Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая
Вскоре у Натальи Александровны вновь выдалась безработная неделя.
— Знаешь что, — сказал ей Сергей Николаевич, — раз такое дело, поезжайте-ка вы с Никой к Туреневым, тебе надо развеяться.
Наталья Александровна засомневалась.
— Но ведь это дорогое удовольствие. И потом, ты тоже хотел поехать.
— Меня с работы никто не отпустит, а удовольствие это не такое уж дорогое. Поезжай, а то ты у меня совсем закисла.
Прямого автобуса до Асканьи-Нова в те годы не было. Чтобы попасть на место, следовало доехать стареньким разбитым автобусом до Ново-Алексеевки, а уж там за три рубля ловить попутную машину. И вот они взяли билет в кассе на автостанции, и поехали путешествовать.
До Ново-Алексеевки километров семьдесят или чуть больше. И все по степи, по степи, мимо полей с подсолнухами и пшеницей, мимо сел и пыльных лесопосадок. Кое-где, оторвавшись от трассы, уходила в бок, в неведомое, проселочная дорога. Две колеи с зеленоватой лужицей, оставшейся от недавней грозы. Оттого, что дороги уводили неизвестно куда, у Ники при виде их всякий раз сладко щемило сердце. А маленький, гудящий, как жук, автобус все летел и летел по асфальту, и ветер врывался в открытые окна, и трепал занавески, натянутые на проволочках.
В Ново-Алексеевке, скучном степном местечке, как им заранее посоветовали Туреневы, они сразу отыскали Дом колхозника. Длинное приземистое здание стояло на отшибе, прямо в степи, смотрело окнами на закат. Выяснилось, что машина в Асканью-Нова пойдет только утром. Но приветливая дежурная успокоила, сказав, что она устроит их на ночлег, и чтобы приезжие ни о чем не беспокоилась.
— У нас здесь тихо, чистенько, и постельное белье я вам дам.
Они переночевали в маленькой, чисто выбеленной комнате, на пружинных кроватях с туго натянутыми сетками. В семь утра дежурная их разбудила. Пришла машина.
Наталья Александровна и Ника умылись, простились с гостеприимным домом, и вышли в ясное прохладное утро.
Солнце недавно взошло, роса на зарослях лебеды не успела высохнуть, и тень от единственного тополя во дворе протянулась далеко в степь. В листве его, невидимые, галдели воробьи, не то приветствовали новый день, не то уже успели рассориться.
Молоденький шофер с каким-то особенно залихватским русым кудрявым чубчиком, ходил вокруг видавшего виды грузовичка и пинал ногами стертые скаты. Краснея, извинился перед Натальей Александровной, сказав, что не может ее и дочку взять в кабину. «Начальство везу», — шепнул одними губами, хотя никакого начальства на обозримом пространстве не было видно. Наталья Александровна сказала, что это совершенно безразлично, где ехать, наверху даже лучше. И прохладно, и все видно.
Тогда шофер ловко подтянулся, перекинул поджарое тело через борт, перегнулся, схватил Нику, уже стоявшую на колесе, за руки, и втащил ее в кузов. Днище его было чисто помыто и пахло мокрым деревом. Наталья Александровна влезла сама.
Шофер спрыгнул на землю, лишь слегка коснувшись борта, сказал, что сейчас придет, и куда-то ушел. Наталья Александровна и Ника переглянулись и стали смеяться. В этой поездке все веселило их. Им понравился ночлег в незнакомом доме, им нравилось это румяное утро. И тополь битком набитый воробьиным гомоном непонятно почему веселил их.
Они устроились на скамейке, прибитой от борта до борта вдоль кабины. Но вот тень от дерева стала намного короче, а шофер все не шел и не шел.
Наконец, он появился, сопровождая человека в сером костюме, кепке, с портфелем в руке. С двух сторон они подошли к кабине, сели, хлопнули дверцами, и машина поехала. Ника вскочила, встала коленями на скамейку и стала смотреть вперед. Обрадованный ветер сейчас же начал трепать ее волосы, старался вытащить из косичек отдельные пряди.
Машина резво бежала по проселочной дороге, волоча за собой пыльный хвост. Ново-Алексеевка с белыми хатами быстро отвалилась назад и исчезла из глаз. Со всех сторон кружилась, перемещалась одна лишь ровная, как ладошка, степь.
Внезапно Ника заметила, что они едут по странному серебристому морю с самыми настоящими невысокими волнами, неторопливо бегущими вдаль.
— Смотри, мама, смотри, что это? — закричала Ника, не отводя глаз от трепетной, серебристой глади.
Наталья Александровна встала рядом с нею, стала смотреть вперед, подставила ветру лицо.
