Гор Видал - Сотворение мира

Зал приемов Хуаня напоминал безупречно отполированный деревянный ящик. Большинство государственных строений в Китае деревянные, а дома бедняков — из необожженного кирпича, с тростниковыми крышами. Из камня строят только крепости, и очень грубо. Все здания строятся в соответствии с четырьмя сторонами света — севером, югом, востоком и западом. Каждая из сторон имеет свои особенности: например, если спишь головой на север, то непременно умрешь, и тому подобное.

Я тогда не знал, что заключен в доме главного министра. Как высшее должностное лицо Пин-гуна, Хуань возглавлял совет из шести министров, представлявших собой шесть знатных фамилий, управляющих землей Цинь. Пин-гун имел очевидное пристрастие к крепкому напитку из перебродившего проса. В итоге он провел большую часть своего правления, уединившись с наложницами и собутыльниками у себя во дворце. Раз в год он появлялся в храме своих предков и приносил жертву небесам; в остальном по влиянию на государственные дела его можно было бы приравнять к усопшим предкам.

Разумеется, при первой встрече с главным министром ничего этого я не знал. Министр принял меня, как я счел, со всей китайской изысканной любезностью. На самом деле он обращался со мной, как с дорогим рабом.

Хуань жестом пригласил меня сесть на коврик напротив себя. Хотя мне было суждено научиться говорить по-китайски, я так и не перестал путаться в китайских выражениях. Во-первых, глаголы не имеют времен. Никогда не знаешь, событие уже произошло, происходит сейчас или произойдет в будущем. Во-вторых, поскольку существительные не имеют единственного или множественного числа, никогда не знаешь, сколько фургонов с шелком получишь за железо. Однако, чтобы быть точным, нужно сказать, что языковые ухищрения ухищрениями, но китайские купцы не только прекрасно знают свое дело, но и часто оказываются честными.

Когда я принялся перечислять все титулы Великого Царя и попытался описать, кратко, но ярко, его могущество, Хуань вежливо слушал. Потом сказал:

— Насколько я понял, вы приехали торговать с нами.

Каждый раз, утверждая что-то, он кивал головой, словно желая убедиться, что мы согласны друг с другом.

— Торговать со всеми китайскими государствами, да.

Голова снова качнулась, но на этот раз кивок означал несогласие, и это меня испугало.

— Да. Да. И в то же время нет. Есть лишь один Китай. Есть лишь одно Срединное Царство. Как бы оно ни делилось — это явление временное, прискорбное и, — он взглянул победно, — несуществующее.

— Да. Да. — Подражая ему, я тоже стал кивать. — Но я знаю, что есть правитель Циня, и герцог Лу, и еще один — в Вэй…

— Правда. Правда. Но каждый из них правит только по милости Сына Неба, который только один имеет право на власть, как потомок Желтого Императора.

Я совершенно не понимал, о чем это он, но гнул свою линию:

— Да, почтенный Хуань. Мы знаем об этом могущественном императоре. И Великий Царь шлет ему привет через мою недостойную особу. Но могу я спросить, где его найти?

— Там, где он есть. Где же еще?

Голова снова качнулась вверх и вниз.

Хуань казался неестественно обрадованным.

— В таком случае, я пойду к нему. Туда, где он есть.

— Да. Да.

Хуань вздохнул. Мы смотрели друг на друга. В последующие годы мне пришлось услышать множество вариаций на тему императора, который есть и которого нет там, где он есть и где его нет. В действительности настоящего небесного императора не было уже триста лет. Хотя Чжоу-гун величал себя императором, все его презирали.

Когда дело касается прошлого, китайцев так же трудно понять, как индийцев. Но все они сходятся в том, что давным-давно существовала императорская династия Шан. В течение многих поколений эти императоры обладали небесным правом на власть или, как мы это называем, грозным величием владыки. Но семь или восемь веков назад это право, как водится, было утрачено, и Срединное Царство захватили западные племена, основавшие династию Чжоу.

Первого императора этой династии звали Вэнь. Ему наследовал его сын У. Через два года после получения небесного права — то есть после того, как он вырезал своих противников Шанов — У серьезно заболел, и даже отвар драконьих костей помочь не мог. В конце концов его младший брат Дань, Чжоу-гун, предложил небесам свою персону на место императора. Китайские небеса, кстати, отличаются от арийских и любых других, о каких мне доводилось слышать, тем, что там правят не бог и не боги, а умершие предки, начиная с самого первого человека, так называемого Желтого Прародителя, или Желтого Императора. Следовательно, праведный Дань не молился китайскому аналогу Мудрого Господа, а обращался к трем предыдущим праведным предкам. Здесь следует отметить, что религия этого народа весьма своеобразна, если ее вообще можно назвать религией. Хотя тамошние так называемые звездные боги сродни нашим демонам, поклонение этим низшим божествам мало влияет на процветание страны, которое основано на поддержании гармонии между небесами и землей. А это достигается тщательным соблюдением церемоний в честь предков.

