страницах пятьдесят и пятьдесят один и ваша ли подпись стоит в колонке, озаглавленной «Хирург»?

— Да.

— Внимательно изучая журнал, видите ли вы где-нибудь имя доктора Тесслара как хирурга или ассистента?

— Наверно, ему удалось скрыть свое участие.

— Каким образом? Вы были его начальником. Вы постоянно общались с Воссом и Фленсбергом, в качестве помощника которых вы себя представили. Как он мог скрыть свою роль?

— Не знаю. Он был очень хитрым.

— Я же предполагаю, что он просто не сделал в Ядвиге ни одной операции.

— Ходили такие слухи, — обильно обливаясь потом, сказал Адам.

— Теперь откройте, пожалуйста, страницу шестьдесят пять. Она заполнена совершенно другим почерком, кроме подписи хирурга. Как вы можете это объяснить?

— Порой медицинский регистратор заполнял все графы, оставляя только место для подписи хирурга. Это мог быть Соботник, который по заданию коммунистического подполья фальсифицировал записи о ходе операций.

— Но вы же не будете отрицать, что тут ваша подпись? Или она подделана? Если бы вы поймали его за тем, что он подделывает вашу подпись, вы должны были что-то сделать — как вы, например, поступили с Менно Донкером.

— Я вынужден внести протест, — сказал Хайсмит.

— В журнале мы можем найти следы того, какая судьба постигла Менно Донкера, — с беспрецедентной для него вспышкой ярости сказал Баннистер. — Ну, доктор Кельно?

— Часто я очень уставал в конце дня и порой не вчитывался в то, что подписывал.

— Понимаю. Мы сделали двадцать двойных листов из журнала, и на каждом из них примерно сорок операций. Они обозначены как «экспериментальные операции: слева или справа», и мы можем предположить, что речь идет об ампутации левого или правого яичка, не так ли?

— Да.

— Чем они отличаются от операции кастрации?

— Первая означает извлечение мертвых или облученных половых желез, как я уже показывал. Вторая же означает... ну... она означает...

— Что означает?

— Кастрацию.

— Ампутацию обоих яичек?

— Да.

— Благодарю вас, Теперь я попрошу помощника предъявить вам документ, который представляет собой данное под присягой ваше показание Министерству внутренних дел в ходе рассмотрения вопроса о вашей экстрадиции в 1947 году. Оно было написано вами в Брикстонской тюрьме.

Хайсмит вскочил на ноги.

— Это из ряда вон, просто из ряда вон! Давая по просьбе ответчика согласие на изменение процедуры, мы исходили из того, что вопросы будут касаться только регистрационного журнала.

— Имея дело с первой инстанцией, — сказал Баннистер, — сэр Адам представил Министерству внутренних дел данное заявление как часть доказательств своей невиновности. Подчеркиваю — он сам представил данный документ на рассмотрение. Но теперь выявляются разительные расхождения между тем, что он свидетельствовал в 1947 году, что он показывал на начальной стадии этого процесса, и между данными медицинского журнала. Если он считает, что журнал врет, ему остается только сказать об этом. И я уверен, что суд присяжных сможет оценить, какое его заявление считать отвечающим истине.

— Ваш протест отвергнут, сэр Роберт. Вы можете продолжать, мистер Баннистер.

— Благодарю вас. На третьей странице своего заявления в Министерство внутренних дел вы утверждаете: «Я произвел извлечение нескольких пораженных заболеваниями яичек и яичников, но я все время проводил операции, и моей неизменной задачей было излечить часть тела или орган, заболевание которого могло угрожать состоянию организма». Это ваши показания, которые вы давали в 1947 году, чтобы избежать выдачи вас Польше, — да или нет?

— Это было очень давно.

— А месяц назад в этом зале суда вы свидетельствовали, что провели несколько дюжин операций и ассистировали доктору Лотаки при еще одной дюжине операций. Говорили вы это, стоя на этом же месте?

— Да, после своего заявления в Министерство внутренних дел я припомнил, что провел еще несколько операций.

— Ну что ж, доктор Кельно, я предполагаю, что, если вы еще добавите все овариэктомии и ампутации яичек, зафиксированные в данном журнале, их число дойдет до двухсот семидесяти пяти, не считая того, что вы ассистировали еще при сотне операций.

— Я очень сомневаюсь, что можно подсчитать точное число операций. Вы сами видите, что их было порядка двадцати тысяч. Как я могу помнить, сколько прошло через мои руки?

— Доктор Кельно, — продолжал настаивать Баннистер, голос которого снова обрел привычную мягкость, — вы слышали заявление Туклы, что было еще два тома подобных записей, заполненных до того, как вы покинули Ядвигу. Это факт?

— Да, может быть...

— Что, по вашему мнению, поведают нам эти два тома, если они внезапно появятся на свет? Не станет ли нам совершенно ясно, что число операций, которые вы провели лично или при которых ассистировали, близится к тысяче?

— Пока я не увижу записи своими глазами, я ничего не могу сказать.

— Но вы согласны, что провели или ассистировали при трехстах пятидесяти операциях, которые нашли отражение в этом томе?

— Думаю, что с этим можно согласиться.

— И вы не можете не согласиться, что у вас были обезболивающие препараты, но вы никогда лично не проводили обезболивание на операционном столе, как показывали раньше.

— Эти детали я не могу точно припомнить.

— Я попрошу вас открыть страницу третью вашего заявления в Министерство внутренних дел и процитирую ваши же слова: «Я категорически отвергаю обвинение, что когда-либо проводил операции на здоровых людях, мужчинах и женщинах». Говорили ли вы это в 1947 году?

— Такова была моя точка зрения в то время.

— И разве вы не заявляли то же самое в этом зале суда?

— Да.

—Теперь откройте журнал на странице семьдесят два и взгляните на четвертую операцию снизу, объектом которой был некий Олег Солинка. Расскажите суду о ней.

— Здесь говорится... цыган... по приговору суда...

— И операция представляла собой...

— Кастрацию.

— Это ваша подпись как хирурга?

— Да.

— А теперь прошу вас обратиться к странице двести шестнадцать. В середине листа мы видим греческую фамилию Пополус. Не можете ли зачитать для милорда и присяжных описание диагноза, операции и сообщить имя хирурга?

— Это был еще один приговор суда.

— И вы кастрировали этого человека, потому что он был гомосексуалистом?

— Я... я...

— А теперь прошу вас обратиться к странице двести восемнадцать. В самом верху ее мы видим женское имя — скорее всего, она была немкой, — Хельга Брокман. Что вы можете поведать о ней?

Кельно уставился на страницу.

— Ну же? — поторопил его Гилрой.