— Это ковыль, ковыль, — наклонилась она к Нике, — это растение такое, как перышко птицы.
И Нике страшно захотелось, чтобы машина остановилась, и она смогла бы хорошенько разглядеть траву, похожую на птичье перо.
Но машина торопилась все вперед и вперед, и внезапно на горизонте показался зеленый остров. Он вырастал на глазах, он словно выползал из земли, и вот уже стало видно, что они приближаются к плотной купе деревьев с красной кирпичной водонапорной башней в левой, западной стороне. Это и был оазис в ковыльной степи, заповедник Асканья-Нова.
Шофер высадил Наталью Александровну и Нику на краю поселка. Перед ними справа темнела сплошная масса зелени, с левой стороны тянулась неширокая улица, застроенная аккуратными финскими домками. Они стояли на равном удалении один от другого, окруженные огородами и растущими среди грядок невысокими фруктовыми деревьями.
Наталья Александровна помнила, как говорили Туреневы: «Любого спросите, вам покажут». Но вот беда, спросить было некого. Улочка была совершенно пуста. Тогда Наталья Александровна набралась смелости и вошла во двор первого от края финского домика.
Залаяла небольшая собачка. Смолкла и подбежала, извиваясь телом, смиренно кланяясь и подбирая хвост. На крыльце показалась хозяйка.
— Туреневы? А вон, в третьем отсюда доме.
Они поблагодарили и отправились в указанном направлении. Собачка весело побежала за ними.
В шесть часов вечера семейство Туреневых, включая мать Андрея Павловича, вальяжную седовласую Софью Михайловну, Машу, Соню и маленькую трехлетнюю Настеньку, собралось за большим столом. Отдохнувших с дороги Наталью Александровну и Нику усадили на почетные места. Стол был накрыт так, чтобы середина его осталась пустой, и все стали с нетерпением ждать особое блюдо, приготовляемое исключительно самим Андреем Павловичем.
— Скоро там, — нетерпеливо вскричала Софья Михайловна и постучала вилкой по графину с компотом.
В результате заклинания на пороге гостиной появился Туренев. Он внес большой черный противень и поставил его на середину стола. В раскаленном противне аппетитно скворчал маслом равномерно прожаренный золотистый омлет с сюрпризом. Когда его стали разрезать на порции, дети завизжали от восторга и захлопали в ладоши. Омлет оказался слоеным. Внутри его, как в пироге находилась начинка из прекрасно запеченной картошки. На вопрос, как она там оказалась, Андрей Павлович хитро улыбался, наклонял к плечу голову и говорил, что это секрет.
— И это единственное блюдо, которое умеет готовить мой сын, — сказала Софья Михайловна, и непонятно было, она иронизирует или просто констатирует факт.
Дети запивали омлет вишневым компотом, взрослым хозяин дома налил по бокалу белого сухого вина. Выпили за встречу, за то, чтобы она была не последней, а также за все хорошее. Все, как водится в таких случаях.
После ужина Маша подошла к матери, обняла ее и зашептала на ухо:
— Мама, можно мы пойдем гулять?
— Только не долго, — предупредила Ольга Вадимовна, — ты же знаешь, мы сегодня должны подняться наверх.
Маша кивнула, схватила за руку Нику и потащила за собой. Средняя сестра, Соня, очень похожая на Машу, всего на год моложе нее, побежала следом. За ними бросилась, косолапо перебирая ножками, маленькая Настя, но мать перехватила малышку, усадила на колени, дала возможность девочкам благополучно выскочить на крыльцо. Вслед им понесся отчаянный детский плач.
— Куда мы идем? — допытывалась на ходу Ника.
— Сейчас увидишь, — засмеялась Маша и отворила калитку на улицу.
Они миновали два крайних дома и оказались в степи. Высокие позлащенные облака неподвижно стояли на месте. Они не двигались, будто сговорились оберегать закат. А размякшее малиновое солнце выпало из них, и уже наполовину ушло в землю.
Девочки постояли, подождали, пока оно уйдет совершенно и как будто навсегда.
— Красиво, правда? — спросила Соня, — и грустно.
Ей не ответили, просто кивнули головами, соглашаясь. Девочки взялись за руки пошли прямо по целине. Что-то мягкое приятно щекотало ноги. Ника нагнулась и увидела тонкие опушенные стебельки. Она сорвала один и провела им по лицу.
— Ковыль, — небрежно сказала Маша, — здесь его полно.
Впереди неясно темнел неподвижный силуэт сутулой человеческой фигуры.
— Туда! Туда! К скифской бабе! — закричали девочки Туреневы и бросились бегом.