Три умерших царя были столь растроганы предложением Даня занять место брата, что позволили У оправиться от болезни и, что замечательнее всего, за свою милость не потребовали жизни Даня. Для многих китайцев Дань такой же герой, как и его отец Вэнь. Поскольку У прославился своей безжалостностью в войнах, им не всегда так восхищаются. Само собой, циньские правители называли себя прямыми потомками У и отказывали в праве на власть представителям династии Чжоу — потомкам Вэня. Циньские властители непрестанно твердили о гегемонии, якобы по праву принадлежащей им. В данном случае гегемония означает верховную власть над всеми воюющими между собой странами, ныне составляющими Срединное Царство.

Однако небеса так любят китайцев, что отказали в гегемонии циньским владыкам. Как позже выяснилось, правителей Цинь ненавидят все китайцы, в том числе и их собственные угнетенные подданные. Когда я говорю «правители», я не имею в виду гунов. Я имею в виду совет Шести, правящий Цинь, а из шести я выделяю Хуаня — определенно самого выдающегося из когда-либо виденных мною людей и одного из самых отвратительных.

Меня держали в плену шесть месяцев. Моих спутников продали в рабство, железо конфисковали. Мне сохранили жизнь лишь по настоянию Хуаня, убедившего всех, что я один владею секретом выплавки железа. Я в самом деле многому научился, наблюдая за выплавкой магадхской железной руды. В те дни Персия была самой передовой страной в области выплавки железа, а Китай — самой отсталой. Нынче благодаря мне в Китае появились искусные металлурги.

Обращались со мной неплохо. Я часто обедал наедине с Хуанем. Порой я сопровождал его во время визитов к другим вельможам. Но властителю меня не показывали.

Когда я решил, что моей жизни ничего не угрожает, то начал задавать Хуаню почти столько же вопросов, сколько он мне. Ему очень нравилась моя варварская прямота, как он это воспринимал. Но сами вопросы нравились не всегда.

— Почему бы не свергнуть властителя, раз он все равно не правит?

— Как можно!

Хуань, казалось, был в ужасе. Он быстренько начертил у коврика, где сидел, какой-то магический знак — против демонов? Мы находились в комнате с низким потолком, окна которой выходили в сад, заполненный ароматом цветущих слив.

— О, какое варварство! Действительно варварство! Это чересчур даже для человека, приехавшего из-за пустыни.

— Прошу прощения, почтенный Хуань. — Я смиренно уставился в полированный деревянный пол.

— Так ужасно услышать выраженную мысль, что я содрогаюсь, и — о! как больно моей душе! — Он хлопнул себя по животу, где, по мнению китайцев, она обитает. — Наш владыка священен, потому что происходит от императора У. Он, и только он, владеет небесным правом. Даже варвары должны это знать.

— Я знаю, почтенный Хуань. Но вы сами сказали, что Срединное Царство пока не принадлежит ему. Равновесие между землей и небесами — этими великими мехами, как говорят ваши мудрецы, — еще не достигнуто должным образом.

— Правда. Правда. Конечно, так.

Так — то есть правда, он это говорил. Я так и не смог привыкнуть, как китайцы в своем языке путают будущее, настоящее и прошлое. Вроде бы Хуань говорил о том, что небесное право уже принадлежит властителям Пин. На самом деле Хуань имел в виду, что оно когда-нибудь будет принадлежать гуну, потому что уже принадлежит и принадлежало ему, поскольку он — тот, кто он есть. В китайском языке множество тонкостей, и он бесконечно запутан.

— Но ведь пока в Лояне есть император.

— Он не император. Это Чжоу-гун.

— Но он потомок отца У, Вэня. И Лоян — священная столица Срединного Царства.

— И все равно он — всего лишь один из пятнадцати правителей Срединного Царства. А из этих пятнадцати только одиннадцать являются потомками того или иного из сыновей Желтого Императора, придумавшего огонь, и это потомки Императора спасли мир от потопа, а потом получили от небес великий план с девятью разделами — план, попавший в конце концов к императору У, от которого через поколения перешел к нему, смотрящему на юг.