Михаил Ишков - Валтасар
Вот что еще угнетало. Господи, ты только посмотри, кто опять вошел в силу, кто вертится возле Набонида! Кто громко славословит Сина, требует изготовить его изображение для храма в Харране побогаче, понаряднее!.. Потомки проходимца Басии — Шум-укин и Сили-бел, сыновья Бел-зебри и Кальба. Ростовщик Икишани, преследовавший заслуженного Рахима-Подставь спину теперь заправляет имуществом царя! Этот крокодил не постеснялся публично заявить о том, что впредь не намерен терпеть унижение, какое нанес ему небезызвестный Рахим-Подставь спину, нагло пристроивший к его стене свой поганый дом. Он намерен требовать компенсации через суд! В то же время сильные, дети сильных, внуки сильных в Вавилоне, а также мудрые, дети мудрых, внуки мудрых стали неугодны царю. Даже Хашдайя, сын Рахима, и Акиль, жертвовавшие своими жизнями в Экбатанах, остались без положенной награды. Было сказано они исполняли долг, а за него не платят.
Нур-Син не мог вообразить, как он, потомок ассирийских царей будет бок о бок трудиться с Икишани — при одной только мысли об этом впадал в печаль. Требовал темного пива. Шума был тут как тут.
Выпив кружку другую, успокаивался, начинал трезво оценивать возможность вновь вернуться на царскую службу. Согласие с Икишани найти можно, было бы ради чего терпеть этого крокодила, но отречься — ни за что! Значит, следует искать выход, суметь вывернуться.
Припомнились времена Навуходоносора, когда каждому удивительным образом нашлось место в упряжке, каждый тянул свою бечеву, и вся страна неторопливо, со скрипом, а то и быстрокрыло, как бы по мановению руки, двигалась к процветанию и величию. Теперь же то ли цель затуманилась, то ли веревки поистерлись, то ли новые веяния, овладевшие тягловым людом, научали — плюнь и разотри, замкни уста, позаботься о своем кармане, он ближе к сердцу. Если так рассуждать, понятно, с какой стати взорлил Икишани.
Что же делать? К чему приложить руки? Сидеть дома, время от времени посещать царский музей? Не отсидишься! В пророчествах ясно сказано — конец будет страшный. От одной только мысли, что их всех ждет, начинали неприятно и обильно потеть ладони.
Затеять новый заговор? Подобные предприятия никогда не прельщали Нур-Сина. Ему слишком хорошо было известно, чем заканчивались подобные интриги в том случае, когда заговорщиков хватали до начала мятежа и когда они добивались успеха. Пример отца был перед глазами. На пользу ли заговор, когда мидийцы под боком?
Проклинал мидийцев, Набонида, свору жадных до государственного имущества хищников, вмиг пригревшихся возле трона. Каялся и молил — научи, Создатель, дай знак, в какую сторону брести?
Вот так, с обмельчавшей душой, испытывая гадливость после написания благодарственного письма Набониду с восхищениями по поводу небывалой, поистине царской щедрости правителя, он начал обхаживать престарелого дядю. К счастью, старый эконом оказался в здравом рассудке и ссориться с племянником, главой рода, не собирался. Старшей дочери, тоже метившей на эту должность, они оба — старик и Нур-Син — объяснили, что в этом случае ей как жрице нельзя будет иметь детей. Мужу придется брать наложницу. Кроме того, у нее еще две сестры, и без помощи Нур-Сина ей будет очень трудно обеспечить их будущее. Зачем родственникам ссориться? Нур-Сина успокоил ее — у меня все равно нет потомства, так что участвуй в церемониях, крутись на виду, излучай святость, может, придет твой черед.
Уломали.
Дядя обговорил в храме условия, осталось только получить негласное одобрение царя. Тот по закону не имел права вмешиваться в выборы высших должностных лиц храмовых коллегий, однако Нур-Сина был извещен, что согласие необходимо, ибо в противном случае царь обделит Эсагилу добычей, а вот этого допустить было никак нельзя.
* * *Сразу после летнего солнцестояния и праздника Шамаша-Солнца в Вавилон пришло известие о том, что мидийцы перешли границу и осадили Харран. Перед самым выступлением войска в поход царь вызвал Нур-Сина. На этот раз хранителя провели в личные апартаменты царя. Нур-Син ступал по знакомым переходам и внутренне готовился к встрече с царем. Обращался с мольбой к Мардуку — спаси и сохрани. Едва слышно шептал — да поможет тебе в том имя Яхве, также нареченного Саваофом, Адонаи, Элохимом, Всемогущим, Всевышним, Господином нашим.
— Я познакомился с твоим отчетом, Нур-Син, — объявил Набонид. — Ответь мне на главный вопрос и в зависимости от твоего ответа я дам или не дам согласие на избрание тебя на должность эконома Эсагилы.
