Я знаю точно: не было войны (СИ) - Тарханов Влад

— Понимаешь, Есик, нам уже пора замахнуться на большее, чем простое агитпредставление. Мы уже переросли простые формы, нам надо идти вперед! — Моисей торопился высказать свою мысль, а от этого его речь становилась прерывистой, вот-вот, и он начнет сбиваться, как было не раз, когда Моська начинал нервничать.

— Спокойно, Мося, что ты конкретно предлагаешь. Мне преамбула не нужна.

— Все просто: мы должны поставить сатирический спектакль. Нет-нет. Мы оставим те же формы. Это будет наш пролетарский спектакль, которому не потребуется сцена и подмостки. Мы будем работать так же, но не отдельные сцены, а целиком… понимаешь меня, целиком связанное действие от первой минуты и до последней!

— Я это понимаю. Но зачем это нужно? Спектакль? Мося, ты же знаешь, эту форму оттачивали такие мастера…

— Ты не понимаешь, Еська… Мы сохраняем форму. Мы сохраняем художественный стиль. Мы все сохраняем. Просто мы делаем масштабнее. Получится нечто единое, целое. Я уже прикинул. Это будет здорово!

— Моисей, не гони лошадей! Прости, что в рифму… Я уже сказал, что мы выступаем у железнодорожников, по времени получается, что спектакль разучить не успеем. Верно?

— Если постараться…

— Мося, халтуру гнать не будем. — Когда Еська хотел, его голос становился строгим, как у настоящего учителя, в такие минуты ему никто не возражал…

— Скажи, Мосенька, а наш гимн оставишь, или выкинешь его в угоду новым художественным веяниям? — с хорошо заметной иронией спросила Ривка.

— Наш гимн — дело нерушимое… — заметил Еська, — мы без него начинать не будем!

И они дружно запели, поддавшись неожиданному порыву:

«Синяя блуза»— веселый народ,

Ходит с завода на завод

Не для «прекрасных» нэпманских глаз,

А для широких рабочих масс.

Глава шестая. Встреча

Глава шестая

Встреча

Праздник был в самом разгаре. Воздушные шары, толпа ликующих людей, которых было несколько тысяч. Из репродуктора звучал бодрый марш. Сводный отряд пограничников, который прошел по полю парадным маршем, получил, наконец-то, команды «Вольно» и «Разойтись».

Бойцы были рады возможности отдохнуть, окунувшись в атмосферу праздника. А чтобы они не слишком увлекались, так на это есть командиры и патруль. Григоряну повезло: он не в патруле, это не его работа, и до вечера свободен. Стараясь делать незаметно, он искал ее... Конечно, девушка могла не прийти на праздник, но… Он знал про нее уже достаточно много — помогли ее приводы в комендатуру, даже тот факт, что она была прекрасной пловчихой, говорил о многом. Из простой еврейской семьи, учительница, комсомолка и активистка.

Аркадий надеялся увидеть ее одну, но может быть, она придет вместе с сестрами, поэтому в стайки молодых девушек всматривался особо пристально. Девушек внимание молодого симпатичного командира-пограничника нисколько не смущало, и прыская в кулачок, бесхитростно строили глазки.

Наконец он увидел ЕЕ... Которая ТАК зацепила его чем-то… красотой? Не только. Хотя красотой тоже. Наверное, ему импонировал ее характер: веселый, задорный, решительный, иногда готовый вот-вот перейти грань, но никогда этого не делавший. Он сам не мог отдать себе отчета о том, что его заставило высматривать в толпе именно ее. Мысли стали обостренными, как-то надо было подойти и представиться, но как? Выход был найден по какому-то наитию. Решив, что эта компания — команда синеблузников, именно эта мысль зацепила следующую, которая и привела к неожиданному решению.

Аркадий подошел к ним, обращаясь к парню, которого посчитал за старшего — Разрешите представиться, младший лейтенант Григорян.

Невысокий, полноватый, остальные держались вокруг него, пусть и не точным кругом, но все-таки, именно он был центром компании. И при этом натолкнулся на ее взгляд. Не то чтобы удивленный, скорее, оценивающий.

