Переулок Мидак - Нагиб Махфуз
— Я не найду покоя, пока не размозжу ему голову и не переломаю кости! Да, я не могу забыть ни того, что ты сбежала с ним, ни того, что все видели, как ты прогуливалась вместе с ним. Нет никакой надежды, что мы когда-нибудь будем с тобой снова вместе. Я навсегда потерял ту Хамиду, которую любил. Но этот негодяй должен страдать так же, как мы оба. Скажи мне, где его найти?
Мозг её стал соображать с лихорадочной скоростью, опережая язык:
— Сегодня у тебя не выйдет. В воскресенье в полдень, если хочешь, приходи: может быть, ты застанешь его в баре, что в начале этого переулка. Он единственный египтянин, который посещает его. Если ты его не узнаешь, я укажу тебе на него глазами… Но что ты собираешься с ним сделать?
Последнюю фразу она произнесла с некоторым страхом за Аббаса из-за последствий этого предприятия, но он в приступе безумного гнева и отчаяния воскликнул в ответ:
— Я разобью голову этому мерзкому сутенёру…
Пристально вглядываясь в его лицо, она задавалась вопросом: «Может ли Ал-Хулв убить его?!» Ответ на него подсказал ей её проницательный ум, хотя она надеялась, что вокруг этого дела поднимется скандал, который отдаст Фараджа в руки закона, и таким образом она отомстит за себя и освободится из его плена. Эта идея понравилась ей без всяких лишних размышлений и критического анализа, хотя в голову ей закралось одно искреннее желание — чтобы Ал-Хулв не рисковал и не причинил ему тяжкого вреда. Она положилась на бога, чтобы он помог Аббасу отомстить за неё своему сопернику, не став жертвой сам!… Потому предупредила:
— Только пусть тебе не приходит на ум желание отомстить ему, пренебрегая собственной жизнью! Просто побей его… Опозорь его… И тащи его в полицейский участок, а потом его будут судить за преступления…
Но он не слушал её, а казалось, говорил сам с собой:
— Так не годится — мы страдаем, а он не заплатит за это. С Хамидой покончено. С Аббасом тоже. Как этот сутенёр будет жить в безопасности и смеяться над нашим несчастьем? Я сломаю ему шею и задушу его (тут он громко спросил у неё):
— А ты, Хамида, что будешь делать со своей жизнью, если устранишь со своего пути этого дьявола?
Она испугалась этого вопроса, ибо он мог привести его к былым чувствам к ней, и потому с тихой решительностью ответила:
— Я разорву все связи со старым миром, продам свои драгоценности и найду благородную работу где-нибудь подальше отсюда…
Он надолго замолчал, погрузившись в грустные раздумья, отчего Хамида испытала целую гамму тревожных чувств, пока Аббас не склонил наконец голову и не сказал еле слышно:
— Моё сердце не может простить этого… Не может… Не может… Однако не спеши снова исчезать, пока не увидим, как закончится всё это дело…
В его тоне она обнаружила нотки прощения и капитуляции, и глаза её беспокойно блеснули. В глубине своей мятежной души она предпочитала, чтобы погибли оба — и Аббас, и его противник, нежели последний вернулся к ней с распростёртыми объятиями, хотя она и не могла открыть, что происходит в её душе. Скрыться ей будет не трудно, если она того захочет. А если свершится месть, которой она так жаждала, то можно будет отправиться в Александрию, о чём так много говорил Ибрахим Фарадж. Там её ждёт безмятежная жизнь на свободе без всяких оков и в безопасности от непрошенных гостей. Вот почему она таким нежным тоном сказала Аббасу:
— Как захочешь, Аббас…
Сердце его мучилось от горечи безнадёжности и готовилось отомстить, но при этом по-прежнему пребывало в замешательстве и питало к ней нежные чувства…
33
То был день радостного прощания. Сердца всех жителей Мидака прониклись единым чувством, ибо господин Ридван Аль-Хусейни занимал высокое положение среди всех без исключения. Он просил Аллаха избрать его для совершения паломничества в Мекку в этом году, и получил желаемое. Все знали, что отправится в путь в этот день после полудня по воле Милостивого прямиком к Суэцу для путешествия в Святые земли. Его дом был полон старыми друзьями и братьями-верующими, которые пришли попрощаться. Они окружили его, собравшись в старой скромной комнате, стены которой часто слышали их благочестивые приветливые речи по вечерам, повторявшиеся из года в год. Разговор их шёл о хадже и воспоминаниях о нём. Их речь доносилась со всех уголков комнаты вокруг дыма от жаровни с благовониями. Каждый рассказывал понемногу обо всём, связанным с хаджем как в нынешнюю эпоху, так и в прошлом. В качестве доводов они приводили много выдающихся хадисов и прелестных стихов на эту тему. Один обладатель мелодичного голоса читал нараспев некоторые из айатов Корана. Затем все стали слушать длинное красноречивое выступление господина Ридвана, в котором он передал всю нежность и доброту своего сердца:
— Счастливого вам путешествия и славного возвращения…
На лице господина Аль-Хусейни засияла непорочная улыбка, придававшая ему ещё больше красоты. Он ответил своим нежным голосом:
— Брат мой, не напоминай мне о возвращении. Ибо тот, кто намерен совершить паломничество в Дом Аллаха, и в сердце его тоска по родине, заслуживает лишь того, чтобы Аллах отменил ему Своё вознаграждение, не принял его мольбы и забрал его счастье. Я вспомню о возвращении на самом деле только тогда, когда покину колыбель божественного откровения на обратном пути в Египет. Я намереваюсь совершить паломничество и во второй раз, если Милостивый Господь разрешит мне это и поможет. Если бы я только мог провести оставшуюся жизнь в Пречистой земле, я бы и днём и ночью видел бы землю, по которой
