Государев наместник - Николай Алексеевич Полотнянко
– Известное дело – пограничная служба. Городок Карсун заложил, в нём крепость, вал по обе стороны повели до Синбирска и Инсара.
– Трудно было после московской жизни?
Хитрово знал, что Ртищев мечтает о большом самостоятельном деле, но государь не отпускал его от себя ни на шаг. Назревали серьёзные перемены в церковной жизни, и умный, ведающий в богословских вопросах Ртищев был ему необходим в качестве первого советника и собеседника.
– Для меня черта стала новым делом, – сказал Хитрово. – Государь мне многое доверил, а справился ли я, не знаю.
– Что ж, не один ты из ближних к царю людей этой думой занят, – улыбнулся Ртищев. – Государь сегодня спрашивал о тебе.
– Как он обо мне мыслит? – помедлив и заметно волнуясь, спросил Хитрово.
– Не смущай меня, Богдан, – ответил Ртищев. – Мое правило – не выносить ничего из дворца. Государь это знает, и лишиться его благорасположения я не хочу. Вот о своей задумке могу рассказать.
Хитрово понял, что ясного ответа не получит, и упрекнул себя за то, что слишком быстро в пограничной глухомани отвык от придворных обычаев. Здесь, при дворе, каждый стоял за себя, и если помогал другому, то так, чтобы его не задела даже случайная немилость царя. А государев гнев непредсказуем, как землетрясение.
– На какую задумку ты, Федор, решился? – спросил он, скрывая неудовлетворение.
– Мыслю я учредить школу, в которой бы наши братья, учёные монахи из Киева, обучали языкам, греческому, наукам словесным до риторики и философии. Наши епископы, не говорю о простых иереях, плохо образованы, не знают богословия, путаются в самых ясных понятиях. А Русь в настоящее время оплот православия, наши угнетенные турками братья с надеждой взирают на Москву, чая если не скорого освобождения от ига, то духовной поддержки. Тем временем в нашем богослужении имеются серьёзные расхождения с тем, как понимают православие греки, сербы, болгары. Все это необходимо устранить, а для этой работы нужны образованные правщики книг, просвещённые иерархи, способные проводить политику Москвы в зарубежье. Государь мыслит осадить хана в его поползновениях. Русь должна быть полновластной в своих южных пределах и на Слободской Украине.
Хитрово были ведомы замыслы царя и государевой думы об укрощении крымского хана и повороте русской внешней политики с западного направления на юг, в сторону Дикого поля. В его понимании, Русь представлялась ему избой, у которой не было одной стены, это было Дикое поле, и через него постоянно вторгались крымцы и ногаи, уволакивая людей, скот и имущество.
– В Заволжье усилились калмыки, – сказал он. – Постоянно нападают на русские поселения. Сейчас с башкирами сцепились, воюют друг друга. Черта нам поможет отгородиться от них, но она дорога и людей много забирает.
– Другого пути нет, – задумчиво произнес Ртищев. – Казна пуста, новый соляной налог государь указал, скрепя сердце. Но в мыслях у него есть и другое – собрать Земский собор, принять новое Уложение, которым навечно прикрепить крестьян и посадских людей к тяглу. Будут отменены урочные годы и крестьянам запрещён выход от владельцев.
– Давно пора! – воскликнул обрадованный известием Хитрово. – Надобно приравнять крестьянишек к кабальным холопам. Сейчас в бегах полстраны, тягла не исполняются, денег взять не с кого, казна пуста!
Ртищев подошел к полкам, где у него стояли книги, и взял большой лист бумаги.
– Я прошлым летом разговаривал с английским купцом Самуэльсом, не по торговым делам, а пытал его о тамошних порядках. Всё у них не по-нашему устроено, но самое любопытное, что там крестьяне уже триста лет свободны. Триста лет! А мы только надумали запретить им выход. Я вот записал, сколько доходов получает английская казна, в десять раз больше, чем наша.
– Там крестьяне владеют землей?
– Нет, нанимают её на срок у лордов.
– Эх! – усмехнулся Хитрово. – Им бы наши заботы. У них крестьянишки от безземелья в Америку утекают, а у нас земли немеряно, наш мужик землю нанимать не будет, уйдёт, куда ему вздумается, и найдёт себе пашню. На Руси мужика надо держать в кулаке.
– Да, все у них не как у нас, – согласился Ртищев. – У них основная прибыль в казну от торговли, а мы своих купцов гостиной и суконной сотен в дым разорили. На днях они челобитную государю подали, что вконец исхудали и обнищали. Всем памятна судьба гостя Надеи Светешникова, который ссужал Михаила Фёдоровича на десятки тысяч рублей и был выставлен на правёж за недоимку.
На дворе стало смеркаться. Перехватив взгляд Хитрово, брошенный на окно, Ртищев спохватился:
– Извини, Богдан, я тебя совсем заговорил. Экий я невежа, гость в доме, а стол пустой!
– Мне пора домой, – сказал Хитрово, поднимаясь с лавки. – Я с дороги, родных ещё толком не видел.
– Поцелуй за меня своих, – говорил Ртищев, провожая двоюродного брата на крыльцо. – Я редко у них бываю, но ты знаешь царскую службу. Приходи во дворец завтра, как обычно, после утрени.
Хитрово въехал в своё подворье и сразу учуял запах дымка: протопленная господская баня ждала хозяина. На поварню с двумя ведрами молока шла баба, в огороженном жердями загоне толпились телята, споро расседланный конюхом Буян хрумкал овсом, матёрый бык, привязанный цепью к вкопанному в землю столбу, наклонив рога, рыл снег передними копытами и крутил хвостом. На всем подворье ощущалось присутствие порядка, довольствия и покоя.
Хитрово соскучился по своей домовой бане. Он любил попариться, поваляться на полке под огнедышащими ударами берёзового или дубового веника. В Карсуне ему приходилось париться в общей бане, она была слишком просторной, построенная из дубовых брёвен, и всё в ней было не то, что своя баня, которая для всякого русского человека – начало и конец земного пути, в ней его купают после рождения и обмывают после кончины.
Встретивший хозяина на крыльце Герасим сказал, что баня готова и госпожа уже там. В предбаннике Мария на лавке раскладывала белье, своё и мужнино, рядом лежали гребни, редкий и частый, два мыла, жидкое и твёрдое, купленные у казанских торговцев.
– Вот я тебя и поймал одну, Маня! – воскликнул Хитрово, входя в предбанник.
Он обнял её, поцеловал распущенные ниже бёдер золотистые волосы и стал снимать с жены рубаху. Жарко выдохнул:
– Не забыла меня?
Она затуманенным взором посмотрела в его глаза, и уголки её запунцовавших губ приподнялись в призывной улыбке.
3
Москва просыпалась рано, ударили, спугнув городских ворон, колокола сорока сороков стольных церквей и соборов к утрене, проснулся государь в своём дворце, проснулись бояре, служилые и прочие