— Простите, чем могу служить? — запустил немного старорежимную формулировку фразы Есик, к которому обратился незнакомый военный, и которому надо было как-то проявить свое легкое недоумение. Оно было не только у него, а у всех ребят. Уже здесь к ним присоединились Голда Рубинчик, подружка Ривки, Петя Мочало и Андрей Погорелов, участники их коллектива, а вот появление молодого военного в их планы на сегодня не входило.

— Я знаю, что вы синеблузники. — Аркадий говорил практически без акцента, но немного волновался, из-за чего стал произносить гласные немного жестковато.

— Это так, — подтвердил худрук коллектива Луферман, — но откуда вы знаете про нас?

— У меня служба такая — знать все. Граница.

— Хорошо… — Есик постарался придать голосу больше дружелюбности, — и все-таки. Чем мы можем помочь?

— Я отвечаю за политическую и воспитательную работу в нашем отряде, узнал о вашем коллективе. Приглашаю вас выступить перед пограничниками. Не возражаете?

Есик пораженно посмотрел на нового знакомого. — А как же мы можем возражать? Мы с удовольствием выступим. А когда?

— В части ровно через две недели запланирован концерт. Будут выступать наши ребята, артисты из области. Я согласую ваше выступление со своим начальством и внесу его в программу.

— Осип Давыдович Луферман, художественный руководитель «Синей Блузы», рад с вами познакомиться. Конечно же, мы согласны. — Есик крепко и радостно пожал руку новому знакомому, и стал не выпуская, энергично ее трясти.

Аркадий улыбнулся улыбкой, которая порой получалась очень откровенной и обаятельной. Девушки зашептались о чем-то между собой, о чем Аркадий догадаться не мог.

Его сообщение явно вызвало у молодых ребят радостное оживление. Один из них заявил:

— А вот на это время мы точно успеем!

Но второй — невысокий, плотноватый парень спортивного вида расстроено сказал:

— А меня не будет. Я с первого по шестнадцатое буду на учебе.

— Давайте, я вас с нашими познакомлю. — Еська был просто в восторге от того, что все так удачно складывается.

Аркадию в ответ, удалось сдержанно кивнуть головой. Он немного смутился от того внимания, которое было ему оказано, но сам ведь пошел на это, как говорится, назвался груздем…

— Это Моисей Гурфинкель, наш гений-сочинитель, а это — Валентин Куняев, хороший парень и постановщик всех номеров, Петр Мочало — у нас он основа основ, держит все на себе, Погорелов Андрей — прекрасно поет, да и спортсмен знатный.

Ребята подходили к Аркадию, который если и был их старше, то совсем ненамного, но форма делала его значительнее и солиднее, так что они выглядели рядом с ним молоденькими пареньками, каждый жал ему руку и отходил немного в сторону. Наконец наступил черед девушек.

— Сонечка Пришвина, наша честь и совесть, кристальной души человек, Голда Рубинчик — эталон неземной красоты (эту фразу Есик произнес с еле-еле намечающейся иронией), и Ривка Гольдберг — наше сердце и пламенный мотор.

Девушки тоже жали ему руку. Аркадий старался не слишком крепко сжимать девичьи ладони, но от пожатия последней его рука пылала, да и щеки тоже. Пожатие было крепким и энергичным.

— А давайте, пойдем в тир, покажем товарищу лейтенанту, что тоже умеем стрелять, не хуже военных!

Предложение худрука Луфермана вывело Аркадии из неловкого оцепенения, которое, впрочем, ощущал только он сам. А, может быть, не только он? Может быть, и она ощущала что-то подобное. Стараясь не смотреть на Риву, Аркадий согласился на предложение, и они гурьбой направились к небольшому импровизированному тиру, который расположился у высоких тополей на северном конце летного поля. Эта шумная компания ребят однозначно нравилась Аркадию. Веселые, раскрепощенные, в них ощущается надежда и уверенность в завтрашнем дне. И это было так заразительно, что хотелось смеяться и веселиться непонятно от чего.

— Командир стреляет первым! — объявил тот же Есик, как только они подошли к тиру.

Увидев компанию, грузный мужчина, обслуживающий желающих пострелять, тут же потрусил к задней стене тира. Там он ловко повесил мишени — три штуки, больше поместить не мог. Он правильно понял, что стрельбы по игрушечным тиграм и ящичкам с самолетиками не будет — будет соревнование, а это было интересно и ему самому.