— Господин, я в твоей воле.
— Кого ты считаешь своим покровителем в этой жизни? Кто помогает тебе переносить тяготы обыденного существования? Кто указывает тебе путь в ночи?
Нур-Син помедлил, потом выговорил.
— Мой покровитель — создатель всего сущего Мардук-Бел.
— Так ли? — усмехнулся царь. — Говорят, в последние годы ты увлекся новомодными штучками, прислушиваешься к голосам чужих пророков, утверждающих, что Бог един и имя ему Яхве. Это правда?
— Нет, господин. Имя ему Мардук-Бел. Именно ему я поклоняюсь, а также чту его ипостась, называемую Сином.
— Син не ипостась! — резко выкрикнул Набонид. — Он — хранитель и оберегатель нашей земли. Только его осветляющая тьму щедрость не дает нам заблудиться в ночи. Его свет отражает Солнце-Шамаш, ибо днем и так светло, а ночью без света луны — мрак и ужас. Он тянет, как вол, работает, чтобы мир кружился по заданным направлениям, исполнял законы, полученные прадедами от богов. Каждый месяц он жертвует собой, чтобы умереть, и каждый раз возрождается для священного поприща. Какой другой бог способен погубить свою плоть, чтобы правда и свет торжествовала в мире?
— А как же великий Бел-Мардук, наш Господь? — оторопело спросил Нур-Син.
— Мардук, древние Ану, Эйа и Энлиль сделали свое дело…
Он оборвал фразу, однако ее завершение само собой беззвучно прозвучало в голове Нур-Сина.
— Но, государь… — развел руками Нур-Син.
Набонид вздохнул.
— Я смотрю, при всем твоем уме тебе трудно сразу осознать замысел, который я столько лет вынашивал в тиши. Вот здесь! — он внезапно вскрикнул и ударил кулаком в левую часть груди. — Неужели непонятно, что государству необходим единый культ! Чтобы каждый подданный впадал в восторг при одном только упоминании имени верховного божества, освещающего путь в ночи. Эта была великая задумка Навуходоносора, именно ради нее он сотворил столько добра на верхней земле. Он верно метил, ошибся только в имени. Наш Господь — Син! Но об этом после. Вдумайся, Нур-Син, если каждый начнет молиться на особицу, верить и почитать своего кумира, как скрепить государство, чем насытить души людей, чему учить детей в эддубах?! Считать звезды в небесах? Это, конечно, важно, но прежде мы все должны слиться в единую общину… Ты понимаешь, о чем я?
— Очень даже понимаю, государь… — тихо откликнулся Нур-Син. — О том же твердит и Астиаг.
— А-а, вот ты куда клонишь, — разочарованно выговорил Набонид. — Что ж, я знакомился с учением Заратуштры, но, если ты подпал под власть его ложных пророчеств, должен огорчить тебя — мир един, и тот, кто отрывает день от ночи, свет от тьмы, заблуждается. Ищет не там, где следует.
— С этим я полностью согласен, — ответил Нур-Син.
— Он согласен! — криво усмехнулся царь. — Не согласие мне требуется, а единение. Если хочешь, я жду понимания и смирения. Готовности жизнь положить на поиск и утверждение истины. Ты всегда верно служил мне, неужели теперь, когда началась война, ты меня разочаруешь? Ведь страшны не мидийцы, страшен внутренний враг. Те, кто поселился рядом с нами и не признает наших богов, кто поклоняется в тиши и никто из нас — даже я, властитель четырех стран света, не знают, о чем они там в уголке шепчутся. Вот с кем нам скоро придется вступить в битву.
«Все, откажет», — пронеслось в голове у Нур-Сина.
Неожиданно Набонид вскинул руку, помахал ею перед собой.
— Ладно, я готов выслушать тебя, — выговорил он усталым голосом. — Я понимаю, что в таких делах, как выбор имени Бога, трудно сразу разобраться, что к чему. Расскажи мне о Кире. Это что за выскочка? Царского ли он рода? Кто такие, эти персы? Достанет ли у них силенок отвлечь Астиага от Харрана?
Не дожидаясь ответа, он поднялся с кресла, опять же установленного на возвышении — это в собственном помещении для отдыха! — подошел к столу и пригласил Нур-Сина взглянуть на чертеж, на котором была изображена верхняя земля со всеми ее морями, горами, пустынями, равнинами, странами, городами и торговыми путями.
Владения Вавилона представляли собой подобие серпа или месяца, в вершине которого лежал Харран. Ниже и сбоку Вавилона, нарисованного красной краской, в подбрюшье серпа, располагалась Сирийская пустыня, южнее переходящая в пустыни Аравийского полуострова. Карта была исчеркана линиями караванных и торговых путей. Вверху перекрестье главнейших торговых путей замыкалось на Харране, внизу их частая сеть исчеркала север Аравии.
